Михаил Бударагин: Не смогут

Призыв Владимира Путина к Киеву (вывести войска и прекратить убийство сограждан) и к Юго-Востоку (перенести дату референдума) услышали обе стороны.

Будет родоплеменная свара между кланами Майдана

Отреагировали они по-разному.

Олег Царев заявил о том, что жители Донецка и Луганска решат, что делать с референдумом и даже готовы его перенести, если Киев отведет свои войска и боевиков.

Официальный Киев в лице Арсения Яценюка в свою очередь главного призыва остановить убийства не услышал вовсе. А через несколько часов после объявления о том, что все еще можно разрешить миром, бандиты-националисты и войска начали штурм Мариуполя.

Оба ответа предельно понятны. Юго-Восток готов к диалогу, Киев почуял кровь и не остановится.

Не говорите потом, что вам официально не предлагали.

Эскалация насилия со стороны Киева была неизбежной. Вся история Майдана – возгонка ненависти, насилия и презрительный отказ от любых попыток урегулировать устроенный кризис. Шаг за шагом они шли к нынешнему безумию.

Безусловно, Майдан мог привести Украину к худо-бедно сносному существованию на задворках Европы: это была бы вторая Румыния, немного более крикливая и нервная, но кое-как выращивающая зерно и поставляющая рабочую силу в ЕС. На фоне той катастрофы, что происходит сейчас, описанный сценарий кажется чуть не раем.

На определенном этапе противостояния Майдана и Януковича, который вел себя очень непоследовательно и сдавал всем и все, можно было вырулить на понятную Западу левую логику противостояния общества и власти. Запад это ценит, понимает, сам прошел через 1968-й и радостно объявил бы Украину витриной антикоррупционной борьбы.

Януковичу было что предъявить, его золотые батоны – есть ли картинка лучше? Логично было бы вообще оставить национализм в глубокой маргиналии, заткнуть Ярошей, Музычко, убрать из риторики любое упоминание о России и спокойно въезжать в Раду, парламент, ЕС.

Если бы Майдан выдержал очень простую и понятную линию – «мы – за труд, за мир, за равенство, против олигархов, против высоких цен, за социальное равенство» – никакие российские СМИ не смогли бы подать это как антироссийское выступление.

Долгая память – хорошая штука: я еще помню, как российские укропропагандисты пытались объяснить всем, что Киев – это просто такая Россия, только лучше, справедливей, свободней, что никаких нацистов там нет. Почти получилось убедить. Киеву не хватило самой малости.

Начались нелепые танцы с бубном вокруг русского языка: то изменить статус, то оставить, долго обсуждать, как будто эта тема вообще требует обсуждения (в стране, где русский – язык повседневного общения даже для многих столичных жителей) – Юго-Востоку вдруг оказалось есть над чем подумать.

Факельные шествия победивших бандеровцев и крики «Москалей – на ножи» – вот и готова отличная картинка для Запада и для России. Интересно, факелы в руки радикалам Путин раздавал, или как-то само получилось?

Дальше – больше. Пока некоторая вменяемая часть Майдана попыталась от радикалов отползти, медийным героем стал Сашко Билый, персонаж, который уже не нуждается ни в каких представлениях. Маргинал-террорист вдруг под камеры махал оружием перед депутатами, собирал дань и, в общем, чувствовал себя хозяином положения.

Майдан решил, что идеи равенства и социальной справедливости – это не очень интересно, а вот Музычко и факельные шествия – ровно то, что нужно для единой Украины.

Первая точка возврата была пройдена.

Дальше был Крым. Это было больно, но и тут можно было вести себя умнее.

Когда состоялся референдум и крымчане с российскими флагами праздновали возвращение в Россию, украинская пропаганда разрывалась между двумя нелепейшими тезисами. Во-первых, «референдум прошел под дулами автоматов» (радоваться людей, видимо, тоже заставляли автоматчики – это же так логично). Во-вторых, «в Крыму живут ватники, быдло, нелюди, уроды».

Сочетание этих двух пропагандистских приемов привело к тому, что Юго-Восток Украины решил вынести на голосование вопрос о своей дальнейшей судьбе в составе страны, которая прямо называет их недочеловеками.

Можно было бы объяснить Юго-Востоку, что с Украиной-то лучше, что тут пажити и пашни, радость и свобода, что разумные требования регионов будут удовлетворены, что есть пространство для диалога.

Киев решил, что национальная гордость не позволяет эльфам с Майдана мириться с какими-то ватниками. Губернаторами на Юго-Восток прислали полувменяемых олигархов (особенно потрясающе выглядит тут Коломойский с его баннером о 10 000 долларах за москаля), депутата Олега Царева, который до последнего старался быть кандидатом от региона на выборах, избивали, унижали, травили и довели до того, что он просто отказался участвовать в кампании, вместо диалога о том, как можно ужиться вместе в одной стране пошла возгонка ненависти к тем согражданам, которые не вписываются в идеалы украинства.

С ними поступали так:

Это была еще одна важная точка возврата. Все можно было переиграть, усадив того же Царева за стол переговоров.

Но Киев сказал вполне доступно и прямо: Вы – никто, и мы вас ненавидим. Ответом будет референдум, сорвать который Киев пытается танками, словно бы специально делая все, чтобы за максимальное отделение от Украины проголосовало как можно больше жителей Юго-Востока.

Если вы не можете победить, не начинайте воевать – эта простая мысль майдановцам в голову не пришла.

Весь этот путь Украина прошла стремительно, последней остановкой стала бойня в Одессе, после которой любой разговор с Киевом вообще лишен смысла. Искренняя радость, которую продемонстрировала националистическая Украина, в принципе лишает ее статуса субъекта переговоров. Если обгоревшие тела вызывают у вас прилив вдохновения, говорить с вами должны врачи в специальном месте.

Шаг за шагом Майдан делал все, чтобы проиграть и проиграть максимально нелепо, гадко и позорно. Юго-Востока не будет, Крыма уже нет, выборы будут сорваны в любом случае (Тимошенко уже заявила, что начнет новый Майдан, если не победит, а она не победит), и все потому лишь, что национализмом можно заниматься, когда есть нация. Когда нации нет, нужно ее строить. Долго, аккуратно, медленно.

Ничего не будет. Будет родоплеменная свара между кланами Майдана. Когда отпадет все, что может отпасть, кланы будут решать, кто самый украинистый украинец, это – лет на двадцать еще, быстро не разберутся.

В России тем временем – национальный подъем совершенно иного рода.

Когда майдановцы распространяли ложь о том, что в здании Дома профсоюзов были зверски убиты «граждане России и Приднестровья», это было попыткой самооправдания. Потом оказалось, что зверски убили «быдло», «ватников», «колорадов», и как-то дышать стало полегче. Наступила Африка.

В России все без лишних выяснений поняли, что в Одессе убили людей.

И венки и цветы несли людям. Украинцы они, русские, молдаване – люди, наши люди, люди русского мира от Лиссабона до Владивостока.

Всем вечная память. И если бы кто-то, узнав, что погибли не русские, а украинцы, цветы бы забрал, венок бы выбросил, я бы первым сказал, что человек этот просто болен.

Никто не забрал.

Почему?

Потому: «Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите». Федор Михайлович Достоевский, «Пушкинская речь», 1880 год.

Мы работаем над этим, Федор Михайлович.