Михаил Соломатин: Монопартийная Россия

Я говорю об этом без иронии. Первые годы будущей КПСС ясно показывают, что однопартийная система вовсе не означает единомыслия, отсутствия дискуссий и той спячки, которой запомнились партийные мероприятия брежневских времен. Дискуссии такие, что куда там нынешним многопартийным парламентам! Чем все кончилось, мы хорошо помним, но ведь было!

Много партий – много забот

У всех оппозиционных партий на всем пространстве бывшего СССР программа одна: отдайте власть, суки, а уж дальше посмотрим

Создать нормальную, работоспособную многопартийность у России не получилось. Последнее время были попытки запустить многопартийную модель – Медведев сделал послабления для малых партий в региональных парламентах, Сурков в ноябре прошлого года намекнул американским студентам, что «Единая Россия» готова поделиться частью власти. Но всякий раз возникает ощущение, что власть в последний момент не решается нажать кнопку, запускающую многопартийный процесс. Это понятно – страшно опять лишить систему управляемости. Отправить ее в свободный полет в момент, когда в стране продолжается упадок нравов и практически полностью отсутствует правовая культура, – слишком большой риск. Власть в этой ситуации можно понять, чем бы она ни руководствовалась: стремлением усидеть в кресле или интересами страны. В данном случае одно совпадает с другим.

Нормальной многопартийной модели, то есть такой модели, где бы за основными партиями стояла какая-то конструктивная программа, нет практически ни у кого на постсоветском пространстве. По сути, парламенты бывших союзных республик появились как дань западной моде, как кока-кола и Макдональдс. Что с ними делать – непонятно. От них больше проблем, чем пользы, а обратно уже не свернешь – неудобно.

При этом сама многопартийность хороша, но хороша там, где она уже есть, как многочисленные конечности, которые нужны сороконожке, но без надобности собаке. Настоящие партии основаны на разрабатывавшейся десятилетиями (а то и столетиями) позитивной программе, они опираются на реальные дела. В то же время у всех оппозиционных партий на всем пространстве бывшего СССР программа одна: отдайте власть, суки, а уж дальше посмотрим. Лозунги разные, а программа одна. Мы можем легко угадать, что думает американский республиканец о проблеме глобального потепления, налогов или однополых браков, но бесполезно даже пытаться предсказать отношение той или иной постсоветской «партии» к той или иной проблеме. То есть предсказать можно, но для этого надо знать точку зрения правительства. Правящая партия ее поддержит, оппозиция – наоборот. Вот и вся политика.

Хорошо это или плохо, но у нас не сложилось исторически таких «партиеобразующих» групп с общим набором интересов, как промышленники американского Севера или христианские демократы. У нас даже профсоюзы не играют никакой роли. Единственный устойчивый интерес оппозиции – это ностальгия. Либо по советским временам, либо по западным идеалам. Там нет программы, только эмоции.

Неоднократно отмечалось, что заявления оппозиции почти всегда указывают на какие-то (реальные или мнимые) проколы правительства, но никогда не дают ответа на вопрос, что она сама предлагает делать для исправления замеченной ошибки. Разумеется, и КПРФ, и «Справедливая Россия» могли бы, в принципе, вести конкретную политику по коммунистической и социалистической моделям соответственно. Могли бы. Но реально их позиционирование строится на противопоставлении себя власти. Миронов неоднократно говорил о планах сделать из «Справедливой России» полноценную социалистическую партию. К чему свелись эти планы? К критике «Единой России». И это закономерно. Среди оппозиционных партий конкретную программу имеет, пожалуй, только «Яблоко», которое стремится что-то делать в области ЖКХ. Но именно это обстоятельство, как отметил когда-то Михаил Леонтьев, лишает «Яблоко» права считаться партией. Это верно: в России оппозиционные партии ассоциируются с громкими лозунгами, а не с делами.

Партия реальных дел

На эту тему
• Михаил Бударагин: Фронт для всех
• Максим Соколов: Волгоградская депеша
• Ольга Крыштановская: Образ национального лидера возвращается

Почему именно так распределяются в России роли между правящей и оппозиционными партиями? Здесь самое время вспомнить, что «Единая Россия» называет себя партией реальных дел. Это очень точное определение. Из него строго выводится такое следствие: в России практически нет реальных дел, которые можно было бы сделать помимо «Единой России», тем более наперекор ей.

Единственный реальный политический ресурс в России – близость к исполнительной власти. Правящая партия делает реальные дела и осваивает реальные деньги. У нее монополия. Такая партия фактически обслуживает стратегию правительства, становясь рабочим инструментом в его руках, и вовсе не скрывает этого. Оппозиция щелкает зубами, иногда – шипит, если же она приходит к власти, картинка меняется на противоположную. Иного варианта у нас пока быть не может, поэтому в масштабе страны ситуация не меняется: верхушка берет все, и единственная программа оппозиции – это прорваться наверх.

Что предложил Путин?

На межрегиональной конференции «Единой России» в Волгограде Путин предложил логично вытекающую из сложившейся ситуации вещь: обменять часть накопленного «партией власти» административного ресурса если не на дружбу, то на службу тех людей, которые хотят что-то сделать для страны, но не имеют доступа к административному ресурсу. В какой ситуации оказываются эти люди, видно из мартовского происшествия с бывшим лидером СПС, а ныне кировским губернатором Никитой Белых, которого недавние единомышленники раскритиковали за признание в том, что из всех участвующих в региональных выборах партий наиболее симпатичную для кировчан программу предлагают местные единороссы. Это понятно: так или иначе, но в России действительно сложилась ситуация, когда поднять зарплаты учителям может только «Единая Россия», а единственное, что может предложить оппозиция, – это сходить на митинг. Какое-то количество оппозиционно настроенных людей, которые хотели бы помогать стране реальными делами, оказываются в дурацкой ситуации. Предложение, сделанное Путиным, решает эту проблему.

Это обстоятельство осталось непонятым. Большинство увидело в путинской инициативе только желание укрепить пошатнувшийся рейтинг «Единой России» (а оно, очевидно, было) и ничего больше. Мельников и Левичев сразу же заявили о намерении КПРФ и «Справедливой России» создать свои народные фронты, чем поставили себя в смешное положение. Зачем человеку, не разделяющему коммунистические идеалы, идти с КПРФ на выборы? Если ты решил забыть о своих политических идеалах ради каких-то практических дел, то уж пойдешь к «Единой России», а не к оппозиции. Так и происходит. Как только у оппозиции появляется какой-нибудь дельный человек, ему предлагают перейти в «Единую Россию», как в советское время перспективных хоккеистов забирали в ЦСКА. Евгений Ройзман*, харизматичный и популярный политик, согласился на союз со «Справедливой Россией», чтобы попасть в Госдуму, но перед следующими выборами получил предложение от партии парламентского большинства. Отклонив это предложение, он оказался за бортом политического процесса.

Моно, стерео и полифония

Почему создание народного фронта ведет именно к однопартийной модели? Я предложу более точный термин: монопартийная модель. Этот термин оправдан тем, что у нас была попытка создать модель стереопартийную, когда одним ухом избиратель воспринимает мелодию «Единой России», другим – «Справедливой», а песня одна. Этот эксперимент явно не удался (по ряду причин эсеры не вытянули) и, возможно, будет свернут (такой сценарий  уже предположили Глеб Павловский и коммунист Сергей Обухов из Госдумы). Разумеется, сейчас сложно говорить о ликвидации «Справедливой России» в смысле отмены ее финансирования за полгода до выборов, но фактически ее значение после выступления Путина в Волгограде может свестись к минимуму. К минимуму сведется и значение остальных оппозиционных партий. Люди, способные на что-то реальное, будут уходить к тем, кто даст им возможность работать на благо страны. При этом запрещать оппозиционные партии, как это было бы в случае однопартийности, никто не будет. Такая стратегия может стать основой монопартийной модели.

Признаюсь: я вовсе не имею понятия о том, что на самом деле имел в виду Путин, предлагая создать народный фронт. Но я ручаюсь, что в идеале «волгоградская модель» ведет к постепенной элиминации партий, замене их «фронтом». Состав  такого народного фронта напрямую зависит от ресурсов общества, то есть от народа, от нас. О чем ты мечтаешь, идя во власть: больницу построить, карьеру сделать или вывести деньги в оффшор – это самый важный вопрос. Проблема не в партиях, проблема именно в обществе. В том, что у нас не хватает настоящих интересов для формирования партийных программ, не хватает людей, готовых служить государству, а не себе. Никакая многопартийность этой проблемы, увы, не решит. В нашей ситуации монопартийный коллектор всех достойных людей мог бы быть идеален. Что получится на самом деле – не знаю.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом