Дмитрий Соколов-Митрич: Я и деньги

Когда я был маленьким, я очень любил деньги. Потом я подрос и сами деньги как-то разлюбил, но полюбил их зарабатывать. Теперь я совсем взрослый и с деньгами у меня совсем уж запутанные отношения.

Моя первая журналистская зарплата составляла 150 долларов (в 1995-м все мерили долларами)

Моим первым местом работы был электростальский завод безалкогольных напитков «Рубин». Там я целый месяц стоял в точке соприкосновения двух конвейеров - по одному, широкому, ползли пустые бутылки в ящиках, а на другой, узкий, я должен был их ставить, вынув из тары. Движения, которые нужно было совершать за конвейером, были хорошо мне знакомы по урокам фортепиано в музыкальной школе: растопыриваешь пальцы, опускаешь их в тару, как на клавиатуру, зажимаешь между пальцами по две бутылки в каждой кисти, торжественно поднимаешь из одного конвейера и опускаешь на другой. Иногда мне кажется, что это было самое счастливое время во всей моей экономической биографии. Мне было 14 лет, я заработал 140 рублей за месяц и купил проигрыватель «Вега», который исправно работает до сих пор. Кроме того, взрослые дядьки рассказали мне, как добывать спирт из разных спиртосодержащих жидкостей, чем пробудили интерес к постылой химии, которую в следующем году я сдал не на тройку, а на четверку. Разве это не счастье?

Потом все было гораздо хуже. Я поступил на журфак МГУ, поселился в общежитии на улице Шверника и тут же начал работать в коммерческой палатке возле метро Войковская, на углу Ленинградского проспекта и улицы Зои и Александра Космодемьянских. Мы там по очереди дежурили всей нашей общежитской комнатой и платили нам шесть процентов с выручки, а не три, как всем прочим продавцам в Москве. Дело в том, что наш общий знакомый безответно влюбился в студентку психфака и, чтобы иметь деньги на ухаживание, устроился администратором торговых точек к бандитам. А так как мы все-таки друзья, с нас он свой собственный процент не брал. Но большой радости эти деньги не принесли ни нам, ни ему. Девушка все равно ушла к другому, приятель попал на бабки после ментовской облавы, а мы чуть не вылетели из вуза за неуспеваемость. Урок пошел впрок: я так испугался, что написал огромный диплом (216 страниц) на экстремальную для кафедры литературоведения тему: «Андрей Белый и издательство «Мусагет». Деловая переписка и коммерческие отношения».

Почему, например, один и тот же человек сначала удавится за копейку, а потом отдаст сто копеек тому же самому человеку, с которым только что торговался до умопомрачения?

Первая моя журналистская зарплата была огромна - 150 долларов. Вторая - 600. Третья 800. Но чем больше денег я зарабатывал, тем меньше мои деньги были похожи на деньги. Теперь же они вообще превратились в какое-то вещество без цвета и запаха, не поддающееся ни материальному, ни психологическому анализу. Не вещество даже, а  что-то вроде дополнительного органа чувств - в помощь к зрению, слуху, обонянию и так далее. Вот только что я им чувствую? Особенно сейчас, когда основные материальные потребности в моей жизни удовлетворены. Я купил квартиру, машину и даже велосипед. Еще немного и я куплю пианино, правда, не живое, как в детстве, а электронное - чтобы не мешать своим домашним. Надену наушники и буду вспоминать все, чему меня учили в музыкальной школе.

Должен ли я хотеть еще денег? Вроде должен. У меня еще нет дачи и возможности после пятидесяти лет совсем не писать заметки, а только ездить на велосипеде и разучивать прелюдии с фугами из Хорошо темперированного клавира. Хочу ли я еще денег? Вроде хочу. Но, блин, то, что я хочу - это не деньги!

В моих отношениях с презренным металлом меня окончательно сбил с толку собственный проект «thanks journalism», который я замутил полгода назад. Я решил упростить доступ журналиста к аудитории и теперь любой, кому понравился тот или иной текст, может сказать мне «спасибо» на языке электронных платежей. И говорят, еще как говорят - общая сумма читательского гонорара с тех пор перевалила за 30 тысяч рублей. Но даже этот вроде бы абсолютно шкурный проект все больше наполняется иррациональным содержанием. Почему люди переводят за прочитанный текст десять, сто, тысячу рублей? Они же могут пойти и купить на эти деньги журнал «Сноб» и читать его целый уик-енд. И ведь это для них не благотворительность - они именно платят, они чувствуют себя обязанными заплатить. Почему?!

И с другой стороны - когда я последний раз получал такое удовольствие от таких маленьких сумм? Ну, разве что в начале девяностых, когда каким-то чудом успевал между учебой и работой в ларьке на Войковской зарабатывать свои первые гонорары. Или в конце восьмидесятых, когда с молчаливого согласия начальника смены тырил с конвейера «Тархун» и «Саяны». Вот почему так?

Нет, для меня, конечно, не новость, что деньги имеют не только материальное, но и идеальное содержание. Но до сих пор это идеальное вроде бы имело побочное значение. А теперь, похоже, становится основным.

Деньги перестают быть банальной ценностью и даже  эквивалентом труда. Над чем чахнуть современному Кощею или Скупому рыцарю? Не над чем. Деньги становятся информацией. Во всяком случае, мои деньги.

И чем они электронней, чем они виртуальней, чем дальше они от своего материального источника (скот, золото, бумага), тем меньше в них цифр, тем больше в них букв.

Что такое электронный платеж, который я получаю за тот или иной текст? Это не материальный обмен. Это высказывание: «Чувак, ты выразил мои мысли, спасибо тебе». Вместо формулы «Товар-Деньги-Товар», тут уже явно работает какой-то другой закон, который ближе к лингвистике, нежели к экономике. Рубль становится словом. Человек платит не потому, что хочет что-то приобрести, а потому что хочет что-то сказать. И это правило работает не только в морально-этической плоскости, его уже давно взяли на вооружение хитроумные маркетологи. Проанализируйте свои траты за последний месяц и ответьте себе на вопрос, что было куплено, а что сказано. Заодно проанализируйте свой словарно-денежный запас. Узнаете про себя много нового.

Человеку вообще не нужно много денег, главное, чтобы в них была вложена правильная информация. Исследователи давно заметили, что потребительское поведение очень сильно зависит от смысловой нагрузки экономических отношений. Одна и та же сумма может нести человеку совершенно разные сообщения. И хорошая экономика - это такая экономика, в которой деньги говорят правильные вещи. Например: «Извини, чувак, нас пока немного, но ты ведь ты уже знаешь, как жить, чтобы нас было больше и мы были всегда».

Когда я был маленький, мне хотелось денег, потому что надоело пребывать в детской тишине. Когда я подрос, я полюбил зарабатывать деньги, потому что они мне постоянно сообщали: «Ты нужен!» Теперь для меня новые деньги - это вот что. Это как если бы я шел по небольшому городу, где все друг друга знают, и с каждым встречным мы бы просто здоровались: привет - привет, привет - привет, привет - привет...

ПРИМЕЧАНИЕ: Газета ВЗГЛЯД поддерживает эксперимент автора этой колонки и публикует его реквизиты для добровольных пожертвований от читателей, которые полагают, что авторы интересных текстов должны получать гонорар непосредственно от них: Яндекс.Деньги: 41001798223563 \ Webmoney: R105682585907 \ Moneybookers: dvmitrich@yandex.ru