Егор Холмогоров: Русская сотня

Раз за разом я становлюсь свидетелем дискуссий о том «книжном минимуме», который необходим современному образованному русскому. Предлагаются самые разные списки и самые разные подходы. Я тоже в этом активно поучаствовал в рамках проекта «100 книг».

Незнакомство с древнерусской литературой должно рассматриваться нами самими как столь же непростительное явление, как незнакомство с «Тарасом Бульбой» или «Войной и миром

Однако здесь русское и иностранное, личное и общезначимое густо перемешаны. Не бесконечен формат ста пунктов. Чтобы что-то включить, надо что-то исключить. А жертвовать тем, что действительно существенно для национального самосознания, в пользу общих мест и дублирования школьной программы и содержания «библиотеки старшеклассника» мне не хотелось.

Представляемая читателю «Русская сотня» составлена только из русских книг или книг о России и притязает (при всей возможной субъективности) на некоторую общезначимость и пригодность выступить стандартом для самообразования.

Отдел первый. Древняя русская литература

Представьте себе человека с тяжелой амнезией. Из сорока с небольшим лет своей жизни он не помнит первые тридцать. Пусть последние десять он жил ярко, бурно, увлекательно и разнообразно, так что год шел за пять, перед нами все равно человек с тяжелой патологией, человек без прошлого, человек без адекватной социальной адаптации. Именно в таком положении находится подавляющая часть нашего общества благодаря исключительно слабому изучению древней русской литературы.

За исключением историков и филологов (и то не всех) мы, как правило, не знакомы с первыми 800 годами нашей истории и нашей литературы в состоянии, минимально близком к подлиннику. Лишь уникальные поэтические свойства «Слова о полку Игореве» и его поэтические переложения сделали этот памятник чуть более известным (и то в основном при посредстве оперы Бородина).

Уже знакомство с русскими летописями, историческими трудами, повестями, житиями, автобиографиями является отрывочным, зачастую – в пересказе учебников и современных писателей.

Несмотря на огромную просветительскую деятельность Д. С. Лихачева и других специалистов, несмотря на дважды изданную монументальную «Библиотеку древнерусской литературы» (существует полная сетевая версия этого издания) и множество изданий и переизданий памятников, читают их все равно единицы, а школьная программа старается быстрее их проскочить.

Связывается это обычно с разницей языка – осилить древнерусские оригиналы якобы не всем под силу. Это неправда. Большинство даже самых древних русских памятников прозрачно по смыслу, и трудными могут оказаться разве что отдельные слова и синтаксические обороты.

При минимальном навыке чтения этих текстов трудности исчезают даже без изучения древнерусской грамматики. К тому же все древнерусские памятники сегодня переведены, и читать их, сверяясь с переводом (или, в крайнем случае, только в переводе), не составляет труда.

Любой другой народ, обладая столь огромной и значительной древней литературой, сделал бы ее неиссякаемым кладезем мудрости, источником вдохновения, основой образовательного стандарта по словесности. Мы же стали жертвами систематически прививаемого самим себе беспамятства и примитивизации, при которой уже язык Пушкина и тот кажется многим сложным.

Совершенно не обязательно становиться заложниками слепого хронологического порядка, при котором литература ХХ века оказывается «чтением для взрослых

Из этого порочного круга пора вырываться. Древняя русская литература в ее подлинном виде – это основа нашего национального мифа, выражение национального самосознания, это собрание великолепных героических и трагических сюжетов, ярчайших человеческих образов. И незнакомство с «Повестью о разорении Рязани Батыем», «Хождением за три моря» или «Житием протопопа Аввакума» должно рассматриваться нами самими как столь же непростительное явление, как незнакомство с «Тарасом Бульбой» или «Войной и миром».

Соответствующие изменения должны быть внесены и в курсы русской литературы. Совершенно не обязательно становиться заложниками слепого хронологического порядка, при котором литература ХХ века (зачастую очень примитивная) оказывается «чтением для взрослых».

Вполне можно давать древнюю литературу в старших 10–11 классах, включив ее и в экзамены, и в темы школьных сочинений. Почему темы «Тоска по Родине и любопытство к неизведанному у Афанасия Никитина», «Спор о власти и справедливости в переписке Ивана Грозного с Курбским», «Тема осады в Сказании Аврамия Палицына и Повести об Азовском сидении» хуже тем обычных школьных сочинений – я не понимаю.

Так или иначе, людям, которые хотели бы укрепить свою национальную и культурную идентичность, исцелиться от «амнезии первых трех четвертей жизни», неплохо бы взять дело изучения собой и своими детьми древней русской литературы в собственные руки.

I. Древняя русская литература. Основное чтение

В этом разделе представлены шедевры древнерусской словесности, без которой образованному русскому, на мой взгляд, должно быть невозможно даже себя помыслить.

Повесть временных лет

Начальная русская летопись, составленная в конце XI века на основании устных преданий и переработки информации о русских из византийских хроник. Содержит все базовые элементы русского исторического мифа, систему исторических персонажей – основателей русской культуры и государственности. В повествовании о детях и внуках Ярослава Мудрого приобретает характер добротной исторической хроники.

«Повесть» традиционно связывается с именем летописца – преподобного Нестора (его руке принадлежит также блистательное «Житие Феодосия Печерского»), однако каковы были использованные им предшествующие летописи и сколько редакций выдержал текст впоследствии, между учеными идут и по сей день жаркие споры.

ПВЛ не существует в качестве самостоятельной рукописи, входя с непринципиальными разночтениями в качестве начального раздела в большинство общерусских летописей.

Поучение Владимира Мономаха

Название цикла произведений великого государственного деятеля и полководца Древней Руси, выдающегося писателя Владимира Мономаха. «Поучение» представляет собой нравственное наставление сыновьям в соблюдении христианских заповедей в качестве правителя и человека, начинаясь с лирического отрывка, описывающего конфликт с братьями, в котором Мономах восстает за правду.

Второе произведение, носящее автобиографический характер – «Пути» – исключительно оригинально по жанру. Это перечисление с мемуарными заметками поездок по Руси и за ее пределы, совершенных князем. В отличие от церковного «Поучения», «Пути» носят более светский характер, прославляя жизнь воина и охотника.

«Письмо Олегу Святославичу» написано после гибели сына Мономаха Изяслава в битве с Олегом. Мономах оплакивает сына и свою судьбу и в то же время ищет христианского примирения с двоюродным братом.

Киево-Печерский патерик. Киев, 1791 г.

Киево-Печерский патерик

Яркое перенесение на русскую почву восточнохристианской традиции патериков – поучительных и занимательных, порой анекдотичных рассказов об обитателях того или иного монастыря. Основанный близ стольного Киева Антонием и Феодосием пещерный монастырь, естественно, становится средоточием бурных общественных и политических событий, в нем и вокруг него не только творится молитва, подвиги и благие дела, но и кипят зависть, интриги, бушуют бесы и нападают разбойники. В определенном смысле патерик был аналогом современного сериала, но только центральным элементом этого сериала является не романтическая линия, а битва православных подвижников за спасение своей души. Но битва эта не уныла и однообразна, а напротив – полна самых драматических перипетий.

Слово о полку Игореве

Шедевр древнерусской поэзии, обладающий столь исключительными литературными достоинствами и своеобразием, что постоянно предпринимаются попытки объявить его подделкой (сочинение которой в конце XVIII века было бы, впрочем, явлением еще более гениальным и совершенно невозможным по состоянию тогдашней лингвистики).

Произведение соответствует канонам древнерусской устной поэзии, с чем и связана его изолированность в письменной традиции, а с другой примыкает к общеевропейскому жанру «шансон де жест». «Слово» полно исключительно емких символов, его поэтический язык вычурен и порой загадочен. Вместе с тем оно дает исключительной силы эпические образы: затмение и битва, бегство Игоря и в особенности плач Ярославны.

Значителен и публицистический пафос «Слова» как призыва к единству князей в борьбе со степняками.

Вполне можно давать древнюю литературу в старших 10–11 классах, включив ее и в экзамены, и в темы школьных сочинений

Слово о погибели Русской Земли

Небольшое, но исключительно емкое стихотворение в прозе, дающее возвышенную интегральную характеристику Древней Руси эпохи перед монгольским нашествием. Поэтическая формула Русской Земли.

Это произведение, скорее всего, было введением к не дошедшему до нас описанию катастрофических последствий Батыева нашествия и сохранилось в рукописях жития Александра Невского.

Повесть о разорении Рязани Батыем

Рязанский эпос о монгольском нашествии, осаде и гибели Рязани. Самое эмоциональное и поэтичное описание похода Батыя в древней русской литературе.

В то время как в большинстве летописей поход монголов описывается как гнев Божий и явление непреодолимой силы, рязанская «Повесть» дает картину сопротивления с ярко очерченными сильными характерами: князь Федор, отказывающийся отдать свою жену хану, княгиня Евпраксия, бросающаяся с младенцем-сыном со стены, Евпатий Коловрат, ставший символом сопротивления русских монголам.

На этом основании «Повесть» часто пытались отнести к поздним и исторически малодостоверным произведениям, но целый ряд деталей и характеристик указывают на ее достаточно раннее (не позже первой трети XIV века) происхождение.

Перед нами не историческая хроника, но и не сочиненный задним числом роман, а идеальная икона сопротивления русских захватчикам.

Сергий Радонежский. Покров. 20-е годы XV в.

Житие преп. Сергия Радонежского

Созданное Епифанием Премудрым и обработанное Пахомием Логофетом житие самого почитаемого в средневековой Руси святого – игумена Радонежского Сергия.

Сергий был родоначальником масштабного движения общежительных монастырей, охватившего Русь в XIV–XVI веке и приведшего к появлению русских обителей даже за полярным кругом. Деятельность Сергия и его продолжателей строилась на сочетании молитвы, послушания и неустанного труда, что превратило эти монастыри в идеальных проводников хозяйственной колонизации русского Севера.

«Житие» подробно раскрывает механизм формирования и развития первого и самого знаменитого из монастырей этого движения – Троице-Сергиевой Лавры. Ярко рисуется фигура самого преподобного Сергия – игумена Земли Русской, подвижника, организатора и политического деятеля, сыгравшего решающую роль в становлении гегемонии Московского государства.

В Житии очень ярко охарактеризована жизнь и психология людей эпохи начавшегося возрождения Руси.

Сказание о Мамаевом побоище

Выдающийся памятник русской эпической историографии. Самое подробное и информативное из произведений Куликовского цикла, созданное в первой четверти XV века. От летописных повестей «Сказание» отличается тем, что путем сдвига и рекомбинации фактов старается создать выпуклый смысловой образ Куликовской битвы. В то же время, в отличие от поэтической «Задонщины», «Сказание» сообщает массу ценнейших и уникальных фактов, которые очевидно не являются домыслом, а основаны на доступной составителю информации.

Несмотря на огромную просветительскую деятельность и множество изданий памятников, читают их все равно единицы, а школьная программа старается быстрее их проскочить

Именно со «Сказанием» связано наше каноническое представление о Куликовской битве: благословение преп. Сергия Радонежского, поединок Пересвета с вражеским богатырем, обмен одеждой князя Дмитрия и боярина Бренка, выжидание и удар засадного полка во главе с Владимиром Серпуховским и боярином Боброком.

Некоторые гиперкритики пытаются объявить сведения «позднего» сказания недостоверными по сравнению с летописью и «Задонщиной». С этим нельзя согласиться, автору сказания как историографу доступно было большее число сведений, чем хроникеру-летописцу или поэту.

Другое дело, что обращался он, в соответствии с эпическими традициями историографии, более вольно. Например, заменив малоизвестного читателям литовского князя Ягайло на упорного врага Москвы Ольгерда.

Хождение за три моря Афанасия Никитина

Самый оригинальный памятник русской литературы хождений. Вместо классического паломничества по святым местам перед нами повесть о неудачливом тверском купце, чье плавание с мехами в Дербент было прервано татарскими разбоями на Волге.

В попытках окупить свою авантюру Афанасий забирается в Персию, а затем в Индию, исследует тамошнюю торговлю, нравы и обычаи, близко сходится с индусами, отвергает настойчивые предложения мусульман сменить веру.

Лейтмотивом «Хождения» является тоска по родине и православной вере, которую так трудно хранить на чужбине. Оригинальную черту представляют собой вставки на тюркском и персидском языках, в которых прославляется красота Русской Земли.

Переписка Ивана Грозного с Курбским

Оригинальное литературное состязание царя и беглого князя, каждый из которых был крупнейшим русским писателем, публицистом и «гуманистом» (в значении XVI века) своей эпохи.

Переписка подводит итог блестящей традиции русской публицистики – Иосиф Волоцкий, Филофей, Вассиан Патрикеев, Иван Пересветов, Максим Грек. Только в этой интенсивной атмосфере письменных споров могла возникнуть и осуществиться такая неожиданная форма, как публичное прение царя и беглого боярина, не имеющая даже приблизительных аналогов в мировой литературе.

Курбский обличает царя в тирании и нарушении божественных заповедей, в пытках и казнях. Иван отвечает провозглашением самодержавной доктрины – следует покоряться даже дурным государям, что причудливо перемежается у него с сентиментальными личными жалобами и упреками.

Оба писателя прославились и помимо своего конфликта – царь Иван своими посланиями и религиозной поэзией, Курбский – своей переводческой деятельностью, защитой православия в Польше и «Историей о великом князе Московском», в которой сумел «победить» Ивана историографическим обходом – именно воззрения Курбского стали для историков на несколько столетий каноническим описанием личности и деятельности Ивана IV.

14-й лист Радзивилловской летописи (список XV века, описывающий поход Вещего Олега на Царьград)

Житие Юлиании Лазаревской

В советском атеистическом литературоведении часто фигурирует как «Повесть об Ульянии Осорьиной» – редкий не только для русской, но и для всей православной литературы пример жития святого мирянина. Перед нами биография матери, почитаемой нижегородцами как святой, написанная ее сыном Дружиной.

Это рассказ о том, как Ульяна из жизни благочестивой и послушной жены помещика переходит на путь аскетического подвига: молитвы, бдений, отдачи всех сил на служение бедным и голодным.

Апофеоз подвига Ульяны – голод начала правления Бориса Годунова, когда она отдает нуждающимся все до последнего, расходует на бедных все имущество, а затем, распустив дворню искать пропитания, сама вместе с остальными погружается в пучину голода, печет хлеб из лебеды и коры, становящийся сладким благодаря ее молитве. Она умирает уже на излете голода, будучи в конце страшных лет веселее, чем в начале.

Перед нами картина осуществления аскетического православного идеала в частной жизни русского человека на фоне общенародной трагедии – голода – и картина торжества подвижнического духа над этой трагедией. Это икона русского женского характера и русского православного характера, осуществленных через личный жизненный подвиг.

Сказание Авраамия Палицына

Описание одного из самых ярких и героических эпизодов смутного времени – осады Троице-Сергиева монастыря отрядами «Тушинского вора». Описание составил один из участников обороны, келарь монастыря Авраамий Палицын – крупный историк и политический деятель эпохи одоления Смуты, активный участник ополчения Минина и Пожарского и Земского собора.

Перед нами широкая картина причин, хода и последствий Смуты, в котором осада символа России – Троице-Сергиевой лавры – занимает центральное место. Блестящим языком Авраамий описывает ход осады, организацию обороны, судьбы героев и предателей, случающиеся чудеса.

«Сказание» сформировало исторический канон восприятия Смутного времени и особенно его заключительной фазы – победы над смутой и является одним из прекраснейших памятников русской историографии, наиболее приближающейся к античному и византийскому канону «истории своего времени».

Повесть об Азовском сидении

Историко-документальная повесть об осаде захваченного донскими казаками Азова армией турецкого султана в 1641 году. Оборона пятитысячного казачьего гарнизона против двухсоттысячной османской армии – одна из самых блестящих страниц русской военной истории и истории казачества.

Повесть дает яркую характеристику активной обороны Азова, мешавшей действиям турок, картину подкопов и контрподкопов, переговоров, больше похожих на обмен бранью, между турками и казаками.

Морально сломленные османские силы снимают осаду Азова с большими потерями. Казаки просят русского царя решить судьбу Азова, и город возвращается туркам, так как Москва еще не готова к завоеванию города, время которого наступит спустя полвека.

Житие протопопа Аввакума, написанное им самим

Автобиография знаменитого вождя русского старообрядчества, очерк своей жизни, борьбы за старую веру против реформаторов, а также страданий и злоключений, благодаря которым Аввакум и его жена Настасья Марковна стали символом стойкости и претерпевания бед.

В этом произведении можно найти базовое (и, пожалуй, наиболее совершенное) выражение столь характерного для позднейшей русской литературы конфликта «личность, стоящая за правду против системы». Глубина, яркость, цельность личности Аввакума, несмотря на не утихший и по сей день спор о верности его идей и продуманности методов, сделали его одним из центральных героев русской культуры.

В следующем разделе:

II. Древняя русская литература. Дополнительное чтение:

Слово о законе и благодати митрополита Иллариона;

Житие Феодосия Печерского;

Русская Правда;

Хождение игумена Даниила во Святую Землю;

Житие Александра Невского;

Повесть о Довмонте;

Повесть о Петре и Февронии;

Послания старца Филофея;

Домострой;

Степенная книга;

Казанская история;

Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков;

Временник Ивана Тимофеева.