Михаил Бударагин: Верю / не верю

К последнему мероприятию футбольных фанатов очень трудно отнестись равнодушно. Вообще все публичные акции последнего времени вызывали у стороннего человека в основном недоумение, и сам этот формат – они выходят на улицу зачем-то, мы этому удивляемся – стал привычным настолько, что никто уже не ожидал таких общественных эмоций от потасовки с ОМОНом.

Но эмоции продолжают захлестывать через край.

За очень короткое время власти придется – другого выхода нет – сделать так, чтобы толпа ей поверила, стать, как это было в самом начале новой России, оператором искренности

Мнения разделились. Одни говорят о том, что «хорошо, но мало» и, конечно, следует не только отвечать ударом на удар, но еще и бить первыми, чтобы убийства Юрия Волкова и Егора Свиридова стали последними. Вторые уверены в том, что ОМОН должен был «не допустить разгула национализма».

Как написала «светская львица» (она там так представлена, я не знаю, правда это или нет) Алена Долецкая на сайте snob.ru: «Нет ничего ужаснее националистических лозунгов и таких агрессивных собраний. На мой взгляд, на такие митинги надо наложить цензуру, а не на те, где собираются правозащитники» (орфография и пунктуация авторская). Богема, все это время вяло поддерживавшая то Лимонова, то Алексееву, фанатов испугалась самым страшным образом, и на неделе в телевизоре мы увидим еще десятка полтора «приличных людей», которые будут призывать «давить» и «не пущать», «цензурировать» и «запретить».

Что дозволено правозащитникам, не дозволено 19-летним парням с московских окраин. Рылом не вышли.

Строго говоря, только ради того, чтобы вся эта тусовка испустила испуганный вой, фанатам стоило выйти на Манежную площадь. Жаль, что сами участники мероприятия этого страха не оценят, и еще больше жаль, что они вообще существуют в совершенно иных координатах, чем все те, кто выходил и выходит на площади.

Жаль прежде всего потому, что тут действительно неуправляемая сила.

Несистемная оппозиция долго боролась с властями, но делала это с видом ленивой барыни, которой третье платье узко, и черт бы весь это мир побрал уже с его несправедливостью, и как-то не верить всему этом было заведомо смешно. Системная оппозиция вообще в счет не идет: Зюганов – великий человек, историческая фигура, но как-то его холеная ярость неубедительна. Интеллигентская тусовка, то и дело предъявляющая власть «эстетические претензии» (последний пакет претензий был связан с молодежными движениями и рассмотрен не был), тоже скорее забавна, чем интересна, а уж управляема-то вообще движением брови коллективного «николая карловича».

Весь этот камерный спектакль и прервали так некстати возмутившиеся убийством Егора Свиридова фанаты.

Я ничуть не идеализирую вышедших на Манежную площадь, но дело как раз в том, что та опасность, которую представляет логика их действий, в особых объяснениях не нуждается. Если в среду представители диаспор, как они и обещали, соберутся на «ответную акцию», ответа на ответ долго ждать не придется. При попустительстве милиции на местах до самосудов дело такими темпами дойдет очень скоро.

И появление фанатов в этом смысле смешивает карты всем. Они – как бы к ним ни относиться – искренни, и их можно ненавидеть, но нельзя не видеть за ними силы, к которой выходит беседовать генерал милиции. Они – я не ручаюсь за каждого, но подозреваю, что речь идет о большинстве, – действительно верят в то, что они делают, верят не в картинку, которую покажут о них, и не в «авторитетные мнения», которые о них выскажут, а верят ровно в те лозунги, которые кричат.

Я пытаюсь уйти от оценок и понять эту новую ситуацию как факт.

Просто это и впрямь новая ситуация: люди вышли на улицу бороться за то, во что они верят. Не имеет никакого значения, солидарен я с ними или нет, разделяю ли я их веру: нельзя не считаться с ними. Толпе на Манежной нельзя бросить утешительным призом «разрешение» и выводить потом лидеров на митинги под белы рученьки.

С другой стороны баррикад – и тут без оценок – представители диаспор, которые тоже верят в то, что они декларируют все более и более отчетливо. То есть они же совершенно искренне полагают, что так действительно можно себя вести и можно хоть сто лет писать «кодексы поведения» (Кстати, где они, эти «кодексы»? Написаны ли? Работают ли?), ничего не изменится.

Две силы, о которых идет речь, существуют, мягко говоря, не первый год, и теперь они находятся почти на грани открытой конфронтации, которой не может помешать уже окончательно разложенная и деморализованная милиция. Случай с Кущевской, кстати, очень хорошо показывает, во что именно превратились стражи порядка и где их место в сложившейся пищевой цепочке. Сомнительно, что где-то за пределами Кущевской дело обстоит принципиально иначе. Структура, которая оценивается как «принеси-подай» даже Цапками, в состоянии приносить и подавать, а ОМОНа, как мы видим, на крупные мероприятия все-таки не хватает.

Дмитрий Медведев не случайно отреагировал на произошедшее в тот же день: мысль о том, что за выступлением фанатов «кто-то стоит», приходит в голову не только сторонним наблюдателям. Как «кто-то стоит» и за теми, кто пытался спустить дело об убийстве Егора Свиридова на тормозах.

И вот те, кто «стоят», уже очевидно не справляются – чаша терпения переполнена и у фа, и у антифа, и у низового звена диаспор, и у их непосредственных противников, которым сочувствует огромное количество обывателей, в случае чего готовых принять нужную сторону.

Пусковым механизмом здесь послужит искренность, в которую нельзя не поверить даже сейчас, когда ясно, что любая искренность – просто маркетинговый ход. Иногда вдруг ведь всякий ходящий понимает, что какая-то незримая преграда сломана безвозвратно, и семь парней, жмущихся к милиции, и тысячи человек, готовые их убивать, – они ведь все это всерьез.

И не считаться с ними нельзя не потому, что их много (массовка сама по себе никогда ничего не значит – тут обольщаться тоже не стоит), а потому, что если не расследовать дело Свиридова, они сами назначат виновных. А после следующего убийства уже не будут ждать никакого расследования, потому что «все понятно».

Это означает, что за очень короткое время власти придется – другого выхода нет – сделать так, чтобы толпа ей поверила, стать, как это было в самом начале новой России, оператором искренности. В противном случае останется наблюдать за тем, как гости столицы и жители спальных районов будут решать друг промеж друга, чей это город и чья это страна.