Евгений Крутиков: Майдан на Балканах

«Открытое» европейское общественное сознание приравняло бунты в крупных городах Боснии и Герцеговины к событиям в пригородах Парижа, заклеймило капитализм и посочувствовало «безработным мальчикам».

1

Республика Сербская не завязана на германские деньги в той степени, в какой это присуще мусульманским и католическим кантонам

Марксистская привычка концентрироваться на экономических и социальных причинах кризисов в обществе давно стала в Европе нормой. Не то чтобы это сильно мешало жить европейским интеллектуалам, нет.

Но такой подход отодвигает их на обочину современной политики, причем на обочину дороги, проходящей прямо по центру их собственной деревни. И лежа там, на обочине, в пыли устаревших в 1969 году «творческих социальных подходов» и лозунгов, им приходится ждать, пока из пролетающего мимо серебряного американского лимузина кто-нибудь сердобольно кинет монетку.

Дейтонскую систему для консервации послевоенной ситуации в разрушенной Боснии и Герцеговине придумали в США, но ответственность за ее эффективность возложили на европейцев. В основном на самую стабильную их часть – Германию.

Но мало кто помнит, насколько сильно Германия была настроена против своего прямого участия в миротворческой миссии в Боснии. Да и вообще на территории Югославии. Слишком много неприятных воспоминаний.

Даже хорваты – ревностные союзники Германии во Второй мировой войне – были психологически не готовы снова увидеть на своей этнической территории танки с черным крестом, лишь слегка подкрашенным сине-белыми цветами ООН.

А что уж говорить о сербах и мусульманах. Сейчас ситуация, конечно, изменилась, но ответственность за чудовищную систему государственного устройства бывшей Боснии и Герцеговины с Германии никто так и не снял. Помыкавшись немного от невозможности справиться с Дейтонской системой, немцы смирились и принялись привычно отстегивать деньги на механизм, который от рождения был нежизнеспособен.

2

Конечно, у волнений была конкретная социально-экономическая причина. То есть, собственно говоря, отсутствие как экономики, так и «социалки» при жутко раздутом и недееспособном административном управлении.

Президент Сербии Томислав Николич (фото: Reuters)

Но уже через несколько часов буйства в Тузле вокруг администрации закрытых заводов действие распространилось на другие города и кантоны Боснии и Герцеговины и достигло апогея в столице, где нападению подверглось почему-то не просто здание правительства кантона Сараево, а та его часть, где хранился государственный архив.

Как только документы догорели, по социальным сетям начали гулять призывы к жителям Республики Сербской к аналогичному «восстанию», хотя никаких предпосылок для социально-экономического бунта там нет.

Республика Сербская не завязана на германские деньги в той степени, в какой это присуще мусульманским и католическим кантонам, она в целом аграрная, и вектор ее развития сильно отличается от «евроинтеграции» Сараево.

Сербское население на призывы к бунту отреагировало собственной мобилизацией по тем же социальным сетям, и попытка «майданизации» Республики Сербской была сорвана. Но если присмотреться внимательней – лишь отложена на некоторое время.

3

В последний год в общественное обсуждение несколько раз вбрасывалась мысль о возможном обмене территориями на Балканах. Причем речь шла уже не о дальнейшей «кантонизации» по дейтоновскому образцу, а о прямом отказе от принципа нерушимости границ, каким мы все его помним по Потсдамской конференции и Хельсинкскому акту.

Американской дипломатии наконец стало понятно, что, держась одновременно за несколько нестыкующихся между собой устаревших положений международного права, разрулить новые кризисы на Балканах никто не сможет. Косово так и остается частично признанным государством, несмотря на активное надувание щек. То есть, по сути, ничем не отличается от Южной Осетии и Абхазии с Северным Кипром, что в свою очередь создает ненужный Вашингтону прецедент.

Также не случилось и экономического бума в Приштине, несмотря на попытки все той же Германии реанимировать экономику края. Косовары отказываются работать в привычном понимании этого термина даже в тех объемах, в которых их едва ли не насильно заставлял Броз Тито, вкладывая безумные деньги в промышленность и угольные шахты на территории КосМета.

Вбрасываемые планы адресованы в основном руководству Сербии в лице президента Томислова Николича, все еще демонстрирующему чудеса эквилибристики, балансируя между традиционалистскими силами и сторонниками евроинтеграции.

В Республике Сербской Босны сторонники евроинтеграции в явном меньшинстве

Причем именно сейчас, когда Николич был вынужден распустить парламент и назначить на март досрочные выборы. Сербам предлагается окончательно и бесповоротно признать независимость Косово в обмен на или аналогичное признание независимого статуса нынешнего «энтитета» Республики Сербской Босны, или вообще ее присоединения к собственно Сербии.

Исторически и психологически такая постановка вопроса выглядит странно, если не сказать, провокационно. Для традиционалистски настроенной части населения Сербии здесь нет никакого выбора вообще, поскольку и за сербскую Боснию, и за Косово воевали из одинаковых патриотических соображений, в которых не было ни грамма экономического прагматизма, так модного в современной «социалистической» Европе.

И отдать одно, чтобы затем получить другое – странно и кощунственно. Для сторонников евроинтеграции здесь тоже заключен подвох: с одной стороны, очередной «прогиб» под предложение ЕС безусловно приблизит долгожданную отмену виз, но, с другой стороны, увеличит число как раз противников евроинтеграции за счет граждан Республики Сербской, в целом настроенных антиевропейски.

Рейтинг Николича и так невысок, а такой новый «рукотворный» раскол нации накануне выборов стабильности не прибавит. В Республике Сербской Босны сторонники евроинтеграции в явном меньшинстве, причем есть и дополнительный аргумент «против», которым не обладают традиционалистские силы в самой Сербии: они «в Европе» уже пожили и ничего хорошего там не увидели.

Кстати, аналогичная ситуация и в самом Сараево – на улицы вышла молодежь, сыновья тех, кто прошел войну, но видели они только «евроинтегрированную» Боснию со всеми ее прелестями.

Самым большим аппаратом чиновников в мире, самыми большими на них тратами в мире, деиндустриализацией, безработицей, моральным распадом, помноженным на традиционный криминалитет, и боязливой консервацией первопричин разрушительной войны.

4

Население Республики Сербской дилемму «входить или не входить в состав Сербии» в целом вообще не рассматривает. Ситуация до боли напоминает ту, что сложилась к последнему времени в Южной Осетии, статус которой хоть и отличается от «энтитета» сербов Боснии, но все же очень с ним схож.

С 1995 по 1997 Карл Бильдт занимал пост спецпредставителя ЕС в бывшей Югославии и Верховного представителя в Боснии и Герцеговине, а с 1999 по 2001 был специальным посланником Генерального секретаря ООН на Балканах. С октября 2006 года является министром иностранных дел Швеции (фото: Reuters)

Одна из местных партий взяла на вооружение лозунг о присоединении Южной Осетии к России, не принимая во внимание многократно озвученную позицию президента Путина о поддержке именно независимости РЮО. В результате искусственно подогретого пиарщиками скандала партия была вынуждена отречься от своих слов, но идеологическое напряжение в обществе сохранится, скорее всего, до парламентских выборов.

В Республике Сербской Босны такой дискурс проводится в куда более смягченной форме. Население скорее готово согласиться на полную независимость и выход из евроинтегрированной БиХ, чем на полное присоединение к Сербии. Такая постановка вопроса была даже закреплена законодательно.

В 2008 году парламент Республики Сербской постановил, что если большинство стран – членов ООН и Евросоюза признает Косово, то этого будет достаточно для окончательного юридического отделения от Боснии и Герцеговины. Оба этих условия к началу 2013 года уже были выполнены, так что сербам Боснии не нужно даже прибегать к дополнительным процедурам для провозглашения независимости.

Но полная и окончательно признанная независимость сербского энтитета повлечет за собой почти разрушительные последствия для структуры международного права и западной тактики в такого рода конфликтах.

Во-первых, признав Республику Сербскую, ЕС и США будут вынуждены пересмотреть свои взгляды на Абхазию, Южную Осетию и иные аналогичные «кейсы».

Во-вторых, это будет означать распад государства, уже искусственно созданного на руинах более мощной системы – старой Югославии.

В-третьих, и Вашингтону, и Брюсселю придется признать бессмысленность и бесполезность своих многолетних усилий по консервации БиХ в старых, еще «османских» границах методом этнической обособленности кантонов. По сути дела, это привело к созданию монорелигиозных зон, а через поколение – к новому росту межэтнической и межрелигиозной напряженности.

Даже в Сараево численность мусульманского населения выросла до убийственных 95%, чего никогда не было в истории этого миллионного города. А упорное «наведение гламура» на страну, так и не оправившуюся от жуткой войны, в первом же «невоевавшем» поколении дало идеологический сбой.

Попытка дестабилизировать Республику Сербскую по «украинскому» сценарию, используя как запал социальный кризис в стране и социальные сети как метод, имеет целью сместить президента Милорада Додика и привести к власти в Банья-Луке некое «проевропейское» правительство.

Примечательно, что главным действующим лицом со стороны ЕС опять оказался вездесущий Карл Бильд, для которого евроинтеграция бывших пространств СССР и Югославии стала чем-то вроде личного фетиша. Он в последних своих интервью настаивает исключительно на социально-экономических причинах «майданизации» Боснии и Герцеговины, причем обвиняет в этом правительство в Сараево, которое как раз и было создано под его, Карла Бильда, тогда спецпредставителя ЕС по Боснии, непосредственным руководством.

Дополнительным раздражающим фактором для евроинтеграторов стало и подключение Боснии и Герцеговины к российской газовой системе. Некоторые наблюдатели посчитали это формой давления на Сараево с целью более тесно интегрировать БиХ в орбиту российских интересов или хотя бы как шанс, который Москва сможет использовать в будущем во время ожидаемой дискуссии вокруг изменения статуса Республики Сербской.

Вполне возможно, что российская дипломатия будет увязывать дальнейшую судьбу страны и Республики Сербской со статусом Абхазии и Южной Осетии, отталкиваясь от постепенного, «мягкого» отказа от устаревшей практики международной политики, в частности от стремления сохранить архаичную территориальную целостность того, что, по сути дела, давно уже развалилось. Во всяком случае, ожидать стабильности в этом регионе уже никак не следует, и покой дипломатам, как европейским, так и российским, только снится.