Михаил Бударагин: Все свободны

1

3 марта 1861 года император Александр II – после очень долгой подготовки, которая юридически началась еще при его отце, Николае I, – подписал долгожданный «Манифест об отмене крепостного права» и «Положение о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости», которые стали ключевой частью проходящей в России крестьянской реформы.

До своей смерти от рук террориста Игнатия Гриневицкого Александр II успеет начать судебную, военную и земскую реформы, а также запустить (вот уж актуальная и до сих пор тема) реформы местного самоуправления и народного просвещения.

Выпьем же в этот тихий, нелегальный, забытый всеми праздник за свободу. Которая далеко не всегда лучше несвободы. И уж точно – гораздо тяжелее

На смену царю-освободителю придет его сын, консерватор Александр III, фактически бывший на престоле лишь 13 лет, но свернувший почти все либеральные реформы 60-х. После его смерти маятник русской истории снова качнется к реформам, но революция 1917-го вопрос о постепенных изменениях решит окончательно и бесповоротно.

2

День освобождения крестьян не мог стать праздником при жизни Александра II, слишком мало прошло времени, да и реализация реформы была крайне непростой, не стал он таковым и при его сыне и внуке (причем почему Николай II решил позабыть об этой дате, можно только гадать).

Большевики с их лозунгом «землю – крестьянам» относились к Александру II терпимей, чем к прочим Романовым, но любви к нему по понятным классовым причинам не питали и царские праздники отмечать явно не стремились.

Но и демократы 90-х День освобождения крестьян обошли своим вниманием. Да, мол, было, но мало ли что было в далеком 1861 году. Представить, что после всего этого 3 марта кто-то будет отмечать в России, было бы наивно, но мы попробуем.

3

Спорить о том, какие ошибки совершили Александр II и его окружение, готовившее реформу, сейчас уже бессмысленно: все эти люди нас не услышат. Реформа была проведена не лучшим образом, обещанной свободы многие так и не дождались, однако символическое ее значение – огромно.

Отмена крепостного права была едва ли не первой институциональной попыткой описания свободы, которая должна была стать «золотой серединой» между рабством и волей. Крепостные крестьяне были рабами, у них не было не только свободы в буквальном смысле (стоит вспомнить хотя бы, как именно и кем заключались браки среди крепостных), но и гражданских прав. Однако вся крестьянская мифология свободы со времен Пугачева и Разина – это рассказ не о гражданских правах, а о волюшке, об уходе куда-нибудь подальше от государства, за Уральские горы, в поисках «справедливого царя», который даст не закон в европейском смысле, а возможность жить вообще без закона как такового. Как атаман скажет, а ежели не понравится, так мы и его убьем.

Крестьяне ждали от Александра II воли, а он, русский дворянин, привыкший к тысячам мелких ограничений с самого детства, вряд ли вообще понял, что они имеют в виду. В свою очередь одаренные землепашцы на все эти царевы бумаги уже очень скоро начали смотреть с известным сомнением. Бумага есть, а воли нет: мало того, что пашешь на барина, как и год назад, да еще с клочками земли разбирайся с этими – спасибо, анператор, одарил от щедрот.

4

Александр-Освободитель впервые попытался объяснить, что такое свобода, как вообще она может работать в условиях патриархальной страны, где до сих пор, кстати, принято путать Родину с начальственным сапогом, обязанности – с кабалой, волю к жизни – с развратом, а идиотизм – с душевной простотой. Ответом ему была бомба.

Но подвиг Александра II не забыт. Каждая реформа в России – это готовое ожидание не закона, а воли: «Вот сейчас-то и заживем». На поверку оказывается, что нет, снова закон, да еще и не лучше старого, и «реформатор» – это уже почти ругательство, именем Егора Гайдара и Анатолия Чубайса некоторые читатели газеты ВЗГЛЯД детей пугают, я подозреваю. Из века в век – одни и те же грабли, буквально.

Отсюда – закручивание гаек в стиле «чего вам свобод-то, дармоеды, вы и с землей не разобрались, и ваучеры за бутылку водки продали (а кто заставлял-то, кто?), и на выборах выбираете сатирика Михаила Евдокимова, который про «рожу красную», – всем от вашей свободы одни расстройства». И люди как-то покорно отвечают: да, колбасы дайте, проживем и без свобод. Мораль дайте, проживем и без Гейне (тот же был разврат, скажу я вам). По лбу дайте, только хлебушка киньте.

Потом, конечно, снова реформы, снова свобода и снова – ни земли, ни заводов, ни счастья. До следующего периода квадратного, как Александр III, консерватизма.

5

Что делать?

Вставать рано утром и, как писал понимавший, в чем дело, Антон Чехов, воспитывать в себе умение быть свободным, то есть иметь свою позицию, воспитанную опытом и обусловленную личной судьбой, понимать ограничения, которые накладывает на тебя следование этой позиции, и не думать, что кто-то когда-то что-то решит за тебя, научит тебя землю пахать или Родину любить. 

Выпьем же в этот тихий, нелегальный, забытый всеми праздник за свободу. Которая далеко не всегда лучше несвободы. И уж точно – гораздо тяжелее.