Михаил Бударагин: Славные ублюдки

Режиссера в основном снисходительно прощают за неизменность творческого метода, который у Тарантино действительно остался прежним. В «Бесславных ублюдках» все очень по-тарантиновски, и самое важное достижение режиссера вновь состоит в том, что он, как и в «Убить Билла», как и в «Бешеных псах», вывернул наизнанку самую важную тему для современного человека, который еще не разучился думать. Таковых остается все меньше, и из мира животных homo sapiens медленно дрейфует по направлению к царству растений, но за какие-то обломки былого величия мы все еще можем цепляться.

Именно в этом и состоит главная наша слабость: мы вполне можем найти ответ Западу на уровне узкоспециальных споров с документами в руках, но ответить на фильм Тарантино нам нечем

Новую западную традицию – переосмысление на разных уровнях итогов Второй мировой войны (от отрицания холокоста до его беспощадной эксплуатации, от маршей эстонских фашистов, на которые снисходительно взирает Европа, до нашей Комиссии против фальсификации истории, etc.) – Тарантино облекает в форму захватывающего действа, отбирая хлеб у тех, кому теперь Вторая мировая принадлежит по праву.

Речь идет об историках, которые не так давно довольно скучно, хотя и доказательно, полемизировали о пакте Молотова – Риббентропа и мюнхенской капитуляции будущих союзников по антигитлеровской коалиции. Притязания сторон понятны и по-своему оправданны: Западу нужно забыть о Мюнхене, уравняв Гитлера и Сталина в правах, России – ткнуть Запад носом в потворство Третьему рейху. По итогам спора все, несомненно, остались довольны собой, но друг друга никто не услышал.

Обыватель, ради которого и затевается политиками вся эта многомудрая дискуссия, вряд ли вообще был о ней в курсе: массовый человек конца 2000-х – что в Европе или США, что в России или на Украине – понимает лишь один язык, и рассекреченные документы, которые публикуются в профильном журнале, читать не будет. С массовым человеком если и можно разговаривать, то на языке кино: и российский зритель ленты Тарантино находится в одних и тех же стартовых условиях, что и американец или француз.

Тарантино же объясняет зрителю следующие немудреные вещи (оставим, кстати, для знатоков отсылки режиссера к итальянскому кино 50-х и к своим собственным картинам: это все для кинокритиков, не для партера): во-первых, добро должно быть не только с кулаками, но и с бейсбольной битой, во-вторых, фашиста не зазорно убивать с особым цинизмом, и, наконец, в-третьих, победили Гитлера не генералы, не солдаты и не разведка, а еврейская девушка и негр французского происхождения. Им из чувства благородной мести помог отряд иудейских партизан-отморозков во главе с лейтенантом Альдо Рэйном и при поддержке легендарного персонажа по имени Жид-медведь.

Тарантино фальсифицирует историю беспардонно и весело, и нам нечем ответить режиссеру «Бесславных ублюдков». Последняя российская лента о Второй мировой, которая шла в прокате (успешно или нет, не имеет значения), называлась, если мне память не изменяет, «Гитлер капут» и представляла собой четыре наспех склеенных гэга в исполнении резидентов «Камеди клаба», известного сочинского кавээнщика Галустяна и бюста Анны Семенович.

Фильм Квентина Тарантино «Бесславные ублюдки» собрал в первые выходные проката внушительную сумму (фото: ИТАР-ТАСС)

«Бесславные ублюдки» прошли в 24 странах: было бы очень странным предполагать, что «Гитлер капут» (или, скажем, «Штрафбат») интересен кому-то за пределами России.

Именно в этом и состоит главная наша слабость: мы вполне можем найти ответ Западу на уровне узкоспециальных споров с документами в руках, но ответить на фильм Тарантино нам нечем.

#{movie}Живых свидетелей Второй мировой осталось исчезающее мало, и ни один факт, сколь бы то ни было очевидный, не может на равных поспорить с мифом, пусть и подразумевающим некоторую вольность толкований. История-не-для-историков и есть собрание мифов, и Гитлер, Сталин, Черчилль – такая же легенда, как Наполеон или хан Мамай.

«Бесславные ублюдки» при всей их нарочитой пародийности – довольно сильный ход: в кинематографической логике Тарантино Гитлер и впрямь мог сгореть в парижском кинотеатре, и еще неизвестно, не станет ли этот эпизод лет через пятьдесят если не принятой многими, то уж по меньшей мере «рабочей» трактовкой событий.

Никто каторжного труда специалистов не умаляет, но хорошо бы иметь за душой наш собственный, актуальный миф о Второй мировой войне, который не стыдно было бы изложить на языке кино и предъявить как ответ на те самые фальсификации, с которыми мы пока безуспешно боремся.