Михаил Соломатин: Разогнать суды

Плохо, когда первая власть подминает под себя третью, но такая конфигурация имеет и свои плюсы: например, сильное государство сможет эффективно поддерживать порядок. К сожалению, у нас получилось еще хуже: суд переходит под контроль аморфных народных масс, и там уж у кого сила – того и правда.

Главной угрозой государству становится не внутренний оппозиционер, не внешний враг и даже не международный террорист, а доморощенный коллективный инфантил

На суд давят все кому не лень и у кого есть такая возможность. По всем преступлениям с национальным оттенком следователи и суды уже, видимо, определились с тактикой и решили прислушиваться к тем, чей голос громче. У нас фактически сложилась особая правовая квалификация правонарушений на межнациональной почве, что видно по предельной жесткости судебных решений по делам Копцева, Аракчеева – Худякова, Черкесова, по делу о беспорядках на Манежной площади и другим. Для всех этих дел характерно и своеобразное «додавливание», когда решения следствия или суда впоследствии пересматриваются с учетом народного мнения. Народ несколько раз поправил судей, потом это вошло в привычку. Сейчас надвигается новая напасть: развитие социальных сетей привело к тому, что теперь любое дело, которое, казалось бы, выеденного яйца не стоит, может вмиг стать известным всей стране, и тогда вся страна начнет дружно давить на следствие и суд. Общественные кампании по защите Антонины Мартыновой или бывшего чиновника Минтранса Владимира Макарова – это прообраз того, как будет выглядеть наше правосудие в ближайшем будущем. Апелляция не к закону, не к существующим правовым структурам, а к народу – это не просто случайный выбор ловких мастеров пиара, а примета времени. Юристы удивляются: защита сознательно делает упор на СМИ, а не на предусмотренные законом процедуры. А надо не удивляться, а привыкать: это наша новая реальность.

Буквально за последние год-два у нас сложилась традиция широких общественных обсуждений уголовных дел. Российский обыватель с его отчаянной ненавистью к законам и обязанностям получил возможность с немыслимой прежде скоростью обмениваться с себе подобными своими очень несложными мыслями об очень сложных вещах. Такое внезапное выпадение в профанное поле целой юридической области, требующей специальных знаний и подготовки, закономерно привело к обрушению и без того невысокой репутации российской судебной системы. Параллельно этому где-то глубоко в массах возник и начал быстро развиваться уникальный институт истинно «народного суда», главный принцип которого: «как пожелаем, так и сделаем». Этот «народный суд» начинает составлять конкуренцию суду государственному, который, кажется, уже не может не считаться с мнением СМИ и блогеров.

Государство в такой ситуации оказывается в совершенно дурацком положении. Как известно, средний телезритель (не говоря уж о блогере) считает себя раз в пять компетентнее среднего следователя или судьи и раз в двадцать пять честнее. На этом основании он требует, чтобы каждое решение следствия или суда по понравившемуся (или не понравившемуся) ему персонажу было максимально внятным и соответствовало его, обывателя, ожиданиям. Обеспечить это никакое государство не в состоянии просто физически: принцип любой специализации предполагает, что какая-то определенная функция становится недоступной неспециалисту. Ни врач, ни судья, ни программист не может объяснить человеку с улицы все свои действия. Теперь же такая необходимость появилась.

Нам сейчас надо восстанавливать даже не доверие к суду, а саму способность граждан проявлять такое доверие. В самом деле, мы не обязаны доверять конкретному судье, но мы должны сказать, на каких условиях мы в принципе можем ему поверить. Я убежден, что сейчас российское общество неспособно сформулировать эти условия. Все говорят, что готовы поверить справедливому решению, но справедливое – это не то, которое считают таковым специалисты и эксперты, а то, которое понравится аудитории.

Ситуация складывается совершенно фантастическая: при полной неспособности общества формулировать какие-то конструктивные предложения, то же самое общество самым активным образом транслирует через социальные сети свои желания, тайные страхи и детские комплексы. Обыватель, годами ругавший перед телевизором «Аншлаг», вдруг получил возможность высказаться, и тогда «Аншлаг» сказал: «ой, мама...». Но выключить обывателю Интернет и включить обратно «Аншлаг», к сожалению, уже невозможно (недавно на это жаловался Эрнст, и я с ним солидарен). Теперь государство, готовившееся противостоять террористам, оппозиции или угрозам из-за кордона, обнаружило перед собой коллективное малое дитя, неспособное ни к каким компромиссам, но вполне способное своим воем свести с ума всех вокруг. Как с ним справиться – совершенно непонятно. Ясно одно: лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы. Никуда не денешься – этому надбавишь срок, тому скостишь, дашь соску и поменяешь памперс.

О независимых судах в этой ситуации лучше просто забыть. Если третья власть и была у нас чем-то вроде здорового пса при строгом хозяине, то с появлением младенца псине совсем не позавидуешь: ее будут таскать за уши, бить – и не дай бог она гавкнет на ребеночка. Главной угрозой государству становится не внутренний оппозиционер, не внешний враг и даже не международный террорист, а доморощенный коллективный инфантил, который требует, чтобы государство срочно привело мироздание с его, инфантила, представлениями о нем. Это очень серьезная проблема.

Государство должно проявить в этой ситуации не строгость (ни в коем случае), но последовательность и верность декларируемым принципам. Никаких уступок «общественному мнению». И это относится не к Медведеву или Путину, а к любому, кто оказался бы или окажется со временем у руля. Иначе выход один (я не шучу) – разогнать все суды и решать участь подсудимых голосованием в Интернете.  Так оно спокойнее.