Владимир Мамонтов: Про «Соль»

Когда (и если) всё это будет произнесено, станет поздно ядовито подшучивать, вспоминать ошибки. Надо будет всем как один проявлять, затягивать, не сдавать – и стиснув зубы.

Поэтому выскажусь заранее. Пока синица беспечно посвистывает на облетевшем дереве сакуры, а «Булава» летает на Куру.

Я наелся колбасы, наслушался песен и басен, выпил почти весь отмеренный мне вискарь

Недавно отмечали двадцать пять лет падения Берлинской стены. И я впервые за все годы пересмотрел концерт, посвященный знаменательному событию, где давали представление The Wall, пели Роджер Уотерс, Синди Лопер и Scorpions. Больше всего меня именно «скорпы» и потрясли: на торжества по случаю освобождения значительной части человечества от ига тоталитаризма они приехали на чудовищном белом лимузине. Пошлейшем белейшем лимузине, из которого вышли в дыму абсолютными фиглярами, завопили In the Flesh, обвили микрофонные стойки, потянули на себя соляги, короче, весь набор рок-пошлостей.

Ужас в том, что тогда мне это нравилось. И лимузин, и Клаус Майне, и пластиковые кирпичи. Я не понимал, зачем Уотерс так прокладывается: он-де согласился петь не по случаю победы капитализма над социализмом. А по случаю свободы и ветра перемен. Неужели он уже тогда понимал, на чьих похоронах поет? Даже домотканый оркестр западной группы войск (его тоже пригласили урезать марш) радостно наяривал, не понимая. А на Уотерсе сказались, видимо, признанные расширители сознания: по условиям игры рокер не может быть за капитализм и общество потребления, посредством яростного протеста против которого он и зарабатывает свои миллионы.

На самом деле лимузин-то давил жалкие остатки великой мечты о справедливости, счастье и равенстве. Под мои же восторженные аплодисменты. Сейчас во всём принято винить Горбачёва, который даже денег толком не попросил с немцев за объединение. Но я готов разделить с ним вину. Михаил Сергеевич был тогда даже не агент влияния: он искренне не понимал, камо грядеши.

Один восточный немец рассказывал мне про собственное тогдашнее устройство так: я бесплатно выучился, оздоровился, харцером научился разжигать костёр, первый раз побрился, повзрослел и стал на твердую почву в ГДР. А теперь жду перемен и хочу за стену. Я не Another Brick in the Wall, ясно? Кто ж теперь вспоминает, что сама пластинка эта – вовсе не про социализм, что художнику везде душно и там хорошо, где нас нет? Потом немец вздыхал, мы пили вильямовку, и он, благополучный, объединённый немец из процветающего фонда имени другого знаменитого немца, сказал: стену строили с двух сторон. Все забыли, что ещё в 1953 году Сталин отправил мировому сообществу «мирную ноту», в которой предлагал как раз Германию не делить, а прямо-таки объединить – «от Лиссабона до Берингова пролива». Там испугались, сочли пропагандой (не без оснований), создали из своей части Германии Бизонию, а потом и Тризонию, вооружили, включили в Союз угля и стали, что угодно, только бы не допустить усиления позиций СССР...

Но это к слову. Не об этом сейчас, а о умонастроениях конца восьмидесятых. Нас таких было немало, счет шел на десятки, на сотни миллионов: тех, кто вслед за Борисом Гребенщиковым* считал, что «пора вернуть эту землю себе», но не знал, как и чем кончится. Чего же нам тогда хотелось? Колбасы, к примеру. Там, за стеной, было сто сорок сортов колбасы. А у нас два, несмотря на все преимущества социалистической системы. Слушать не под одеялом Pink Floyd. Ездить – даже не на лимузине, просто не на «трабанте». Не на «запорожце». (А ведь именно на нем выезжала в будущее вся послевоенная Италия, а вовсе не только мы, несчастные). И путешествовать: в ту же Италию! В Пизу, к примеру. Там башня падает да никак не упадёт, а вокруг капитализм, загнивает-загнивает, не сгниёт никак. Вообще, задолбали эти ограниченные политбюрошные старцы с их головой Ленина на знамени, хирургически отрезанной по воротничок пальто. Которое висит в псевдорусском здании разгромленной большевиками Думы – «одно пальто простреленное». И ещё нам хотелось денег, потому что они стали ключом ко всем дверям.

А пели кругом про ветер перемен.

Чего нам на самом деле хотелось, без булды про демократию и свободу – легко понять, если вспомним, что мы стали пить, есть, смотреть, желать, чему молиться, едва появилась такая возможность. Я частенько проезжаю мимо заброшенного пятиэтажного дома-мечты, ловко вписанного соток в десять пригородного участка. На крыше его патриотично растут березки. В подвале – могу спорить – стоят запылившиеся бутылки из-под вискаря: коллекция. На стенке в рамке билет на концерт Deep Purple в Москве. В гардеробе – слегка поношенные рубахи Turnbull & Asser, как у Бонда. А в ящике стола пожелтевшие квитки на арендованный в честь праздничка белейший лимузин. Не спрашивайте, почему я так уверен. Не знаю. Как не знаю, где сейчас хозяин: может, в земле сырой, а может, в Швейцарии шале купил, в соответствии с расширившимся уровнем сознания.

Взглянув мысленно с высоты этого особнячка, обнявши молодую березку, ещё вчера можно было увидеть страну, которую я назвал бы страной сбывшихся надежд. Кругом полно колбасы. Больше только долларовых миллиардеров и разорённых моногородов. Бабы, мужики и андрогины, в разы бездарнее «скорпов», успешно корчат из себя отечественных «звезд». Без тура в Египет не соблазнишь даже «Розу леспромхоза».

И вдруг началось: опять подул ветер перемен. Wind of Changes, я бы сказал. Туркомпании лопаются, Роза ходит не отдохнувшая. Нас опять обложили со всех сторон, но боятся-боятся, как «мирной ноты Сталина». Президента, совершенно по-берлински воссоединившего Россию с Крымом, исключают из «восьмёрки» за плохое поведение. Постаревший Гребенщиков на альбоме «Соль» поет горестно и, на мой взгляд, неожиданно конъюнктурно «сколько мы ни пели, всё равно что молчали», губернатор – бандит и ворюга, а «мы в самом начале», и вообще корячится советский «праздник урожая во дворце труда».

Путаница страшная: кто что намерен защищать, если придётся? «Совок», колбасу, Гоголь-центр, шале в Швейцарии? Новороссию?

А я помню другой список: партократов? Сталинщину? Дефицит электрических лампочек? Песни Серафима Туликова? Фильмы Сергея Бондарчука?

Между первым и вторым списком вроде бы мало общего: только то, что оба не про соль. Соль не в том. Соль в том, что между первым и вторым списком стало меньше страны, которая числилась под разными именами, но всегда была Россией. Я твёрдо знаю про воров, про губернаторов, про дурацкую реформу образования, про пошлых хозяев нынешней жизни, которые, ах, какие нехорошие люди, всё меряют на деньги. Но, злясь и понимая, я не хочу оказаться среди всей этой возможной бучи в составе оркестра западной группы войск, который с идиотской улыбкой играет на своих похоронах. Я наелся колбасы, наслушался песен и басен, выпил почти весь отмеренный мне вискарь. Я уже не тот дурачок, который в восьмидесятые с восторгом стряхивал пыль от падения стены с рукава своей гэдээровской куртки.

Мне на смену пришли новые – молодые и прекрасные.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом