Максим Соколов: Хлеб съедим, а булочные сожжем

Что, несомненно, есть выдающаяся инновация, поскольку до сих пор считалось, даже весьма дурное и несовершенное государство оправдывает свое существование исполнением удерживающей миссии, не давая людской жизни полностью расползтись в хаос и уж точно не поощряя и не благословляя такое расползание. Тогда как идеология и практика лауреатов Государственной премии есть принципиальная хаотизация общественной жизни.

Благодаря Минкульту мы получили возможность подробнее ознакомиться с credo артистов, и вот что мы узнали.

Человек, ценящий обустроенность и гармонию мироздания, есть дикарь, и что тут возразишь

«Воровство в супермаркетах при сегодняшней системе распределения ни в коем случае не является не только преступлением, но и даже чем-то зазорным. Воровство – один из способов гражданского сопротивления.... Нам часто говорят: «Вы воруете, потому что другие за вас платят». Так мы же всех призываем воровать... Интеллигенция – это люди, которые сейчас борются с ментами. Каждый день проводят акции – сжигают машины, банкоматы. Вот она – интеллигенция... Воровать в супермаркете – это единственный способ донести до работающих там, что им там не место. С них надо вычитать, чтобы они задумались: «А на х... я здесь жизнь свою трачу?», чтобы они бросали супермаркет и шли бандитами на баррикады... В детстве родители сумели вложить в меня ненависть к своим согражданам... Государство – устаревшая форма. Оно нам мешает со своими решетками...  Вы хотите принадлежать старому миру, который скоро помрет... Надо фашизоидов вычистить».

Можно цитировать вдвое и втрое больше, а можно и не цитировать, поскольку миросозерцание и тут явлено вполне внятное. Как нас уверяют медики, а также психологи и философы, есть люди, искренне и глубоко ненавидящие космос, т. е. сколь-нибудь организованное и обустроенное бытие, и любящие хаос, т. е. безосновное и распавшееся мироздание. И, соответственно, желающие в меру сил это несовершенное, но все ж таки хоть как-то организованное бытие хаотизировать. Хлеб съедим, а булочные сожжем.

Это есть известный жанр ненависти к мирному людскому общежитию, где продавец и покупатель взаимно вежливы, где дамы, а равно и мужчины мирно гуляют с собачками, где в колясочке катают младенцев, где воров и хулиганов препровождают в специальные казенные здания и где люди не издыхают от страха и ожидания бедствий, грядущих на вселенную. Антисистема, как и было сказано.

Можно, разумеется, в жанре уполномоченного куратора А. В. Ерофеева опровергнуть все рассуждения о космосе и хаосе уничижительным «Это хулиганство с точки зрения дикаря, который не разбирается в языке культуры, в которой он живет». Человек, ценящий обустроенность и гармонию мироздания, есть дикарь, и что тут возразишь.

Тут, правда, придется записать в дикари весьма большое количество людей, включая не только ретроградов и консерваторов, а равно тупых мещан и дураков, сидящих в пивных за кружкой пива. В число дикарей, обличаемых махатмой Ерофеевым, попадет и прежде вроде бы проходившая по другому разряду Франкфуртская школа, знатный представитель которой Э. Фромм написал целую ученую книгу «Анатомия человеческой деструктивности» – причем с абсолютно дикарских позиций.

«Фундаментальная же альтернатива, перед которой оказывается любое живое существо, состоит в дихотомии: любовь к жизни или любовь к смерти. Некрофилия вырастает там и настолько, где и насколько задерживается развитие биофилии... Корни этой болезни произрастают из глубинных пластов человеческого бытия. Если человек не может творить и не способен «пробудить» кого-нибудь к жизни, если он не может вырваться из оков своего нарциссизма и постоянно ощущает свою изолированность и никчемность, единственный способ заглушить это невыносимое чувство ничтожества и какой-то «витальной импотенции» – самоутвердиться любой ценой, хотя бы ценой варварского разрушения жизни. Для совершения акта вандализма не требуется ни особого старания, ни ума, ни терпения».

Немного у Фромма есть о речевках артистов: «Прямым проявлением речевой некрофилии является преимущественное употребление слов, связанных с разрушением или с экскрементами». И даже совсем ретроградное: «Многие из современных явлений, по поводу которых мы возмущаемся, – преступность, наркомания, упадок культуры и духовности, утрата нравственных ориентиров – все это находится в тесной связи с ростом притягательности всякой мерзости и мертвечины». Все говорили: Франкфуртская школа, Франкфуртская школа, а оказался тупой обыватель.

Возможно, потому, что Фромм иллюстрировал свои построения на примере таких личностей, как Сталин, Гитлер и Гиммлер, ну еще и Маринетти («Без наглости нет шедевров... Долой мораль трусливых соглашателей и подлых обывателей!») затесался, тогда как басня с не меньшим основанием рассказывается про Леню Ушибленного, Катю Деготь и махатму Ерофеева. С иной точки зрения, они могут служить даже более точной иллюстрацией для рассуждений ученого автора.

С иной точки зрения, если не обывателями, то уж точно тупыми тут оказываются радостно ликующие по поводу артистических акций, поскольку акционеры употребляют слова «менты» и «ФСБ». Будь у них немного более ума, они могли бы понять из находящихся в открытом обращении артистических манифестов, что претензии артистов к той же милиции/полиции/секретным службам совсем не в том, что служащие МВД/ФСБ плохо охраняют правопорядок, несоразмерно применяют силу, берут взятки, дурно обращаются с задержанными etc. Претензии артистов в том, что милиция/полиция хоть как-то охраняет правопорядок и это есть гнуснейшее меж всеми преступленье и грех, незамолимый ни в сем веке, ни в будущем. Вина органов не в том, что при удерживании хаоса они допускают многочисленные злоупотребления, но в том, что они его вообще удерживают, не давая нынешнему весьма несовершенному миропорядку превратиться в окончательный хаос, средь которого бегают е...нутые существа.

С самих-то существ особого спроса нету (кроме разве что уголовного, что им довелось испробовать не только в жидочекистской России, но и в раздемократической Бельгии – воров не любят нигде). Спрос скорее с самозваных учителей, настаивающих на своем праве объявлять банальнейшие девиации венцом творения и высшим проявлением культуры. В прежнем  дикарском мире считалось, что если кто подвержен девиациям или склонен наблюдать за девиациями, то что делать, так уж получилось, но нет никакой надобности звучно оповещать об этом всех встречных и поперечных, провозглашая это парадной добродетелью.