Тимофей Бордачёв Тимофей Бордачёв Почему потомки Уленшпигеля не дали украсть российские деньги

Бельгия – один из столпов европейской цивилизации со всеми ее выдающимися и отвратительными особенностями. И она же стала порогом, о который споткнулась самая серьезная попытка Запада совершить открытый грабеж российских средств.

12 комментариев
Ирина Алкснис Ирина Алкснис «Прямая линия» Путина стала обязательной частью новогодних праздников

Гордость за наше прошлое, оптимизм по поводу настоящего России и уверенность в будущем страны – главные составляющие позиции Путина и как президента, и как гражданина, и как человека.

2 комментария
Владимир Касютин Владимир Касютин Собаки и кошки – мягкая сила России

Выяснилось, что среди наших соседей – бывших республик СССР и даже стран Восточной Европы – велик запрос на простые человеческие истории о любви и преданности. Что забота о животных и признательность к ним – универсальна.

20 комментариев
24 октября 2014, 10:40 • Авторские колонки

Егор Холмогоров: Родная речь

Егор Холмогоров: Родная речь

Кажется, мы все-таки недооцениваем нашу школу. После пусть и примитивных учебников и уроков наши дети начинают тянуться к знаниям и хотят задавать вопросы. Проблема в том, умеем ли мы на них достойно ответить.

Вчера меня встретила дочка и спросила, указывая на лежащую на столе книгу историка Г.В. Абрамовича:

– «Князья Шуйские и российский трон»? Папа, а разве много было Шуйских на троне? Разве не один?

Не каждый помнит, когда была Куликовская битва и кто такой Владимир Мономах. Но Лукоморье. Брег. Русью пахнет. Этого уже не забыть и не перепрошить

Я начал терпеливо объяснять, что Шуйские были князья Суздальские, потом пошли служить московским государям. Иван Шуйский оборонял Псков, Василий после интриг стал царём, а его четвероюродного племянника отравили, потому что он был выдающийся полководец и завистники боялись, что он станет царем....

И только потом осознал, что рассказываю все это девятилетней девочке.

Потом мы обсудили Лжедмитриев 1, 2 и Марину Мнишек, а также судьбу Ворёнка («А правда, что у Марины Мнишек сына удавили?»).

Выяснили, что она не читала пушкинского «Бориса Годунова». Нашли книжку с «Борисом Годуновым».

– Наряжены мы вместе город ведать... А «наряжены» – это значит «нарядились»?

– Нет. «Наряжены» – значит снаряжены, назначены на какую-то работу, «в наряд». А уже отсюда взялось «наряжаться» – в смысле одеваться так, чтобы можно было показаться на людях.

Удивились посвящению Карамзину. А кто это?

Я рассказал про Карамзина, «Историю» и «Бедную Лизу».

– А почему она утопилась? Можно же было другого найти.

Тут я, внезапно, завел речь не о тяжелой судьбе крепостной крестьянки в царской России, а о литературном направлении сентиментализма: ведь героиня обязательно должна утопиться, иначе жизнь не удалась. А вот в готическом романе всегда замки, привидения и прочие ужасы и т.д.

Так мы дошли до «Евгения Онегина», которого девочка решила прочесть в полном издании, а не в короткой природоведческой цитате. Очень удивилась, когда узнала, что сюжет «Евгения Онегина» можно пересказать одним предложением.

– А зачем тогда такая длинная книга?

Я начал объяснять, что такое «энциклопедия русской жизни»: открыли страницу и разобрали, что такое «эклога» и «брусничная вода» и почему это было важно в эпоху без холодильников и газировки.

В общем, как гласил рецепт пунша из английской книги XVIII века: «Подсластите кварту сидра двойной дозой рафинированного сахара, добавьте молотого мускатного ореха, затем в полученный напиток подоите корову».

– Нет, наверное, я бы не смогла жить без холодильника.

Заодно полистали учебник чтения:

– А кто такой Некрасов?

– Он написал про коробейников и про Мороза-Воеводу.

– А кто такой Бунин?

– Эээээ. Ооооо. Ммммм. Ну... он писал такие короткие рассказы... А зачем тут вообще Бунин?

– Ну, это главная сенсация этой книжки, что тут есть Бунин.

С облегчением думаю, что дома, вроде бы, не должно было остаться Бунина и развить интерес будет затруднительно. А принудительное посещение фильмов Михалкова у нас, тьфу-тьфу, пока не ввели. Хотя еще один провал – введут.

В начале учебника – картинка: старинная рукописная книга, затем первопечатная.

– Наверное, их совсем невозможно прочесть...

– Почему же?

Жестом волшебника стаскиваю с верхней полки «Катехизис» Лаврентия Зизания в старообрядческом издании XVIII века репринтом с XVII и с легкостью прочитываю первую страницу:

«Вопрос: Понеже вся наша мудрость христианская всем предлежит еже Господа нам знати и самих себе, сего ради вопрошают тя: что еси ты? Ответ: Аз есмь человек, создание Божие словесно, творение руку его по образу его и по подобию его».

– Бррр. Нет! Я никогда тут ничего не пойму...

– Неправда. Поймешь легко. Вот эта буква с двумя загогулинками – это «омега». Она читается как «о».

– Это как у греков?

– Да. Как у греков. Наши же буквы взяты от греческих. А вот слово «ГДИ» и наверху черточка и буква «с». Это называется «титло» – сокращенное написание всем известных слов. Например, «Господи». Это понятно?

– Понятно.

Резюме будет немного парадоксально. Кажется, мы все-таки недооцениваем нашу школу (по крайней мере, хорошую школу, а у нас хорошая школа, у нас на выборы даже Собчак приходила обвинять комиссию во вбросах).

После пусть примитивных школьных учебников и уроков наши дети начинают тянуться к знаниям и хотят задавать вопросы. Проблема в том, умеем ли мы на них ответить, или предстаем «немогузнайками», от бессилия покрикивающими: «Не мешай. И без тебя забот полно. Марш уроки делать».

Разумеется, ответив так, не следует после удивляться своему чаду, жрущему «Ягу» на разбитых качелях во дворе. Даже в нынешнем деградирующем виде наша система образования и, в частности, русская словесность дают еще и пищу для ума и содействуют выработке идентичности.

Благодарны за это мы должны быть Пушкину (я понимаю, что сейчас юбилей Лермонтова, но я – опять об Александре Сергеевиче).

Именно он создал двуединый старо-новый, русско-церковнославянский, архаично-новаторский русский язык. Этот язык – наша своеобразная тайна, которую мы постигаем сперва еще дошколятами через впечатывающиеся в самую подкорку слова сказок, затем в школе – через невероятно сложный и непонятный для посвященного язык русской классической литературы, язык Пушкина, русский язык.

Помнится, одно время, когда шла полемика о введении экзаменов по русскому языку для мигрантов, мы возражали: ну подучит он чуть-чуть, сдаст экзамен, но разве от этого он станет русским или хотя бы начнет думать как русский, что это в нем изменит?

Разумеется, если речь об адаптированном тексте в стиле «папа любит деньги, папа моет деньги мне на третий кадиллак» – то это совершенно справедливо. Но вот если сурово и по всей строгости натолкнуть на известные каждому из нас с детства строки...

Я тоже думал, «чего тут сложного», пока год назад не взглянул отстраненными глазами на учебник чтения для тогда еще второго класса и представил этот элементарный текст глазами экзаменуемого мигранта:

У Лукоморья дуб зеленый.

Лукоморье? Что это? Где? Это море, где растет лук?

А уж если преподаватель спросит: «Какое произведение русской литературы, которое знает каждый ребенок наизусть, однозначно указывает на права русского народа на земли Новороссии?» – так вообще наш испытуемый впадет в ступор.

Златая цепь на дубе том.

«Златая»? Почему «златая», если в словаре «золотая»?

И днем и ночью кот учёный,

Все ходит по цепи кругом.

Уфф. Две строчки пройдены без претыканий. Кстати, что такое «претыкание» и чем оно отличается от «преткновения»?

Идет направо – песнь заводит,

Налево – сказку говорит.

Что такое «песнь»? Почему ее «заводят»? Это какая-то машина, похожая на пса? Зачем кот говорит «сказку»? «Говорить» можно только «сказке»...

Там лес и дол видений полны.

«Лес и кто», простите? «Нет существительных, согласующихся с прилагательным «полны» – сообщает суровый MS Word.

Там о заре прихлынут волны,

На брег песчаный и пустой,

И тридцать витязей прекрасных

Чредой из вод выходят ясных,

И с ними дядька их морской.

Чредой. Брег. Прихлынут. О заре. Об «озарении» в словаре еще написано. Но что такое «о заре»?!

Здесь голова человека, изучающего русский язык по грамматике и словарю Ушакова, разбухает и гибнет память ее с шумом. Над ее обломками хрестоматия для второго класса торжествующе наговаривает себе на полновесную 282 статью:

Там русский дух... там Русью пахнет!

Взгляните на хрестоматийную банальность класса глазами человека, которому не читали сказок Пушкина с его бессловесного детства, и поймите, что перед вами совершенно загадочные письмена, понятные лишь посвященному.

Между тем влагой этих слов пропитываются с детства мозги даже тупейших из нас. Не каждый помнит, когда была Куликовская битва и кто такой Владимир Мономах и чем он отличается от одноименной шапки.

Но Лукоморье. Брег. Русью пахнет. Этого уже не забыть и не перепрошить.

Подвозивший меня после передачи домой водитель меланхолично заметил:

– А здесь вот пробка подрассосалась.

Опешив на секунду, я понял, что понимаю, что он сказал, причем понимаю именно в том самом смысле и отпускать пошлые шутки мне совершенно не хочется.

Пробка действительно подрассосалась. На «Яндексе» сбалило.

Берегите русский язык!

И особенно его понятную только вам и мне непонятность.