Максим Соколов: Наука отступать

Наступающий, как уже было сказано, снабжен бесчисленным количеством наставлений о том, как сломать волю неприятеля и привести дело к победе. Само наступление (в той мере, в какой оно не провалилось и не захлебнулось в крови) оказывает воодушевляющее действие на фронт и тыл. Инициатива – великое дело. Задачи наступления, как правило, не надо объяснять. Кампания ведется с целью победы, а победа в большинстве случаев может быть достигнута лишь наступлением.

Нынешняя ситуация потому и вызывает опасения, что дееспособность обеих тяжущихся сторон вызывает серьезные сомнения

Все вышеназванные особенности наступления (пока, слава Богу, лишь политического) сегодня можно наблюдать в режиме реального времени. Выборы 4 декабря сыграли роль детонатора, а совершенно ничтожный В. Е. Чуров – mutatis mutandis, естественно – роль столь же ничтожного Гаврилы Принципа. До полного обвала дело еще не дошло, но как бы и не оказаться на этой линии. Во всяком случае, все признаки того, что называется патриотическим угаром, сегодня вполне наличествуют, а то, что носителем угара в первую очередь является либерально-богемная интеллигенция, – так с кем не бывает. Не всегда же традиционалистам угорать.

Отступление же, то есть оставление занимаемых рубежей и отвод сил вглубь своей территории, есть маневр, который, будучи иногда необходимым, никогда не бывает ни простым, ни тем более популярным. Его обескураживающее действие не требует доказательств – применительно к кампании 1812 года все описано в лермонтовском «Бородино» и пушкинском «Полководце». Даже при более или менее планомерном отступлении, не переходящем в разгром, реляции в жанре «Под натиском превосходных сил противника наши войска отошли на заранее подготовленные позиции» никак не могут быть источником воодушевления. При отходе же не на заранее подготовленные позиции, а в пространство настроение бывает еще хуже. См. 1941 год.

Не меньшая сложность в определении того момента, когда приходится говорить: «Приказываю отступать». Преждевременное отступление, производимое тогда, когда еще можно держаться, есть тяжкая ошибка, могущая привести к проигрышу всей кампании, но стремление во что бы то ни стало и без учета общей обстановки удерживать некоторый данный рубеж: «Здесь я стою, и здесь я останусь», – приводит к тому, что называется мешком, а также котлом. На других участках фронт далеко откатывается вглубь, а командующий продолжает защищать уже утративший всякое значение третьестепенный пункт. Притом что «эластичное спрямление линии фронта» часто бывает эвфемизмом для полной конфузии, из этого не следует, что оставление незащищаемых (т. е. объективно уже не могущих быть защищенными) позиций с целью перегруппировки и закрепления на новом рубеже не может быть разумным и даже необходимым. А там уже нерушимой стеной, обороной стальной – или как получится. В любом случае отказ от спрямления линии приводит к распылению сил и в конечном итоге к тому же самому отступлению, но не планомерному, дающему возможность выстроить новую линию обороны, а хаотическому, когда неприятель следует по пятам, добивая бегущих.

Понять, когда нужно любой ценой держать линию фронта такой, какой она есть, со всеми ее загогулинами, а когда нужно эти загогулины спрямлять, спасая главное, – вплоть до «С потерей Москвы не потеряна Россия. Приказываю отступать» – это и есть признак военного, а равно и политического таланта. Сколь богато наши политики наделены им – отдельный вопрос.

Но еще более тяжким является вопрос другой. Допустим, что во главе державы стоит стратегический гений, обладающий знаниями, опытом и глубочайшей интуицией, позволяющей принимать верные решения. Но чтобы эти верные решения достигали цели, они для начала должны быть реализованы. Сказано: «Держаться, покуда морды хватит», – будем держаться. Сказано: «Отступать, выставляя арьергарды», – будем отступать, выставляя. Но для этого надо как минимум обладать таким воинством, которое выполняет приказы и где всякий свой маневр разумеет. Самые гениальные приказы, отдаваемые стаду свиней, спасительного действия могут не иметь. Наука отступать как раз и является самой суровой проверкой государственной машины на дееспособность.

Нынешняя ситуация потому и вызывает опасения, что дееспособность обеих тяжущихся сторон вызывает серьезные сомнения. И вертикаль власти, и снежные революционеры способны на многие удивительные вещи. Про снежных чего и говорить – было много сказано, а будет еще больше, но ведь и вертикальные тоже не слишком радуют. Мало того, что весь сыр-бор загорелся из-за выдающейся личности В. Е. Чурова – специально задавшись целью довести дело до взрыва, невозможно было придумать лучшей кандидатуры на роль главы голососчетного ведомства, – и кто, спрашивается, назначал и переназначал человека, способности которого по этой части были очевидны. Теперь сыр-бор может разгораться дальше из-за казуса с очевидно невменяемым левым активистом Удальцовым, которого твердая судья Боровкова, похоже, готова заморить до смерти, вместо того чтобы наложить снисходительный штраф и отпустить. Была бы вторая Валерия Ильинична, а теперь как бы не получился второй Хорст Вессель, непонятно кому нужный. Уж не власти – так это точно.

Тут можно рассчитывать разве на то, что до стратегов и подчиненных им служителей вертикали дойдут слова честного старца Варлаама: «Хоть по складам умею, хоть плохо разбираю, а разберу, коль дело-то до петли доходит». После чего слова старца и умножат стратегическую гениальность начальников народа, и вселят дух дисциплины в вертикальное воинство, наступающая же снежная сторона тем временем окончательно промеж себя переругается, и до беды дело не дойдет. У Бога чудес много.