Максим Кононенко: Поколение П.устоты

Представляете? Тремя днями позже прислали кусок сценария на пару страниц. Он начинался вот так:

Сотрудники Института Пчеловодства смотрят на Вавилена.

ВАВИЛЕН (в тихом ужасе): А эти подсолнухи о чём?

Ему ответил МУЖЧИНА С БОРОДОЙ-ЛОПАТОЙ (МАЛЮТА).

МАЛЮТА (мрачно): Подсолнух и лузга были внедрены для положительной эстетической характеристики. Из аналитических таблоидов высчитано, что подсолнечные семечки намертво спаяны с имиджем патриота.

Этот счастливый миг в жизни моей страны, миг пустоты, продолжавшийся всего несколько месяцев, с лета 98-го по декабрь 99-го, – он неотразим

Разумеется, я поехал на пробы! На улицу Тимура Фрунзе, на какой-то завод, где (или рядом с которым – там все дома одинаковые) за год-полтора до этого презентовала «Вендетту» Земфира*, где я обнимался с Настей Калманович, а потом в тесном прокуренном коридоре я никак не мог разойтись с умиротворенно улыбающимся и, кажется, пьяным Романом Аркадьевичем Абрамовичем.

Офис, где зарождалось кино, был именно таким, каким должен быть офис из романа Пелевина: стекло, крашеный кирпич старой заводской постройки, стеллажи из ИКЕА, на которых бесконечное количество коробок от огромных мониторов Apple. Красивые девушки усадили меня на диван, принесли распечатку текста и чего-то попить. (Или выпить? Я и не помню уже). Юноши, которых теперь называли бы «хипстеры», сновали и куда-то звонили. Я смотрел на все это в полном восторге и понимал, что предприятие обречено.

Потому что если предприятие начинается с покупки самых дорогих мониторов на рынке – оно безусловно обречено. Так бизнес не делают.

И я не зря описал все эти детали насчет Земфиры, Калманович и Абрамовича. Существует странное поверье, будто угар остался там, в 90-х. Что после 99-го ничего описанного в «Поколении П» не могло происходить. Но ведь происходило! Угар продолжался. И выборы губернаторов еще существовали. И спектакль «День выборов» появился не в 90-х, а в нулевых.

И сами съемки «Поколения П» (простите мне мое русскоязычное написание – раскладку лень переключать), так вот, сами съемки фильма по одному из двух главных русских романов 90-х (второй – вышедшее в том же 99-м «Голубое сало» Сорокина, но это уже совсем другая история), так вот, черт возьми, в третий раз приходится отступать, само это кинопредприятие было частью угара. Но я понимаю это только сейчас, когда фильм таки вышел и, как говорят (я сам еще не смотрел), он получился ПРАВИЛЬНЫМ. А ПРАВИЛЬНОСТЬ в вопросе экранизации такого романа, как «Поколение П», куда как важнее, чем всё остальное: художественность, достоверность и даже, извините, мастерство режиссуры и актерской игры.

Спустя некоторое время пришел режиссер Гинзбург – такой канонический еврейский художник, тощий, с кучерявой шевелюрой и в очках (может быть, память меня и подводит, но мне режиссер запомнился именно так). Поставили камеру, попросили меня с каким-то еще чуваком (который то ли играл Татарского, то ли просто заменял игравшего Татарского) почитать текст по ролям.

Ну вы понимаете, да? Еще одна причина для полной моей уверенности в изначальной провальности предприятия состояла именно в том, что после покупки мониторов Apple по цене в 1,5 тысячи долларов США за один они приглашают такого актера, как я.

То есть – вообще не актера.

Что я им блестяще и доказал.

#{image=506555}Кажется, режиссер Гинзбург даже не понял сначала, кто я такой и откуда я взялся. На вот этих словах: «Два деда сбивают Бэтмена над Москворецким рынком. Бэтмен, значит, падает на жаровню для шаурмы и бьет по пыли перепончатым крылом, а потом его закрывает хоровод баб в кокошниках и сарафанах», – я делал, как мне казалось, естественные и убедительные жесты руками – ну, мол, падает Бэтмен на жаровню для шаурмы и бьет по пыли крылом.

Режиссер попросил повторить.

Я повторил.

Он добро улыбнулся мне и сказал: «Спасибо». А я, как сейчас помню, посоветовал ему пригласить на эту роль Максима Юрьевича Соколова.

На этом мы и расстались, и больше я никакого отношения к съемкам картины «Поколение П» не имел. И, надо сказать, даже не интересовался этими съемками. Иногда до меня долетали какие-то детали вроде работы съемочной группы в офисе компании СУП, располагавшемся тогда в пентхаусе Смоленского Пассажа. «Ну конечно! – думал я. – Одни осваиватели бюджетов пришли в гости к другим осваивателям и вместе осваивают».

Разумеется, порой меня колола какая-то ревность. Ну как же – Трахтенберга взяли, Гордона взяли, Серегу Шнурова взяли, даже Игоря Григорьева – и того взяли. А меня – нет!

Хотя, конечно, трезвое отношение к себе не давало этим уколам ревности перейти собственно в ревность. Окончательно я успокоился, когда узнал, кто сыграл Малюту вместе меня. Это был Иван Охлобыстин, и тот факт, что роль, не доставшаяся мне, досталась в конце концов Охлобыстину, будет согревать меня до конца моих дней.

Хотя я до сих пор совершенно не понимаю, кому могла прийти в голову дикая мысль пригласить меня на кинопробы. Ну посмотрите на мою фотографию там, вверху – вы бы пригласили? Я бы точно не пригласил.

А теперь, собственно, суть. То есть – зачем я все это написал.

Дело в том, что я до сих пор продолжаю быть уверенным в том, что этого фильма не должно было быть. То, что я увидел в ноябре 2006 года в Хамовниках на этих самых пробах, было естественной, органичной частью мира конца 90-х. Мира, который высокопрофессионально и очень задорого производил чистейшее, как слеза ангела, рафинированное, кристально прозрачное ничто. Комитет по встрече третьего тысячелетия, кампания «Неофициальная Москва», создание «Единства», Сергей Доренко, «уникальный журналистский коллектив»: огромное количество талантливых людей сидели в самых причудливых офисах, жрали наркотики и алкоголь, придумывали совершенно безумные вещи, каких теперь уже не придумывают. Позади у этих людей был кризис 1998 года, а впереди у них была неизвестность.

А помните, что осталось от того веселого времени?

Правильно – ничего. Пустота.

А кроме пустоты – один роман Виктора Пелевина «Поколение П», удивительным образом сумевший отразить это безумие, разгул и бессмысленность восхитительного конца 90-х. Когда ничего уже не было страшно и ничего еще не было страшно. Когда уже не было голода, коммунистов и всей этой совковой тряхомундии осени 93-го. Когда уже знали, что финансовый кризис – это терпимо. Когда в Москве еще не было терактов, чеченские парни были где-то там, далеко, а олигархи были простыми веселыми советскими евреями, а не безликими и непонятными  «питерскими чекистами». Когда бандиты были своими, из соседней хрущевки, а не из социально ненавидимого городского управления внутренних дел. Когда черный бумер еще был без мигалки.

Этот счастливый миг в жизни моей страны, миг пустоты, продолжавшийся всего несколько месяцев, с лета 98-го по декабрь 99-го, – он неотразим. Только одному Пелевину удалось чудом ухватить этот неуловимый флер и отразить его в словах. И очень трудно представить себе, чтобы проживший всю жизнь в Америке режиссер смог адекватно переложить это неуловимое на киноязык, да еще и через десять лет после описываемых событий. Когда жизнь надежна, как танк, обеспечена, реальна и дико скучна.

Однако у него, говорят, получилось.

И это еще одно мистическое проявление того волшебного времени, итогом которого была одна пустота.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом