Михаил Бударагин: Бронепоезд на запасном

Громкие скандалы с ЕГЭ – сначала на Дальнем Востоке, затем в Дагестане – породили уже своеобразный жанр: разоблачение экзамена. В Сети полным-полно роликов (не всегда понятно, какого они года), множество свидетельств очевидцев (проверить которые нельзя), пользователи яростно высказываются о том, что «все пропало, шеф».

Я очень не люблю ЕГЭ, но не так давно я наткнулся в своей ленте в «Фейсбуке» на категорическую ссылку о том, как плохи нынешние первокурсники, спасу нет. Ссылку обсуждали, и я даже не стал вмешиваться и писать о том, что три (!) года назад эту статью опубликовало одно из федеральных изданий.

Пусть.

Коротко о Дальнем Востоке

Ключевая проблема ЕГЭ – не в ЕГЭ, а в том, что преподаватель вуза должен читать минимум часов. Четыре в неделю – вполне достаточно

Мне кажется важным понять не медийную составляющую (она, в общем, ясна: память у людей короткая), а то, что происходит со школой и ЕГЭ в общем контексте, социальном, демографическом, образовательном.

Мы очень любим оперировать мифами, один из которых звучит так: «ЕГЭ ненавидят учителя». Это не совсем правда или совсем не правда: сразу же после скандала с Дальним Востоком я побеседовал с Сергеем Новиковым, учителем математики, руководителем Елизовской физико-математической школы, о том, что он думает об экзамене, учениках и школе.

Главное, что сказал мне Новиков: ЕГЭ по математике адекватен, проблемы у экзамена есть, но все они технически решаемы, выпускников школ крайне мало и не хватит почти ни на что, возвращаться к старой форме сдачи экзаменов нельзя. Запомним эти выводы.

Не подходит

Следующая болевая точка – Дагестан. Две основные проблемы состоят в том, что именно он таинственно оказывается в центре общественного внимания из-за нарушений ЕГЭ (решительно не уверен в том, что дела в Ингушетии, например, обстоят принципиально иначе), и в том, что где-то существует огромная масса вошедших в пословицы «стобалльников», которых вузы устают отчислять после первого курса.

Где-то существуют, но кто бы их видел.

Итак, нарушения. Я беседую с Лидией Панченко, заместителем директора по учебно-воспитательной работе СОШ № 7 города Кизляр.

«Сказать, что негативная обстановка, нельзя. В большинстве своем все проходит на должном уровне. Технические проблемы есть, нарушения есть, их никто не отрицает, но это – единичные случаи. Такое происходит не только в Дагестане, не только на Северном Кавказе, но и в других регионах России. Любой случай, связанный с выходцем из Дагестана, максимально тиражируется. У всех на устах: мол, здесь что-то негативное, страшное происходит. А на самом деле замечательная молодежь», – рассказывает Панченко.

Спрашиваю об «экзаменационном туризме» (родители перевозят своих детей в поселки и аулы, чтобы легче было сдать ЕГЭ»: «Три–четыре района, насколько я знаю, где был всплеск регистрации».

Но «узкие места» есть, они состоят совершенно в другом.

<table cellspacing="0" cellpadding="0" class="imgleft"><tr><td><img src="http://img.vz.ru/upimg/723/723328.jpg" width="250" height="200" title="Лидия Панченко (фото: из личного архива)" alt="Лидия Панченко (фото: из личного архива)"><div>Лидия Панченко (фото: из личного архива)</div></td></tr></table>

«Поймите, Дагестан – это и высокогорные аулы, и малокомплектные школы, в связи с чем бывают технические проблемы именно в случае с ЕГЭ, – продолжает Панченко. – Играют роль и исторические особенности. Дагестан – многоязычный, многонациональный, есть дети, которые не очень хорошо говорят по-русски, мы стараемся давать больше программ на родных языках. Проблемы с русским языком встречаются. Вживую иногда ребенку проще показать уровень знаний, а тесты вызывают недопонимание».

При этом Панченко, в отличие от Новикова, полагает, что невозможно оправдывать прошлой коррупцией недостатки ЕГЭ: «Если думать только о том, что будет коррупция, то давайте вообще ничего не делать. Наоборот, нужно развиваться дальше, исправлять ошибки».

«Недостатки ЕГЭ – зазубренность, зашколенность, узконаправленность. Мы очень потеряли в системе воспитания, да, мы даем знание, но теряем воспитательный аспект, а это и культура общения, и умение адаптироваться в обществе», – подводит итог завуч школы № 7.

90% сдали бы

Закир Магомедов, журналист издания PublicPost, полагает, что в Дагестане не все так просто, но и не все так однозначно.

Мы говорим с ним коротко, мне важно понять главное – масштаб и необходимость подлогов.

«40% махачкалинских выпускников переехали в город, об этом говорят власти, – уточняет Магомедов. – Коррупция вокруг ЕГЭ очень велика, но на самом деле экзамен не сдать невозможно, планку очень занизили. Я уверен, что более 90% учеников сдали бы ЕГЭ, но все перестраховываются. Важно получить не просто хорошие, но высокие баллы, чтобы поступить в тот или иной вуз, особенно ценится химия, которая позволяет учиться на медиков».

Благодаря Закиру Магомедову я связываюсь с Расулом, молодым человеком, который заполняет тесты за учеников. Это – тоже Дагестан, но уже совершенно иной.

Расул просит не афишировать технических подробностей, чтобы не стало понятно, где именно происходит дело, но говорит вот что: «Да, химия самая дорогая, 75–100 тысяч рублей за экзамен, все расписано на несколько лет вперед, есть очередь, договоренность. Технически же все просто – родители скидываются, всем платится: правоохранительным органам, учителям, наблюдателю от министерства – и все покрывают. Работы ксерокопируются, копии выносятся, человек их быстро заполняет, это не так сложно, копия возвращается, ученик просто перерисовывает ответы, времени на это много не нужно».

С официальной точкой зрения об «отдельных недостатках» Расул не согласен категорически: «Все это повсеместно происходит, и родители, и ученики выбирают самый легкий путь».

Где отчисления?

Логично было бы предположить, что школьники, которые поступают в вузы, должны не выдерживать первой сессии и вылетать из вузов пачками. Списавшие работы ученики (речь идет не только о Дагестане) должны пополнять ряды отчисленных круглый год и с завидной регулярностью.

Однако ничего подобного.

Нескольким преподавателям столичных и петербургских вузов я задаю один и тот же вопрос: «Вы сталкивались с мифическими «стобалльниками» из Дагестана, Ингушетии, Чечни? Как они сдают сессии?»

Ответы удручающе похожи: «Нет, не встречались». Александр Котов, сотрудник ГУМРФ им. адм. С. О. Макарова, пояснил: «В тех вузах, где я работаю, представителей Северного Кавказа сравнительно немного. Принципиального отличия от местных не вижу: среди последних сейчас тоже попадается много людей, с трудом разбирающих русские буквы и не знающих, что Волга впадает в Каспийское море».

Толп выброшенных на улицу студентов нет. В вузах – недобор, финансирование, нагрузки, удержание преподавателей – все это толкает учебные заведения держать всех. Исключения из правила редки, массовых «неудов» нет, потому что учить тому количеству преподавателей, которое есть сейчас, и так некого.

«Учитель должен иметь право на двойку», – говорит в интервью о школе Сергей Новиков. По факту права на двойку уже лишены и вузы: зарплата преподавателей крепко завязана на часы, а сокращать группы – ставить под удар своих же ученых.

ЕГЭ списывают? Его не могут не списывать. Двоечники спокойно учатся? Им нечего бояться. Проблема в том, что единый экзамен плох? Вовсе нет, ЕГЭ, в принципе, уже вообще ни при чем: если завтра обеспечить стопроцентную честность сдачи экзамена (это не так трудно сделать), вузовская система страны рухнет.

Что делать?

На ключевой вопрос на самом деле нет готового ответа. Ужесточать ЕГЭ не имеет смысла: все равно не мытьем так катаньем всех возьмут. Сокращать преподавателей массово нельзя, это будет масштабная социальная катастрофа. Кого-то и по каким-то критериям увольнять все равно придется, но, разумеется, кого и по каким критериям – пока совершенно не понятно.

Выход есть, но в то, что на него пойдет министерство, я не верю.

Ключевая проблема ЕГЭ – не в ЕГЭ, а в том, что преподаватель вуза должен читать минимум часов. Четыре в неделю – вполне достаточно. Остальное время он должен заниматься наукой. Это позволит сократить цифры приема и начать, наконец, отсеивать тех, кому этот вуз нужен для галочки. Это позволит разгрузить преподавателей и подходить к каждому студенту с совершенно иными требованиями. Это, наконец, позволит всерьез разработать механизмы защиты ЕГЭ.

Почему Министерство образования не идет на эти самоочевидные шаги, стоит спросить у самого министерства.

Оно, впрочем, не очень любит отвечать журналистам, уж и не знаю почему. Не барское это, наверное, дело.

Могу выдвинуть одну версию, очень простую. Первый, кто решит ввести конкуренцию в вузы, кто попытается вернуть высшему образованию статус высшего (де-факто ведь речь идет скорее о ПТУ), кто возьмет на себя ответственность за то, что из 700 тысяч выпускников в вузы попадут 350 тысяч, будет порван родительской общественностью на британский флаг.

Тут и пост министра не спасет, ведь нет оружия страшнее родителя. Этот бронепоезд смотрит на нас всеми своими стволами, и пушки там заряжены, кто бы сомневался.