Максим Соколов: Нерезон d'etat

Но сам повторный приговор порождает никак не меньше вопросов насчет тактики, что избрала власть.

Доводы собственно уголовно-правового характера несколько хромали еще со времен первого процесса. Притом что и в инкриминируемые приватизационные махинации, и в использование надежных налоговых схем, и в манипулирование трансфертными ценами можно было поверить, это не отменяло естественного вопроса: «А что, приватизацией апатитов-копролитов, скважинной жидкостью и инвалидными артелями в Калмыкии одни только Ходорковский с Лебедевым занимались?» Увертливые ответы на такой вопрос есть, но увертливость и зримое всем торжество воздаятельной справедливости – вещи несколько разные.

Давление на судейских было таково, что приговор пришлось переписывать по прямому указанию короля

Между тем основная особенность этого затянувшегося политико-правового казуса в том, что объективная острая коллизия в 2002–2003 годах была, тогда как средств для ее разрешения современное право не знает. Коллизия заключалась не только и не столько в надежных схемах, сколько в отсутствии демаркированных границ между богатством и властью и в отсутствии прецедента, внятно устанавливающего, что несметному богачу можно делать, а что нельзя.

Без малого за три с половиной века до В. В. Путина со сходной проблемой столкнулся Людовик XIV, 5 сентября 1661 года отдавший приказ об аресте многолетнего суперинтенданта финансов королевства Николя Фуке. Дело, по согласному мнению историков, было все-таки не в надежных схемах, которыми Фуке сильно злоупотреблял, и даже не в том, что суперинтендант финансов стал богатейшим человеком Франции, что, не стесняясь, и демонстрировал. Дело в том, что, по мнению короля, Фуке слишком нестеснительно начал воплощать девиз своего герба, на котором было начертано «Quo non ascendam?», т. е. «Куда не заберусь?». Или – это ближе по смыслу – «Что не подвластно мне?».

«Нет такой власти вплоть до высочайшей, которую я не мог бы купить и присвоить» – это с неизбежностью возникающий соблазн эпохи становления крупного капитала, и проистекающая отсюда же неизбежность как-то расставить вехи. «Здесь вам не тут».  Людовик XIV, заметим, расставил их изрядно. Последний король был сброшен с трона в 1848 году, минули две империи, республика во Франции уже пятая по счету, но креза, всерьез пожелавшего стать Крезом, после Фуке там не наблюдалось. Притом что откупщики воровали так, что и перед нашими им было бы непостыдно, притом что республику называли «властью 200 семейств». Но чтобы сверхбогач просто решил взять власть в свои руки – ничего такого не было.

Raison d'etat – причем на века вперед – в действиях короля, несомненно, наличествовал, но и процесс над Фуке, и дальнейшее обращение с ним красивым зрелищем отнюдь не являлись. Давление на судейских было таково, что приговор пришлось переписывать по прямому указанию короля, да и дальнейшее содержание в крепости отличалось явно ненужной жестокостью.

Похоже, что это имманентная проблема всякого исторически необходимого «Здесь вам не тут». Император Николай Павлович был безусловно прав в своем назидательном пресечении столетней традиции гвардейских переворотов, Преторианцы, выкликающие принцепса, есть весьма неправильная форма монархии, узаконенная обычаем безнаказанность государственной измены есть дело еще более неправильное, не говоря уже о том, что в данном случае дворцовый переворот мог обернуться совсем уже не дворцовой пугачевщиной. Но последующая мелочная мстительность по отношению к тем, кого он именовал mes amis de quatorze, чрезвычайно отвращает. Собственно, уже в 1835 году жизнь в России поменялась настолько, что проникнутых дыханием еще XVIII века декабристов можно было благополучно помиловать – и никакого ущерба трону от того не было бы, но только сплошной «Пир Петра Великого» в описании А. С. Пушкина.

«Но на милость – разум нужен». Разум, он же холодный рассудок, не порабощенный мстительными страстями. Обычай переставать ненавидеть врага постольку, поскольку он повержен, – не только великодушный, но и рассудительный, поскольку чрезмерная мстительность портит всю победу. Вместо поступательного «Утвердили непереходимую межевую черту и пошли далее» выходит зацикленность на одном и том же. Что в итоге может ослабить и ту самую искомую непереходимость.

В нашем случае склоняющий к милости холодный рассудок мог бы подсказать, что если считать причиной дела ЮКОСа непомерное честолюбие М. Б. Ходорковского (А что еще? АО «Апатиты»?), то по состоянию на сегодняшний день цели как частного, так и общего предупреждения достигнуты. Общего – поскольку обладатели крупнейших частных состояний, подобно своим давним французским предшественникам, вполне осознали, что здесь им не тут, и подвергать себя проистекающим от непомерного честолюбия неприятностям не готовы. Частного – ибо М. Б. Ходорковский, уж избавился он от честолюбия или не избавился, в любом случае лишен практической возможности, освободившись, повторить свои опыты 2002–2003 годов.

Тогдашняя ситуация описывается тогдашним советником президента по экономике А. Н. Илларионовым (описание сделано сейчас и вряд ли продиктовано желанием подыграть В. В. Путину): «Они (власти – М. С.) находились в состоянии наблюдения за тем, что они для себя, видимо, формулировали как неостановимый марш Ходорковского и политических сил, ассоциировавшихся с Ходорковским, к политической власти в стране, ассоциировавшихся с декабрьскими выборами в Госдуму в 2003 году».

Условия же неостановимого марша суть: неограниченные средства для покупки депутатов и партий, а равно юридическая и фактическая невозбранность таких сделок и проистекающая от этого живая готовность быть купленными. Кроме отъема средств у ЮКОСа, после чего говорить о неограниченных закупочных средствах затруднительно, были крайне ужесточены и условия. Заметим, что не только введение чисто пропорциональной системы думских выборов в немалой степени было реакцией на закупочную кампанию ЮКОСа. Реакцией на нее была и отмена губернаторских выборов, ибо лето – осень 2003 года у М. Б. Ходорковского проходили в поездках по регионам. Вероятно, для рассказов губернаторам о ценностях открытого общества.

Можно называть все, что после 2003 года и в ответ на 2003 год было повыстроено, необходимыми защитными мерами, можно чрезмерными и прямо губительными, подобными гильотине против перхоти, но отрицать создание мощнейшей укрепительной линии невозможно. Если выясняется, что все эти эскарпы и контрэскарпы не могут защитить даже от выпущенного из тюрьмы М. Б. Ходорковского – право же, не самый грозный на сегодня неприятель, – то на что вообще эта линия Маннергейма?

Так изначально не слишком красивый, но могший представляться в 2003 году необходимым raison d'etat в 2011 году после не вынуждаемого уже никакой государственной необходимостью повторного приговора начинает обращаться в совершенный нерезон d'etat.

Против чего есть простое средство. Открытым текстом объявить важный тогдашний резон (благо в отрицающие резон квазиюридические обоснования все равно никто не верит), после чего помиловать за выполненностью тогдашнего резона и отсутствием нового. Не слишком приятно, но кто сказал, что за Россию перед Всевышним отвечать – это сплошное приятство, майский день, именины сердца?