Кирилл Решетников: Ветхий запрет

Кандидат технических наук Анатолий Долженко, проживающий на Ставрополье, считает недопустимым легальное издание и распространение Ветхого Завета. Вместе со своим единомышленником, третейским судьей Евгением Труфановым, Долженко подал заявление в ставропольскую прокуратуру с требованием запретить этот текст на территории РФ. По мнению заявителей, в Ветхом Завете содержатся призывы к убийствам, насилию, геноциду, войнам, уничтожению национальных культур и прочей деструкции.

Ветхий Завет (Фото: wikipedia.org)

Вредоносность Завета, считают Долженко и Труфанов, может возрасти в связи с тем, что в школах планируется ввести преподавание основ мировых религий – детей необходимо оградить от дурного влияния древних заповедей. Соображение насчет школы как раз и стало для заявителей непосредственным стимулом к охранительным действиям. Книгу, на протяжении веков служившую текстовой основой иудейской религии, ставропольцы считают экстремистской. Далее следует ход, становящийся в последнее время все более популярным: противники Завета ссылаются на федеральный закон об экстремизме.

Мысль о том, что надо бы юридически пересмотреть статус священной книги, на самом деле не нова. Более того, идея эта, судя по всему, буквально носится в воздухе – не далее как во второй декаде сентября аналогичное заявление об экстремизме в Библии поступило в прокуратуру Саратова.

Параллельно на околоправовых подмостках разыгрывается другая, по сути аналогичная пьеса – кампания против писателя Виктора Ерофеева, чья книга «Энциклопедия русской души» вызвала возмущение филологической и православной общественности, которое общественность и выразила в открытом письме. Анатолий Долженко прочитал Ветхий Завет спустя века после его написания, а преподаватели филфака МГУ и окончившие этот факультет священники ознакомились с книгой Ерофеева через 11 лет после того, как она была издана, и мыслят они примерно в том же направлении, что и ревизионисты из Ставрополя: текст Ерофеева экстремистский, хорошо бы его разъяснить. Коммунист Николай Губенко, поддержавший компетентных читателей «Энциклопедии русской души», взаимодействует на этот предмет с прокуратурой.

Как может отреагировать на все это представитель прогрессивного интеллектуального сообщества? Вероятно, он сочтет (да и уже счел) любителей слова «экстремизм» глупцами и мракобесами. Даром что прогрессивное сообщество, традиционно озабоченное борьбой с фашизмом и ксенофобией, само всегда уповало на возможность апелляции к понятию экстремизма и тоже охотно пользовалось этим волшебным словом. Кто-то, может быть, рассчитывал использовать закон об экстремизме применительно к текстам исключительно как эффективную дубинку против всевозможных ксенофобов, шовинистов, расистов, русских националистов и фашистских теоретиков. А также против тех, кого можно при желании подверстать под эту категорию: возможности интерпретации текста, как известно, безграничны. Но вышла накладочка – понятие экстремизма, особенно когда оно становится столь востребованным, работает не только в одну сторону. Снаряд срикошетил, и возникла невиданная доселе ситуация. Есть идея запретить фашистские книжки? Пожалуйста, только вместе с Ветхим Заветом и Ерофеевым.

Виктор Ерофеев (Фото: ИТАР-ТАСС)

Ситуация, тем не менее, донельзя курьезная. Ибо понятно, что ни Ветхий Завет, ни книги Ерофеева, ни множество других сочинений, представляющих собой достояние культуры, запрещать ни в коем случае не нужно. Но самое смешное, что и цитируемые ставропольскими просветителями пассажи из Ветхого Завета, и некоторые цитаты из Ерофеева формально вполне подходят под определение экстремизма в том виде, в котором оно фигурирует в федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности» от 25 июля 2002 года (с поправками, принятыми от 29 апреля 2008-го).

«И так убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя», – предписывает своему адресату Ветхий Завет. «Русских надо бить палкой. Русских надо расстреливать. Русских надо размазывать по стене. Иначе они перестанут быть русскими. Кровавое воскресенье – национальный праздник», – таково повсеместно цитируемое ныне высказывание из Ерофеевской «Энциклопедии русской души». Неужели это не «пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии», как написано в нашем законе? Механический смысловой анализ заставляет утверждать, что это оно и есть. А также «публичное оправдание терроризма» и «возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни».

Однако же ясно, что ничего более дурацкого, чем такой расклад, придумать невозможно. Насколько корректны имеющиеся на данный момент законодательные формулировки – это отдельный вопрос. Но очевидно, что их формальное использование в применении к текстам дает совершенно абсурдные результаты. Налицо чисто филологическая проблема. Ее удастся решить, только если начать квалифицировать написанное еще и по более тонким, но фундаментально важным параметрам. Такую квалификацию, в свою очередь, тоже следовало бы законодательно признать необходимой.

Все просто: из-под возможных обвинений в экстремизме раз и навсегда выводятся художественные произведения, а также тексты, которые признаются памятниками истории и культуры. Проверка на художественность, а также придание тому или иному материалу статуса памятника – дело специалистов. В ходе практического выполнения этих задач непременно будут возникать частные проблемы, которые нужно будет решать в рабочем порядке. Но постановка вопроса должна быть именно такой.

Владимир Сорокин (Фото: ИТАР-ТАСС)

Произведение Ерофеева может вызывать раздражение и протест (на это и рассчитывал корифей провокативной литературы), но оно, ничего не поделаешь, художественное, как, например, и «порнографический» роман Владимира Сорокина «Голубое сало», за который на автора в свое время тоже подавали в суд. Людей, желающих бороться против Ерофеева и не только против него, можно понять, но юридический путь здесь, увы, не подходит по чисто феноменологическим причинам – не тот статус текста. При этом нужно понимать, что «художественный» совершенно не обязательно означает «хороший». Художественность – не оценочное, а классифицирующее понятие.

Аналогичным образом Ветхий Завет – памятник культуры. Его нужно читать с историко-филологическими комментариями, в свете которых возможность прочтения этого текста как побуждающего современных людей к экстремистским действиям отпадает сама собой. Желающим бороться и полемизировать с Ветхим Заветом остаются чисто интеллектуальные методы, которые, кстати, подчас куда действеннее юридических.

Все это кажется банальностью, но, очевидно, ею не является, если столь многие этого не понимают.

Вышеописанная филологическая защита, очевидно, не должна распространяться на современную журналистику и публицистику – она, в принципе, вполне может быть экстремистской. Как и любой нехудожественный текст, который не удается квалифицировать как памятник.

В этом элементарном рацпредложении, скорее всего, не учтено что-то важное – нужно попытаться выявить другие существенные параметры.

Если подобная система будет работать, то овцы, пусть и сильно кого-то раздражающие, будут наконец четко отделены от козлищ, в том числе и замаскированных под овец. Бредовые ксенофобские брошюры, написанные здесь и сейчас, запрещать будет можно, а Ветхий Завет – нельзя. Как невозможно будет запрещать и труды специалистов по расовой теории, а также и многое другое, что не раз пытались запретить борцы с фашизмом, ибо все это, к не общему сожалению, относится к категории памятников.