Владимир Мамонтов: Про Владивосток-2

А кто не знает – весь Владивосток на сопках; обледенелые дороги ветвятся вдоль естественных и рукотворных пропастей, в которые веселые таджики (а они не грустят и здесь) споро укладывают трубы и ливневку и куда того гляди ахнут лихие «крузаки» и «камри».

Владивостокцы так привыкли выживать сами по себе, так долго ждали к себе внимания центра, что когда оно внезапно пришло, его не узнали

Стройку губернатор Сергей Дарькин сказал терпеть. Терпят. Но закипают. Все пересказывают последний – чудовищный! – случай привычной нераспорядительности городских властей. Начали ремонтировать еще одну дорогу – разумеется, к саммиту АТЭС, для простых людей они бы корму от кресла не оторвали. Дорога, естественно, перекрывается. Поток упирается в ободряющую надпись «Объезд». Все едут, куда их послали, но посреди объездной дороги оказывается... свеженький многоквартирный дом, который не был указан на устаревшем плане.

– Они забыли про этот дом! – таксист, летя боком по гололеду, был просто в ярости. – Ты понял? Забыли! Че это за начальники? Че это за власть?

Мэрия, говорят, даже собиралась принести извинения за такой издевательский объезд, но не рискнула высунуться: таксист, который меня вез, обещал после смены взять в руки чего-нибудь потяжелее и направиться в «серый дом»: так он огорчен и распален.

Никуда, конечно, он не пойдет, особенно после четкой и слаженной работы батальона «Зубр» на центральной площади Владивостока во время достопамятных митингов за праворульные машины, но водки «Арму» точно вечером выпьет.

При этом я, настоявшийся вдоволь на Ленинградке и последний год хорошо помотавшийся по России, такой накал разделяю, скорее, из земляческих чувств: не видали они пробок-то. Бомбардировок точечной застройкой. Не видали местной власти тупее. Владивостокцы устроены так: они точно знают, что их город – лучший город земли. Но когда перед мэрией в историческом центре... Поперек всех протестов общественности, исподтишка... Начав со строительства подземной парковки, небоскребом-лайт щедрый инвестор вбухивает синего стеклянного урода...  Когда на фоне буераков фраза «Лучший город земли» бьет в глаза рекламным слоганом выборов мэра, они фальшь чувствуют нутром, как сердечники тайфун.

...Сама же стройка к АТЭС меня сильно впечатлила. Ничего подобного город никогда не знал, точно.

Над ним гигантскими рогатками нависают опоры будущего моста через Золотой Рог. Если б имелся хулиган-гулливер, он, натянув резинки, мог бы поразить из такой рогатки полигон Кура на Камчатке. Но хулигана таких масштабов нету; даже высококлассная, потомственная гопота с Чуркина как-то обмельчала на фоне этой стройки века. Да и сам город как-то странно припал, олилипутился – со своими домиками тихого модерна начала прошлого века, с вросшими в землю особнячками на Светланской, башенкой музучилища, музеем Арсеньева, скелетом кита, псевдорусским вокзалом Транссиба и очкурами Миллионки.

В него въехала бульдозером какая-то новая, бурная, масштабная, но чужеродная жизнь, которая вспухает мостами, развязками, гигантскими проектами на пустынных островах – и все как бы поверх города, не объясняя толком, зачем пришла, нарушив его ритм и привычки.

Владивостокцы так привыкли выживать сами по себе, так долго ждали к себе внимания центра, что когда оно внезапно пришло, его не узнали. Да и узнай поди: ждали коэффициента на пенсии, которые здесь почему-то меньше, чем в благоустроенной, лоснящейся Москве, а заработали сваебойки. Сваебойки – плохая замена пенсии! От них населению только пыль и грохот.

Даже неожиданно красивый и рекордно быстро построенный микрорайон на Снеговой не единодушно радует: он конкретно для военных. Военные, ясное дело, заслужили. Они такие же владивостокцы. Но у волнистого, как раковина гребешка, общественного сознания образцовый микрорайон тоже на отшибе! Пожалуй, только рекультивированная в прекрасный пляж свалка на Горностае вызывает однозначно положительную реакцию у всех: прекратил куриться мусорный вулкан, отравлявший жизнь целым поколениям. Теперь там гуляют. Туда с гордостью возят гостей.

Следующее завоевание, которое явно будет встречено благосклонно, – очистные сооружения. Еще в середине 80-х мы с Игорем Коцем, здешние собкоры, писали о прямых, незамутненных очисткой стоках в Амурский залив, причем из таких неприятных учреждений, как тюрьма и тубдиспансер. Под АТЭС–2012 эта проблема будет решена. Ну, понятно: для своих людей они бы корму еще 50 лет бы не оторвали. Вы этот тезис уже слышали. Он очень распространен. И, глядя на всю суматоху, парировать его трудно.

Хотя тут дело такое... Поскольку я давно живу, то прекрасно помню, как начинался «большой Владивосток» – хрущевское чудо 60-х. Я вам скажу: довольных тоже не было. Особенно сотрясала всех необходимость переселяться из частных домиков с георгинами, но без воды и теплого туалета, в район Капустного поля – в жутчайшую даль! У некоторых в тех краях были личные дачки-сараюшки-огороды, загород полный, тьмутаракань! И советский режим, настроив домов-маломерок, выселял людей с обжитых и милых сердцу Станюковича, с Верхнепортовой на Капустное поле! Попутно, весьма по-советски снося те самые дачки с картошкой, капустой, разумеется, и кустами черной смородины. Тут была твоя дачка – теперь твой подъезд. Около него старушки: «Слышь-ка, Семеновна, новый анекдот. Хрущев туалет с ванной соединил». «Ну?!» «А пол с потолком не успел!» «Ты потише». «Чего потише? Не то теперь время».

Среди роя жен очень ценились рабочие пчелки-мужья, которые правдами-неправдами добивались у своего начальства ордеров на Октябрьскую, ну хотя бы на Столетие – проспект, названный так в честь тогдашней юбилейной даты. Тоже страшная даль. Но хоть не бухта Тихая!

Надо ли говорить, что ныне все это – чуть ли не центр, привычные и обжитые районы города, успевшие, впрочем, обветшать и морально устареть. (Дома были в большинстве панельные, стандартные. И чтобы их как-то украсить, на торцах расположили мозаики. Одна из них – «Морской котик» – жива. И продолжает быть единственным произведением искусства, украшающим этот не слишком живописный, но летом зеленый район).

Смотрел я на котика и вот что думал. Когда-то давно Советская страна решила, что чашки возить сюда дорого. Да и торговля с Китаем разладилась. Страна затеяла строить фарфоровый завод. Дом родителей моей жены, семейное гнездо, снесли – вместе с другими, попавшими под проект. Их переселили в панельный. Построенный на этом месте завод выпускал сервизы «Золотой колос». Теперь весь мир везет чашки из Китая. Завода давно нет: нерентабелен. А мы живем в Москве. Пара чашек от «Колоса» сохранилась. И фотография – дети и родители во дворе родного дома. Солнечный день.

Вот всегда умела страна делать нам что-то большое и важное, оставляя на память фотографии разбитого гайдаровской голубой чашкой мелкого былого счастья. Конечно, мы потом склеивали себе новое. Мы ж крепкий народ. Вживчивый.

...Владивосток сегодня очень похож на Сочи: приезжие ахают, у них шапка с головы слетает, а местные скрежещут зубами и сетуют. Им рушат уклад.

Конечно, уклад тот тоже вынужденный. Выплакан он на расставании с китобойными и рыболовецкими флотилиями, с дальневосточным коэффициентом, со статусом отдельного и закрытого форпоста державы. Выкован он в борьбе с невзгодами, с криминалитетом, который во Владивосток врастал не хуже Кущевской, беспредельничал нагло и сейчас не изведен. Мошенников во власти разных сортов и видов перед земляками моими прошло немало. Но научились земляки жить в этой обстановке. Побеждать каждодневно, кормить семью, да порой не одну, приспосабливаться, пробиваться, не сдаваться!

Но вот что выявила стройка: эти таланты не востребованы на ней. Новых рабочих мест она владивостокцам принесла не много. (Не к месту вспомнил, что старый стадион «Динамо» тоже пленные немцы строили).  Ибо работники автосервиса и спецы по мелкооптовому товарообороту с Китаем, как и старые рыбаки с военными моряками, мостоотрядам не сильно нужны. А тех, кто нужен, для такого масштаба катастрофически мало. Повывела их жизнь в «жестянщики», охранники да «помогайки»...

Сидим с приятелем-одногодком в баре владивостокской гостиницы «Хенде». Трём. Мне ничего умнее не приходит в голову, как вспомнить, что потрясающий мост с оконечности Флориды через Ки Ларго на Ки Уэст, прямо через океан ведет к дому Хемингуэя, где бродят десятки кошек и сотни туристов.

– Слушай, там хоть кошки. А что у нас на острове Русском? Купальный сезон – три месяца. Гришковец служил? Так он не Хемингуэй, при всем уважении!

– Университет! Федеральный!

– Откуда там возьмется 50 тысяч студентов?

– Если университет будет хороший – хоть из Португалии. Ты ж слышал: Европа от Лиссабона до Владивостока!

Друг смотрит на меня как на умалишенного. Мы оба по-своему двинулись: я на московской вере в крупные прорывные проекты, он – на дальневосточном скупом пайке великих дел.

...Владивосток сегодня очень похож на Сочи: приезжие ахают, у них шапка с головы слетает, а местные скрежещут зубами и сетуют

– У тебя медаль за строительство БАМа есть, по-моему? – вспоминает он.

– Есть, – гордо отвечаю я.

– Ну?

– Че ну?

– Чего возят по твоему БАМу?

А я-то только что из Хабаровска, с регионального совещания, которое проводил Владимир Путин и которое было таким долгим, подробным и заковыристым, что я аж на поезд опоздал. А на том совещании Владимир Якунин подтвердил, что есть необходимость расширять БАМ, то есть строить дополнительную колею. Что, конечно, для обывателя, который до сих пор считает, что мы эту рокаду сдуру построили, переоценив агрессивность китайцев, – большая новость. По БАМу, да будет вам известно, столько угля, леса, металлолома и прочего в тот самый Китай везут – рельсы трещат. По плывунам. Получается, что нынешний Китай еще опаснее прогнозного: жрет наши ресурсы да инвестирует в добычу новых, в прокладывание дорог. Только вези!

Вот, кстати, почему на том самом совещании проект добычи, выплавки и сбычи чистого металла, который представила Амурская область, поначалу воспринятый однозначно благосклонно (там рабочие места, инфраструктура, все красиво), споткнулся на том, что это опять прокорм прожорливого соседа – чистейшие стальные гранулы наивысших технологий зовут «котлетками», и кормить ими опять будем растущую экономику Китая. В рамках азиатско-тихоокеанского сотрудничества.

Но это мы отвлеклись. Понимаете, что произошло во Владивостоке? Отрыв здешнего народа произошел. От России. От власти. От мечты.

От веры в лучшее будущее.

– Построют все это и сдадут нас в аренду, – сказала мне с грустной улыбкой тетушка, помогавшая с покупками гостинцев.

– Кому? – спрашиваю.

– Кому это все надо, – ответила она загадочно.

И это быстро не лечится. Мосты тут сразу не помогут. Одна история с «правым рулем» – рана незаживающая. Кстати, Владимир Путин аккуратно так попросил у дальневосточников понимания в вопросе подъема пошлин, а некоторые услышали в словах премьера даже ноты сожаления о доставленных неприятностях. (И правильно делает «Соллерс», который собирает здесь корейские машины, что привлекает местные силы, тех самых «жестянщиков» – поднимать службы автосервиса, продажи и т.д.) Конечно, пустить отечественный автопром под нож – а там заняты миллионы россиян, ничем не лучших, чем дальневосточники, – дело государству непозволительное. Но у моих владивостокских приятелей калькуляция своя. Может, эгоистичная, но логичная: праворульные подержанные машины обеспечивали не только сверхдоходы торговцам-барыгам. Которые 80 процентов автомобилей отправляли «на материк». Но и нормальную жизнь нормальным приморцам.

Когда вокруг них пейзажи посыпают миллиардами, застраивают рогатками и бетонируют моря-океаны, они, конечно, задаются вопросом: если мы такие богатые, то почему не инвестируем в заводы, в пароходы, в рыбу, в черта и дьявола (морских), которые, возможно, помогли бы нам самим жить здесь, на красивом и любимом берегу, и детей к тому привадить? Может, тогда я, дальневосточник, и отцепился бы от навязчивой праворульной идеи, как основы жизни и благосостояния.

Конечно, энтузиасты могут ознакомиться с проектами, которые защищали на вышеупомянутом региональном совещании, и убедиться, что этот шепот услышан. Тенденция уловлена. Но я пока что не про ободряющие инициативы и ростки нового: авось, будут и заводы, и стройки, и рыборазводные фермы. Я про стойких земляков, которые не все еще, подобно мне и тысячам таких же, утекли отсюда с одноименной песней  Ильи Лагутенко на устах.

Им еще предстоит, например, раскурочить и заново собрать в комплекте с еще парой вузов тот самый федеральный университет, качественный и дорогой сердцу прообраз которого и я заканчивал. А университет создать – это не кампус построить из бетона и арматуры, такие задачи из Москвы, без обратного приращения знаний, потенциала и постепенного залечивания ран дальневосточного народа не решаются. Эту чашку надо склеивать с любовью и тщанием. Пока же показателен пример с продвинутым менеджером, который на вопрос, откуда возьмутся люди для строительства и эксплуатации нового расчудесного угольного конвейера-терминала на Сахалине, бодро ответил премьеру:

– Из России завезем.

Неудобно получилось.