Владимир Мамонтов: Про оливье

Одним из важнейших итогов года считаю покупку волшебной машинки, которая сама рубит картошку в кубики. И свеклу. И колбасу. Раньше приготовление главного новогоднего салата занимало полдня. Стучал нож. Пахло солеными огурчиками. Теперь деловитое жужжание – и эмалированное ведро (а что, оливье все любят) готово за час.

Все, что действительно важно, делает все меньшее число людей на земном шаре. А если их все-таки много, то они сидят где-нибудь за бортом блистающего мира

Раньше меня привлекали к чему-нибудь простому: я чистил, например, картошку, и мы разговаривали на ту важную тему, что комбайн так и не куплен, а потому приходится сидеть и чистить. Возле терся кот, он ждал, пока закончатся дела с горошком и огурцами, и настанет время мяса. Колбасы. А то и крабов, если дальневосточные гости не изменяли обычным традициям и приезжали.

У нас было важное совместное дело, которое занимало наше время – и наше сознание. Его некому было сделать, кроме нас. И это было очень ответственно. Ибо, если мы не успеем, то на Новый год без салата голодной останется вся наша большая компания.

Купленный-таки комбайн порезал в кубики не картошку – то самое важное и значительное дело, которое ты не мог препоручить никому. Которое тренировало тебя резать мелко, но не порезаться самому. Думать о других, а не только о себе. Ты пробовал салат с особым чувством: ты же сам его сделал. Ну, почти сам. Может, добавить майонеза?

Что теперь на месте этого прекрасного совместного сидения в уютной кухне? Комбайн отжужжал. Жена разгадывает сотый кроссворд, тренируя память и моторику – навыки, которые у нее едва не отобрали Википедия, калькулятор, стиральная машина-автомат, утюг с отпаривателем, чайник со свистком, телевизор с таймером, перебранная заранее гречка, невыкипающие кастрюли и самодвижущийся пылесос. И комбайн, окончательно покончивший с рабским трудом.

Я – я могу сказать, что пишу эту заметку. Но это будет неправдой, заметку я пишу ночью, когда не спится. Я тоже ищу себе новое занятие. Но чем бы я ни занялся, все будет менее важно, чем то совместное приготовление оливье.

Ну, сами сравните: даже если я вкручиваю лампочки, а это важно, лампочки хуже оливье! Я сижу у компьютера, я потрындел с коллегами, я узнал нечто новое и интересное, поделился... И все равно – хуже, хуже! Сделал-то я чего за это сэкономленное время? Лайкнул?

Ах да, в сэкономленное время мы еще раз сели и выпили с друзьями-приятелями, обсудили, кто из двоих. Ну, а дальше?

А дальше каникулы.

Десять дней спит да гуляет страна. Мается. Кутит. Лежит на пляже – кто выбрался из наших сугробов. Катается с Альп, купив себе сугробы Альп.

И так, между прочим, весь мир – толпы праздных людей текут друг мимо друга: эти из Лувра в Третьяковку, эти – из Третьяковки в Лувр (это в лучшем случае, а то ведь некоторые в Таиланд). Раньше люди ходили друг к другу по неотложным делам. Торговля там, война. То, сё. Дипломаты ездили обозом: Ягеллон Некрасивый в прошлом годе договорился с Тихоном Кривым, что уступит ему Сонные Лощины в обмен на Макаровы Самовары, так о том везли манускрипт. Приезжают: Тишка-вор на Водовзводной башне висит, остатним глазом подмаргивает. На троне Филька Временный (правил 46 лет с хвостом, построил Владимирскую кольцевую дорогу, присоединил Бай-Конурское ханство, степь, канешна, но пригодится, отменил черту оседлости таджиков). Хрен вам, а не Самовары, говорит, власть переменилась. А вот Лощину давайте, от Лощины не отказываемся. Наше слово крепкое.

Поползли послы обратно, прикладывая ко лбам пятаки.

В России все на три умножается, и где в Европе тихо пьют, у нас рожу бьют. Я тут много читаю про всплеск общественной активности в этом году в России

Теперь все это делается одним звонком мобильной спецсвязи. Чем занять сэкономленное время? Послы теперь переписывают сплетни и с умным видом шлют их наверх. А парень, мушкетер фельдъегерской службы, который раньше бы Д'Артаньяном скакал с секретным  пакетом четверо суток, не делает ничего. Он, точнее, сидит у секретного дипкомпьютера, слушает Леди Гагу, хихикает, не скачет, а скачивает те самые жутко секретные сплетни, чтобы продать их таким же веселым парням и девушкам, которые впервые за века выросли, не узнав, что такое война, настоящее большое горе или голод; которые не испытали даже неудобств. У которых другая шкала ценностей. Которые займутся тем, что выставят это в Сеть и год будут обсуждать, называя главным переворотом всей общественной жизни со времен изобретения гигиенических прокладок.

Как паренек в наушниках додумался до этого, как дошел? А вполне по Марксу, который в связи с кризисом опять уважаемый дедушка! Процитирую также уважаемого мною Вадима Межуева: «Свободное время, говорил Маркс, – время не только досуга, но и «более возвышенной деятельности», цель которой – производство не просто полезных вещей и даже идей, но самого человека как общественного существа, всей суммы его отношений с другими людьми».

В самую точку! «Привет, Федь, че сидишь? Балду паришь?» «Не-а, произвожу себя».

Я тут недавно в передаче одной снимался, был у ведущих в тот день пятым, но они держались, у них до конца дня еще пятеро ожидалось. Они устали жутко, но просто светились, потому что подвиги совершать – это будоражит, заводит. Совершать – да еще и предвкушать, как потом расскажешь со вкусом, как записали десять программ, и все на отлично. У них не было свободного времени, и они были просто богинями!

Падал с ног обслуживающий персонал. Девушки и тетушки, встречавшие гостей, пришивавшие пуговицы, звонившие куда-то, гримировавшие и причесывающие. Гример, усадив меня в кресло, томно сказала, что будет делать все быстро, потому что ее ждут более важные дела. Выпихнув меня, напудренного, из кресла, они долго и со вкусом занимались возвышенной деятельностью: отрезали подол у цветастого халатика, мерили его, рассказывали друг другу сны, жаловались на маленькую зарплату, привязывали бантики к тапочкам, готовясь, кажется, к корпоративу. Они точно производили сами себя и всю сумму своих отношений с прочим человечеством. При этом они очень устали. «Это уже пятый, – шептали они обо мне. – Господи, скорей бы уж».

Но, по правде говоря, ничего из того, что мы делами хором – я, ведущие, девушки, тетушки – не было критически важным. Загримированный я не сильно отличался от простолицего: увы. Наш диалог в передаче был неплох, но мира он не перевернет. Пятнышко на блузке, которое удалялось с такой ажитацией и возмущениями, вообще на экране бы не заметили.

Дело-то не в халатике: всё уже скроено. Все предопределено. Уже добыта и с гулом прокачана нефть. Газ. Упали в закрома сыпучие зерна и шелестящие доллары. Срублен и перевезен лес, и невольный пассажир-древоточец выполз с изумлением в Ванино. Все, что действительно важно, делает все меньшее число людей на земном шаре. А если их все-таки много, то они сидят где-нибудь за бортом блистающего мира, шьют, паяют. Их словно бы и нет.

А остальные? Как быть им? То есть нам? Мимо носа пронесли все, чачу, алычу. Изготовлена даже кофточка, на ней уже стоит пятно, а от халатика осталось только ровно отрезать подол, чтобы вышел чудесный маскарадный костюм для корпоратива. Айфон изобретен. Губернаторов назначают. Телик переводят на цифру. Наши выиграют. Или продуют. Метет таджик. Шьет таец. Тайка ждет, порочно улыбаясь. Билеты взяты.

Вода течет. Часы тикают.

Толпы праздных людей текут друг мимо друга: эти из Лувра в Третьяковку, эти – из Третьяковки в Лувр (это в лучшем случае, а то ведь некоторые в Таиланд)

Просыпаешься однажды. Тихо так кругом, и думаешь: так кто же я? Зачем я? От такого взовьешься! Будешь пить кипяченую воду из носика, если в доме еще есть такой примитивный чайник. Спорим, нету? Тут не только на «Одноклассники» полезешь – «Фейсбук» изобретешь!

Там, кстати, спасаясь от этого всепроникающего вопроса, проводит дикое количество так называемого рабочего времени множество знакомых мне и приятных людей. Я вот думаю – а ведь их не уволили. И это не только потому, что их топ-менеджеры глупые. Или добрые. Или щедрые. Просто граница между рабочим временем и свободным ныне сильно размыта. Начальники это тоже в душе прекрасно понимают. Порычат – да и сами в Пхукет.

В мире давно многое делается ровно затем, чтобы огромному количеству нас, по большому счету бесполезных людей, было бы чем занять себя, делать это упоенно, самозабвенно, страшно уставать – и не вешаться с тоски и безысходности. Туризм и управляющие компании – разумеется, вершины этой бессмыслицы. Можно долго топтать на эту тему белорукий и пухленький офисный планктон. Но и жилистые американские фермеры, чья дорогая кукуруза ровно никому не нужна, сохраняют нечто уж совсем глупое с точки зрения прогресса – уклад. То есть сами себя. Чтоб они были, эти нормальные загорелые люди с крепкими руками и правильными мозгами, в которых еще живы обрывки нейронных цепей, которые несут затухающие сигналы: «заработать на хлеб», «дождя бы», «Лощину оставлю дочери».

(В скобках замечу, что когда раз за разом под нож пускали нашу деревню, об этом не заботились, и как бездельничает и опускается вымирающий деревенский планктон, надеюсь, пересказывать не надо).

Американцы же так привыкли, хотя в их мозгах и сердцах тоже происходят постепенные изменения. И чтобы фермеры не взбунтовались или не побросались головой в Гранд Каньон, от них откупаются, перераспределяя валовый доход. Да, от них нет проку. Но, во-первых, прок – понятие не только материальное. А во-вторых, не надо, чтобы они бунтовали, а тем более помирали. Потому, кстати, и завзятых фейсбукеров не увольняют. В конце концов, мы ведь и живем, чтобы жить, как нам хочется. Только в суете не всегда сами понимаем, а как нам хочется? Есть только томление. Или горечь, или зависть. Точит что-то душу. Или рвет.

Тут, читатель, я перехожу к самым печальным строкам моей повести, позаимствовав их у Томаса Мора, который в трактате «Утопия» писал: «Всё время, остающееся между часами работы, сна и принятия пищи, предоставляется личному усмотрению каждого, но не для того, чтобы злоупотреблять им в излишествах или лености, а чтобы на свободе от своего ремесла, по лучшему уразумению, удачно применить эти часы на какое-либо другое занятие».

Ай, ошибался Томас! Если бы все зависело от лучшего уразумения! Простых ремесел, на которые способны миллионы и миллиарды людей – скакать, сверлить, бурить, качать, стрелять – незанятых не осталось практически. Так, рудиментарно, в виде спорта. А таланта вырабатывать миллионы или хоть в стол стишки писать хватает не у всех. Самодеятельность не в чести. Станции юных техников отменили. Фитнес не всем по карману. Что осталось? Телик для всяких, «Фейсбук» для умных? Это счастье, что те добрые тетушки так увлечены подшивкой халата. «Только этого мало», писал Арсений Тарковский, и как же он был прав! Мало, мало – и незаметно копится, копится в тебе это «мало». Не назовешь «удачным» применение высвободившего времени и энергии на сознательное или инстинктивное осознание своей маловажности, незначительности, брошенности. Оно чаще всего и выливается в знакомое нам состояние маеты и отчаяния, а также злости и агрессии, когда поцарапанная машина может стать причиной смертоубийства. Это когда того «мало» становится вдруг много. На всю Манежную разливается.

В России все на три умножается, и где в Европе тихо пьют, у нас рожу бьют. Я тут много читаю про всплеск общественной активности в этом году в России, про новое поколение, которое ассоциируется с Интернетом, а наряду с этим о нарастании некоего прям-таки инфернального зла. Которое-де разлито в атмосфере, берется ниоткуда, угрожает. Братцы, вы не узнали: это зло из нас самих – бурчит в животе, в желчном пузыре, потом горько идет горлом: чую, чую погибель неминучую! Вы каменты почитайте к собственным статьям: если злые – значит, пишут неустроенные, обделенные люди. Если же сама статья злая – ну, значит... А тут еще мимо Абрамович на яхте: ту-у! Ту-у! Чиновник с мигалкой: кря, кря! Абрек с кинжалом: та-да рам, та-да рам-там, та-да рам, та-да-рам там!

Ладно.

Поскольку Новый год, то предлагаю истерику прекратить (да, это цитата). А то так сами себя распалим, что и без внешнего врага друг друга изувечим. Поутихнув трохи, в ответ на здравое предложение подумать о российской нации, о национальной идее и будущем, от себя скажу следующее: Россия нужна не для прибыли, не для ебитды, офшорки и мирового престижу, а для того, чтобы в ней нормально жили россияне всех видов, цветов и национальностей. Если на это сейчас не  хватает денег, надо не юлить, а прямо сказать, что их сперли те, кто от проблем Манежной и Кущевской заранее свалили в Лондон и Куршевель. Или готовы свалить при первой опасности. Если мозгов... Тогда дело хуже, но, думаю, дело не в мозгах: хотя бы из самосохранения не так трудно допереть, что предотвратить Манежную можно только тем, что дать работу, образование, цель в жизни горцам и южнобутовцам, тетушкам и публицистам, фермерам и реперам – вот цель маневра государственного, властного корабля. Если не затуманить ум – случайно или намеренно – пустомыслием о загущении преподавания демократии и толерантности в школах и СМИ, которые должны заменить и нивелировать глобальные ошибки системы.

...Может, сломать этот чертов комбайн и сделать оливье по старинке?