Владимир Березин: Румяная фефёла

«Пришла Проблема пола, румяная фефёла, и ржет навеселе», – это написал поэт Саша Черный. Написал он это очень давно, в 1908 году, когда в России случилось то, что сейчас назвали бы «сексуальной революцией».

У нас не было «сексуальной революции шестидесятых» в западном понимании этого явления. В России было две волны перемен в отношениях между полами, и первая случилась в десятые-двадцатые годы ХХ века. Затухало это как раз во времена комсомольских экспериментов в области жизни без быта (и главное – без совместных обязательств).

Кто-нибудь говорит: «Мужчина обязан быть нежным», и пятьсот комментариев с обобщениями про Путина и Коллонтай

Вторая волна случилась в конце восьмидесятых – во время известных социальных изменений: грубо говоря, появилось «где», то есть возможность съема квартир, в гостиницах стали селить без штампа, перестали сажать за порно, да и вообще общество стало менее пуританским.

Сейчас все вроде устоялось, но то и дело люди в телевизоре или Сети начинают яростно обсуждать чьи-нибудь слова: «У кого зарплата меньше 300 000 в месяц, тот не мужик».

То есть речь идет не о сексе, а о том, что называется ученым словом «гендер», то есть о социальных отношениях между полами.

Тут есть три соображения.

Во-первых, мотором этих споров являются произвольные обобщения. Это как, к примеру, суждение: «При Советской власти все страдали от квартирного вопроса» – понятно, что в одних городах – да, в других был почти деревенский сектор, на Кавказе было одно, а в Средней Азии другое. Что не отменяет большей монолитности общества СССР, чем в Российской Федерации.

Если говорить о сегодняшних гендерных отношениях, они разные – в Москве одни, а вот в Подмосковье, в маленьких городках, типа Егорьевска, другие. Причем в области очень много мигрантов, осевших там уже лет десять-двадцать, с гражданством, но иными гендерными отношениями. Понятно, что в московских диаспорах одно, в среде хипстеров – другое, а среди менеджеров среднего звена – третье.

Общий вывод в том, что с малого количества гендерных моделей – как в прошлом – мы перешли к большему количеству. Это единственное, что мы можем фиксировать. Дальше следуют лишь предположения. То есть мы не можем сказать, что что-то доминирует или вообще, что есть какой-то тренд – это в области белого шума.

Во-вторых, чрезвычайно интересно, как это все обсуждается. Обычно вначале появляется набор банальностей, но банальностей бесспорных, а спорят с ним с помощью других банальностей, тоже неформализованных. Кто-нибудь говорит: «Мужчина обязан быть нежным». Пятьсот комментариев с обобщениями про Путина и Коллонтай, при этом под словом «нежность» все понимают разные вещи, а про слово «мужчина» я уже не говорю. Или скажет кто-то на ток-шоу: «Была в Милане. Насколько лучше там женщины выглядят!» И нате, в студии уже драка. Мотор споров включается на полные обороты, если все это умышленно и нечаянно смешать, да при этом задеть эго читателя или зрителя. Необязательно деньгами, а указать ему, скажем, на излишнюю тучность.

Но всегда это смесь нечетких терминов с очевидными истинами. Споры о том, много ли годных мужчин (или красивых женщин) и указывает ли это на наше национальное ничтожество, совершенно пустые – это именно психотерапевтическое выговаривание. Ну, надо заниматься спортом и думать головой – никакое правительство это за тебя не сделает и мировая закулиса в этом не поможет.

Но вот третье соображение и есть как раз соображение личное.

В былые времена студентов (в том числе и технических специальностей) заставляли читать статью Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Поэтому мысль о том, что семья обусловлена экономикой, совершенно не нова. Гендерные отношения обусловлены состоянием общества (это и вовсе – «масло масляное»). Вот были большие крестьянские семьи, которые выживали в условиях нелегкого крестьянского труда, потом пришло время пенсий (это, кстати, очень недавнее изобретение), и семьи стали меньше. Люди в городах стали жить обособленно, отношения между полами стали зыбкими, необязательными.

Гендерные дела соотечественников в пору экономического кризиса девяностых были тоже кризисными – детей рожали меньше, и это сейчас чувствуется. Выбирать-то часто не приходилось. Но куда интереснее дела обстоят сейчас, когда наличествует хрупкий баланс между достатком и тревогами завтрашнего дня. С одной стороны – человеку хочется индивидуального счастья и минимальной ответственности. С другой стороны, чем крепче связь между людьми, чем больше их в ячейке общества, тем она сильнее. И пришельцы с юга и востока это постоянно показывают жителям больших городов.

Сегодняшний день очень важен. Это время, когда есть возможность выбора: вложиться, как говорят, в свой род, или понадеяться на отечественную или, паче того, зарубежную пенсионную систему. Вступить на трудный путь взаимных уступок и взаимных обязательств или просто пользоваться румяной фефёлой по упрощенному гендерному соглашению.