Андрей Перла: Правеж

Печальные события последних дней многих заставили задуматься о смысле и назначении суда присяжных, едва ли не поделив образованное общество на его сторонников и защитников.

Если отвлечься от частностей, сторонники указывали на позитивный опыт некоторых «старых демократий» (как правило, на опыт Соединенных Штатов. Впрочем, суд присяжных вообще по преимуществу элемент англосаксонской системы). Суд присяжных рассматривался ими как лучший именно потому, что он более демократический.

В самом деле, если российский суд, что очевидно, недостаточно независим, слишком связан с исполнительной властью, прокуратурой, органами внутренних дел, присяжные привносят необходимый элемент независимости и, следовательно, беспристрастности.

Судья руководствуется не «совестью и здравым смыслом», а буквой закона. А закон запрещает судить так, как диктует классовое чутье

Как следствие, говорят сторонники этой формы судопроизводства, должно увеличиться число оправдательных приговоров, сегодня прискорбно малое.

Противники, говоря о присяжных, по сути, спрашивали своих оппонентов: «А судьи кто? То есть кто эти присяжные?» И даже: «Согласны ли вы в печальном случае доверить присяжным свою собственную жизнь?»

Понимая, что присяжные почти наверняка не будут людьми вашего круга, не смогут разобраться в мотивах ваших действительных или мнимых поступков, попробуют судить вас по себе, – согласны? И если нет, как вы можете ратовать за такой суд?

Будем откровенны. Когда мы говорим, что присяжные руководствуются «совестью и здравым смыслом», мы имеем в виду, что они руководствуются своими предрассудками и своим жизненным опытом, а также классовым чутьем.

Классовым – в этом все дело. Чтобы оправдать подсудимого, присяжные должны либо признать его своим и согласиться, что они сами в подобных обстоятельствах преступления не совершили бы, либо оправдать само преступление.

Классический пример из русской истории – оправдание террористки Веры Засулич. О подсудимой было достоверно известно, что она стреляла в потерпевшего высокопоставленного чиновника.

Никто не отрицал этого факта. Присяжные вопреки очевидности сказали «невиновна», и русское общество согласилось с ними: правильно стреляла, жаль, что мимо, «его непременно надо было застрелить».

Пример, который вполне актуален сегодня и который наверняка будет считаться классическим в будущем, – оправдание полковника Квачкова. Человека, который открыто говорил и продолжает говорить о том, что Анатолий Чубайс должен быть убит, но на следствии и суде заявлявший, что не покушался на Чубайса.

Невозможно отделаться от мысли, что присяжные – и все те слишком многочисленные сограждане, которые аплодировали их решению, – не столько были уверены в действительной невиновности подсудимого, сколько разделяли его политические взгляды и готовы были подписаться под словами об «оккупантах».

Закон запрещает судить так, как диктует классовое чутье (фото: sxc.hu)

Присяжные могут говорить «невиновен», имея в виду, что подсудимый поступал правильно. Оправдывая само преступление. С другой стороны, они могут сказать «виновен» потому, что подсудимый принадлежит к несимпатичной им социальной группе.

Ни слова о «новгородском деле» – эта рана слишком свежа. Вам ничего не говорит название книги Харпер Ли «Убить пересмешника»? Книги об осуждении судом присяжных (XX век, североамериканская цитадель демократии и независимого суда) невиновного на смерть? Ах, читали еще в детстве…

А вот большинству сограждан это название не говорит ни о чем. Что Харпер Ли! Большинство сограждан не вспомнят источник цитаты «Мужички за себя постояли».

Дорогие представители образованного сословия, вы согласны оказаться на месте Мити Карамазова? Потому что, случись что, вашими присяжными будут «мужички» и отнесутся они к «барину» ровно так же, как и сто с лишком лет назад.

Вы не сумеете доказать, что вы свой, будь вы хоть демократом из демократов, потому что дело тут не в убеждениях – в «здравом смысле». А здравый смысл говорит то же, что социологи, только на другом языке.

Россия последних лет (и чем дальше, тем сильнее это чувствуется) жестко стратифицированное, едва ли не сословное общество.

Можно спорить о том, точно ли индекс Джини тому виной, – я лично думаю, что так было всегда. В конце концов, образ жизни советских интеллигентов отличался от образа жизни «простых людей» еще сильнее, чем образ жизни нынешних представителей «креативного класса», равенство доходов эту разницу только подчеркивало…

Можно задаваться вопросом, сократится ли в обозримом будущем разрыв между стратами – далеко не только разрыв в доходах! – или станет окончательно непреодолимым и какое влияние на общество окажут создаваемые сейчас социальные лифты. Нужды нет.

СЕГОДНЯ представители разных сословий мало понимают друг друга, друг друга не любят и часто боятся. По мне, это достаточное основание для того, чтобы не доверять суду присяжных.

Черт с ней, с актуальной политикой, черт с ними, с олигархами, черт с ней, с литературой, жизнь может быть и проще, и страшнее.

Представьте себе длинноволосого, в рваных джинсах уличного музыканта, которого обвиняют, положим, в хранении наркотиков. Он длинный, худой, с редкой бородкой, с фенечками до локтей, и весь город видел его с гитарой в подземном переходе.

Вот он говорит присяжным, что наркотики ему подбросил участковый, – предскажите вердикт присяжных!

Неприятная картина, правда? Ну, мы-то сами, конечно, все в приличных пиджаках… Что ж, представьте себя водителем, которого судят за наезд на пешехода люди, не имеющие собственных авто. Люди, которые ездят на общественном транспорте.

Представьте себя водителем в ситуации, когда в ДТП заведомо виноват пешеход, а потом скажите, вы доверите свою судьбу людям, которые никогда не садились за руль, не били по тормозам, спасая идиотов, перебегающих дорогу на красный свет?

Да, в России недостаточно независимый суд. Да, судьи тесно связаны с прокуратурой и часто заведомо оказываются на стороне обвинения. Да, на судей возможно административное давление. Но судья, по крайне мере, руководствуется не «совестью и здравым смыслом», а буквой закона.

А закон запрещает судить так, как диктует классовое чутье.