Максим Соколов: Старый ведун

Не только акты терроризма с человеческими жертвами, но и облегченный терроризм (в светском смысле облегченный, в религиозном неизвестно, что хуже) вроде вышеописанного, когда физических жертв нет, но такие цели акции, как разожженные страсти, смятение в душах, давление на общественное мнение (что и является целью терроризма) вполне достигнуты, – все это нуждается в помощниках и защитниках. Если просто отмежеваться от мерзости, какой же я освободитель.

Оконфузившаяся общественность готова принять спасительный выверт хоть от самого отца лжи – не то что от Глеба Олеговича

Способы тут могут быть разные. Возможна полная солидарность «Сдавайтесь, или я буду стрелять». Или, как пишут киевские ведьмы (или их грантодатели), «FEMEN вітає відважних архангельських і челябінських хресторубів, що повалили сьогодні вранці чотири (!) Поклонних хреста. FEMEN закликає і далі з подвійним запалом випилювати псевдорелігійну трухлявину з тіла багатостраждальної Русі. Епоха хрестоповалу повинна стати ккінцем російської церковної мафії, хрести якої служать милицями кульгавому путінському режиму. Пиляй хрести – рятуй Росію!». Но тут проблема в том, что столь открыто выступать как-то боязно.

Поэтому при полной внутренней солидарности чаще предпочитается второй способ – «Сдавайтесь, или он будет стрелять». Руководитель новостной службы «Эха Москвы» и заместитель главреда А.А. Венедиктова В.В. Варфоломеев так и пишет: «Московскому патриархату следует отчётливо осознавать, что такие выступления (дай бог, чтобы не более радикальные) наверняка будут продолжаться и впредь, если девушек не освободят, и остановить волну протестов вряд ли удастся быстро и безболезненно. Уж слишком многих эта отнюдь не святочная история разочаровала и даже разозлила. А к каждому собору приставить для охраны по отряду ОМОНа уж точно не получится». То есть «Это вам, вражьи ляхи, поминки по Остапу», resp. «Это вам, черноризцы, поминки по пусям».

Здесь, правда, тоже не удается избежать довольно сильной солидарности с прямо сатаническими акциями, отчего получается сильный саморазоблачительный эффект. После столь длительных речей о собственной светлоте и чистоте оказаться рука об руку с явно бесноватыми погромщиками – значит открыто расписаться в том, какого т. Варфоломеев духа. И не только он. Замглавреда как пес предан своему начальнику, и захоти последний занять твердую позицию отмежевания, ему достаточно было бы не то что снять трубку и позвонить, но всего лишь отправить заместителю SMS-сообщение из одного слова – «Заткнись». Но – не отправил. Qui tacet, consentire videtur.

Третий способ абсолютно универсален и заключается в том, чтобы объявлять мерзость в чем-то даже и понятной реакцией на все, что угодно. На ваучерную приватизацию, на коррупцию, на полицейский произвол, на чуровские волшебства, на несовершенство политической и хозяйственной системы etc. «Господа присяжные, да кто бы из вас не выбросил ребенка из окна». Здесь проблема в том, что доверчивость присяжных тоже имеет предел. Вменяемый человек, имеющий массу претензий к существующим в России порядкам, все-таки вряд ли станет выражать эти претензии посредством поджигания церквей, нанесения на них сатанических символов или спиливания поклонных крестов. А для прямо бесноватого экономические и политические претензии особо и не нужны. Ему достаточно намека «Теперь – можно». Кто усердно намекал – объяснять не надо.

Дело было бы совсем унылым – недаром в течение более чем недели прогрессивные общественники, не зная, что и сказать, предпочитали делать вид, что вообще ничего не происходит. Они бы и дальше унывали, когда бы им на помощь не пришла эффективная политика.

Политтехнолог Г. О. Павловский указал публике, что ларчик просто открывался: «Кто поверит в кресты, спиленные в Архангельске и т.п. по указанию Femen (сдающих груди в аренду по договорённости)? Вонью несёт из московских кабинетов, с прибавлением пары киевских. Схема старая гэбэшная, генерала Агаянца (свастики на синагогах в ФРГ на Рождество 59 года – успешная кампания по изображению «немецкого неофашизма»). Там немцев с французами ссорили, а здесь теперь – русских между собой». Версия «ФСБ взрывает Россию – 2» оказалась спасением для прогрессивных людей, поскольку снимала с них ответственность за свои слова, свое поведение и своих объективных союзников. Одно дело «В какую же я компанию попал» и даже «Как бы меня не побили», совсем другое дело – операция ФСБ, а я ни в каком смысле ни при чем, что бы я ни делал и что бы я ни говорил.

Это действительно эффективная политика в смысле понимания целевой аудитории, остро нуждавшейся в индульгенции. Еще с осени прошлого года (отнюдь не с 21 февраля с. г., когда в храме случился концерт) целевая аудитория обличала Церковь и требовала реформации. Сейчас реформация пошла, причем именно в том виде, как она имела место в XVI в. – через вандализм, ненависть и открытое общественное разделение. Повиниться, признав, что были как дети, играющие со спичками, – значит отречься от всяких претензий на идейное окормление общества. «Раз вы такие дети, то и сидите себе в детской, а то будете сидеть в детской комнате милиции». И тут вдруг Павловский – наш спаситель, наш могучий избавитель. Можно ли при таком нежданном спасении обращать внимание и на фактические слабые места версии, и на то, что внезапно прозревший Глеб Олегович тут является фотографической копией столь же внезапно прозревшего Бориса Абрамовича (причем в обоих случаях прозрению предшествовало изъятие пропуска в Кремль и посылание к бую), и на весь послужной список почтенного старца, где всюду и всегда такая гнойная провокация, что хочется калоши надеть.

Конечно же, нет. Оконфузившаяся общественность готова принять спасительный выверт хоть от самого отца лжи – не то что от Глеба Олеговича. Глеб Олегович, раздувая капюшон, желает показать, что у него очень даже остались ядовитые зубы и кое-кто еще сильно пожалеет, что отказался от услуг политтехнолога.

Все довольны, все при деле, полное соединение приятного с полезным.