Михаил Бударагин: Правовой нигилизм или правовой беспредел?

Медведев прямо заявил: «Особое внимание придаю фундаментальной роли права, на котором основывается и наше государство, и наше гражданское общество. Мы обязаны добиться истинного уважения к закону, преодолеть правовой нигилизм, который серьёзно мешает современному развитию».

Есть еще и правовой беспредел: о нем, чаще всего, говорят промеж собой. Но говорят, говорят, куда денешься…

Итак, борьба с правовым нигилизмом и правовым беспределом – болевая точка всей современной политики. Однако что считать нигилизмом и что считать беспределом? У нас есть уникальный в своей беспрецедентности случай, на который, наверное, стоит обратить внимание всем, кто хочет увидеть эти зловещие нигилизм и беспредел в полной своей красе.

Борьба с правовым нигилизмом и правовым беспределом – болевая точка всей современной политики

Речь идет о «новгородском деле» (все подробности обстоятельно изложены – здесь), об Антонине Мартыновой, которая обвиняется в попытке умышленного убийства своей дочери Алисы. «ВЗГЛЯД» уже писал о злоключениях Антонины, остановимся же на деятельности прокуратуры и следствия.

Попробуем коротко обрисовать художественную практику новгородских правоохранительных органов, с 2007 года, когда дело было официально открыто, по сей день, когда сторона обвинения настояла на закрытом процессе. К закрытию процесса мы еще обязательно вернемся: это – ключ ко всему делу.

Итак.

2007 год.

22 марта против Антонины было возбуждено уголовное дело по статье 30, часть 3, статье 105, часть 1 УК РФ.

27 марта следователь послал постановление о возбуждении уголовного дела, а также запрос в родительскую опеку с требованием «немедленного отбирания ребёнка на основании статьи 77 Семейного кодекса РФ».

30 марта запрос следователя дошел до органов опеки, которые предприняли попытку без судебного решения забрать Алису, которая к тому времени уже оправилась от падения и спокойна жила вместе с Антониной.

Это – правовой нигилизм или правовой беспредел?

19 апреля Антонине было предъявлено обвинение в совершении преступления, предусмотренного пунктом «в» части 2 статьи 105 через часть 3 статьи 30 УК РФ (попытка умышленного убийства), после чего она была помещена в КПЗ.

В 16.30 того же дня новгородским городским судом по ходатайству следователя было вынесено постановление об избрании мерой пресечения заключение под стражу. Следователь обосновал ходатайство тем, что Фёдорова «обвиняется в совершении особо тяжкого преступления, нигде не работает, постоянно находится в контакте и проживает совместно со своей малолетней дочерью и может вновь совершить насильственные действия в отношении своего ребёнка. Кроме того, тяжесть предъявленного обвинения может свидетельствовать о том, что обвиняемая скроется от органов следствия и суда и таким образом воспрепятствует производству по делу». Согласно статье 108 УПК РФ, заключение под стражу должно применяться лишь «при невозможности применения иной, более мягкой, меры пресечения». Однако суд в своём решении основывался лишь на тяжести предъявленного обвинения; никаких конкретных обстоятельств, дающих основания опасаться, что Антонина может скрыться от следствия либо совершить насильственные действия в отношении своей дочери, следователем представлено не было.

После принятия постановления суда Антонина была отправлена в следственный изолятор.

Это помещение в СИЗО чуть позже будет признано судом проведенным с нарушением УПК. Никто не понесет за это никакого наказания. Человека можно поместить в СИЗО с нарушением УПК, ничего страшного, по мнению следствия и суда, в этом нет, презумпция невиновности – для высоких трибун, в СИЗО – свои презумпции

Это – правовой нигилизм или правовой беспредел?

27 апреля адвокат направил на имя прокурора Новгородской области просьбу отменить меру пресечения в порядке статьи 110 УПК РФ, а также прекратить уголовное дело в связи с отсутствием в действиях Антонины состава преступления.

7 мая Антонину выпустили под подписку о невыезде постановлением прокурора В. Новгорода А. Ефимова. У неё были сильные сердечные боли и появились седые волосы. Она похудела до 36 кг.

8 мая Новгородский областной суд отменил постановление городского суда об аресте Антонины Фёдоровой, определив, что изменение меры пресечения с подписки о невыезде на заключение под стражу было проведено в нарушение УПК, без достаточных оснований. Повторюсь, за нарушение УПК никто не понес никакого наказания. Им – можно нарушать, наверное.

4 июня в Новгородский городской суд было подано исковое заявление Антонины к прокуратуре Великого Новгорода о защите чести и достоинства. 25 июня городской суд вернул иск, мотивировав отказ тем, что в иске не был указан домашний адрес следователя. Сроки предварительного расследования были продлены до 22 июля.

31 июля следователь вынес постановление о назначении стационарной психиатрической экспертизы Антонины в Институте имени Сербского и направил его на рассмотрение в городской суд. Сроки предварительного расследования были продлены до 22 сентября. По мнению защиты обвиняемой, повторная экспертиза, назначенная следователем, являлась прямым свидетельством невозможности доказать факт попытки умышленного убийства.

1 августа рассмотрение постановления следователя в городском суде не состоялось из-за неявки адвоката, который не получил вовремя уведомление о заседании. Рассмотрение перенесено на 13 августа. Была сделана попытка не допустить на судебное заседание журналистов. В связи с несвоевременным извещением адвоката Антонина подала жалобу на действия следователя в порядке статьи 125 УПК; 9 августа жалоба была рассмотрена горсудом и оставлена без удовлетворения. УПК можно нарушать, если ты новгородский следователь, что тебе какой-то там УПК…

13 августа городской суд удовлетворил ходатайство прокуратуры о направлении обвиняемой на стационарную психиатрическую экспертизу.

Суд, как мы можем заметить, выступает в этой истории филиалом прокуратуры, не вполне самостоятельным и отклоняющим любые жалобы и апелляции обвиняемой.

Это – правовой нигилизм или правовой беспредел? Суд в правовом государстве должен ходить перед следствием на задних лапах и с руки кушать?

22 августа стало известно о том, что дело передано новому следователю. Прежний, В. Колодкин, действия которого мы еще обязательно рассмотрим, видимо, с задачами не справлялся. 27 августа состоялась встреча следователя А.В. Яшина с обвиняемой. Следствие настаивало на сдаче анализов для подготовки к помещению в стационар, назначенному на 12 сентября, несмотря на то что решение суда не вступило в законную силу и должно было быть кассационно обжаловано в областном суде.

Следователь Яшин, наверное, прекрасно знал, какое решение примет городской суд и какова будет скорость отказа в обжаловании в областном суде. Лишние какие-то формальности, видимо, суды какие-то.

Это – торжество права?

7 сентября Кирилл Мартынов*, муж Антонины, отправил в адрес прокурора Новгородской области заявление с просьбой возбудить в отношении прокурора города Ефимова А.А., его заместителя Михайлова Д.С. и следователя Колодкина В.В. уголовные дела по статье 299 УК РФ – «Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности». В заявлении утверждалось, что обвинение, предъявленное Федоровой 19 апреля, заведомо противоречило известным следователю фактам, что следствие исходило из презумпции виновности Антонины и что следователь имел целью вымогательство крупной суммы денег через доверенных лиц. Заявление было принято к рассмотрению в январе 2008 года и передано прокурором города в Следственный комитет, который отказался рассмотреть его по существу; этот отказ был обжалован в городском суде, который отказал в удовлетворении жалобы.

<table cellspacing="0" cellpadding="0" class="imgleft"><tr><td><img src="http://img.vz.ru/upimg/143/143616.jpg" width="250" height="200" title="История 22-летней Антонины Федоровой, арестованной по подозрению в попытке убийства своей дочери, вызвала небывалый резонанс (фото:tora1.livejournal.com)" alt="История 22-летней Антонины Федоровой, арестованной по подозрению в попытке убийства своей дочери, вызвала небывалый резонанс (фото:tora1.livejournal.com)"><div>История 22-летней Антонины Федоровой, арестованной по подозрению в попытке убийства своей дочери, вызвала небывалый резонанс (фото:tora1.livejournal.com)</div></td></tr></table>

Своих – не сдают. Корпоративная солидарность, я подозреваю.

10 сентября стало известно о новом следователе, которому передано дело – Дине Пальчук.

11 сентября областной суд, в который было обжаловано решение горсуда от 13 августа об отправке Антонины на психиатрическую экспертизу, оставил это решение без изменений

Следователь Яшин был удивительным образом прав. Симфония суда и следствия – дело не слишком тонкое и весьма предсказуемое.

17 сентября Антонина явилась в институт Сербского на стационарную экспертизу. 11 октября она вернулась домой. Подозреваемая оказалась нормальной, следствию не удалось приписать «аффекта» и т.п., пришлось и дальше творить художества.

20 декабря предварительное расследование было окончено, Антонине было предъявлено уточнённое обвинение по статье 105, часть 2.

21 декабря началось ознакомление Антонины и ее адвоката с материалами дела перед передачей его в суд. В ходе ознакомления обвиняемой с делом ее муж заявил, что в деле отсутствуют какие-либо доказательства мотива преступления, что видеозапись показаний единственного свидетеля, мальчика, взятых в мае 2007 года, имеет ряд существенных отличий от протокола его допроса, причем они были получены при помощи наводящих вопросов, а следователь Пальчук воспрепятствовала копированию видеокассеты с показаниями.

К протоколу допроса несовершеннолетнего свидетеля следователем Колодкиным мы еще вернемся. Это – удивительный документ. Не случайно он был запрещен к копированию.

2008 год

9 января новгородской прокуратурой было принято к рассмотрению заявление Мартынова от 7 сентября о незаконном характере уголовного преследования Антонины. Заявление в дальнейшем было передано прокурором города в Следственный комитет, который отказался рассмотреть его по существу и предложил обжаловать отказ на имя прокурора города. В дальнейшем этот отказ был обжалован в городском суде, который отказал в удовлетворении жалобы.

10 января была подана жалоба в городской суд на отказ предоставить видеопоказания мальчика для копирования. 14 января суд оставил жалобу без удовлетворения.

23 января ознакомление с материалами дела было окончено. Защитой был подан целый ряд ходатайств. Ни одно (!) удовлетворено не было.

29 января дело поступило в прокуратуру на утверждение обвинительного заключения, однако прокуратура отказалась его подписать и вернула дело на доследование. Об этом Мартыновым стало известно лишь в начале марта.

22 февраля по рапорту Д. Пальчук следователь Фомичёв возбудил уголовное дело против Кирилла Мартынова по статье 310 УК РФ «Разглашение данных предварительного расследования», о чем последнему было сообщено 26 февраля.

26 марта на сайте новгородского областного Следственного управления Следственного комитета появилось обращение к представителям СМИ, требующее от журналистов под угрозой уголовного преследования «при отсутствии комментариев стороны обвинения воздержаться от освещения мнения защиты» и мотивирующее это требование тем, что «распространение и анализ комментариев… исключительно одной стороны… без освещения официальных данных из материалов уголовного дела, как это зачастую происходит, является необъективным и оказывает большое влияние на создание негативного общественного мнения о деятельности правоохранительных органов».

Следствие вообще очень боится журналистов, которые «шумят» и пишут «не то», что выгодно самому следствию. Пытается их остановить как умеет.

Угрозы Следственного управления в адрес журналистов – это правовой нигилизм или правовой беспредел?

17 апреля Антонина получила обвинительное заключение в связи с передачей дела в суд. Дело в суд было передано 18 апреля.

13 мая состоялось предварительное слушание, на котором было удовлетворено ходатайство прокуратуры о проведении закрытого судебного процесса.

Закрытие дела – предсказуемый ход следствия, которое очень долго пыталось изобрести «вину» Антонины, а теперь откровенно боится открытого разбирательства, в ходе которого все художества обвинения могут быть явлены urbi et orbi. Не думаю, что им стыдно (все-таки за год планомерной травли семьи можно все нормальные чувства и подрастерять), наверняка речь идет о том, что кого-то могут лишить премии, как лишили ее в свое время следователя Колодкина. Большой удар, по всей видимости.

Сторона обвинения, мотивируя закрытие процесса, сначала сослалась на то, что 11-летний свидетель сам написал просьбу о закрытом процессе (юридически грамотные дети – большое счастье для правового государства), потому что ему якобы угрожала «сторона защиты». Обвинение не сочло нужным эти угрозы доказывать. На самом деле, процесс длится больше года, прокуратура присылала к мальчику «своих» журналистов, его контакты всем известны. Сторона защиты ни разу со свидетелем обвинения и его семьей не общалась. Ни разу! Если угроза жизни и здоровью ребенка действительно существует, следствию просто стоит назвать фамилии угрожателей (никаких фамилий или даже описания тех, кто угрожал, так и нет), разыскать их и посадить. Это же так просто, ведь этим правоохранительные органы и должны заниматься. Наверное.

Но, не удовлетворившись, видимо, угрозой свидетелю (то есть отсутствием каких бы то ни было доказательств – нужно же все-таки соблюдать хоть какие-то приличия), сторона обвинения в тот же день (на ходу подметки режут, и впрямь) изменила мотивировку закрытия процесса на «заботу» об Алисе, дочери Антонины. Суть заботы, видимо, заключается в том, что на закрытом процессе с такой доказательной базой будет гораздо проще посадить Антонину на 15 лет, разлучив ребенка с матерью.

Позволю себе процитировать высказывание Кирилла Мартынова на этот счет.

«13 мая прокуратура привела избыточную и противоречивую аргументацию в пользу необходимости вести процесс в закрытом режиме.

Согласно гуманному законодательству Российской Федерации, судопроизводство является открытым и гласным. Пункт 1 статьи 123 Конституции РФ утверждает: «Разбирательство дел во всех судах открытое. Слушание дела в закрытом заседании допускается в случаях, предусмотренных федеральным законом».

Уголовно-процессуальный кодекс (статья 341) ограничивает число таких случаев четырьмя:
1) разбирательство уголовного дела в суде может привести к разглашению государственной или иной охраняемой федеральным законом тайны;
2) рассматриваются уголовные дела о преступлениях, совершенных лицами, не достигшими возраста шестнадцати лет;
3) рассмотрение уголовных дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности и других преступлениях может привести к разглашению сведений об интимных сторонах жизни участников уголовного судопроизводства либо сведений, унижающих их честь и достоинство;
4) этого требуют интересы обеспечения безопасности участников судебного разбирательства, их близких родственников, родственников или близких лиц.

С 10 утра и до обеда 13 мая гособвинитель Комарова апеллировала к пункту 4, ссылаясь на то, что мальчику, который всё видел, может угрожать опасность.

Надо сказать, контора работает: к слушанию мальчик как раз всерьез обеспокоился за свою сохранность и написал об этом заявление. Перед этим более года никаких мер по спасению мальчика от внешних угроз следствием не предпринималось. Но как только потребовалось закрытый процесс – тут же появилась опасность.

Параллельно в суде выступил папа мальчика. Он сказал, что очень устал от всего этого правосудия (а ведь какой-то год назад он горел желанием «помочь милиции)» и что к нему однажды подъехали на машине и предложили «поговорить о деле», после чего он убежал. Подъезжали «неизвестные лица».

Этот ход легко просчитывался. Мы протестовали. Мы приводили ссылки на статьи в газетах, где следователь Колодкин не против общения мальчика и его семьи с журналистами. А некоторым из них он приводил мальчика сам.

И после обеда судья колебалась.

Тогда госпожа Комарова сменила тактику. Она стала говорить о том, что не только обвиняет мою жену, но и одновременно следит за соблюдением прав нашего ребенка. Как госпожа Комарова умудряется делать это одновременно, мне понять трудно, но это отдельный разговор. Так вот, интересы нашего ребенка, согласно гособвинителю, требуют закрытого процесса, потому что иначе ее интересы могут быть нарушены, поскольку «все будут обсуждать ее жизнь». После этого судья и завершила заседание, взяв на размышление 40 минут.

Вердикт был такой: да, вот именно в том, чтобы судить мать, как в Средние века, и состоят интересы ее ребенка. Мы тут не в Афинах! Процесс будет закрытым.

Но с таким же успехом можно было апеллировать к государственной тайне, которая состоит вот в чем: прокуроры лгут».

И последнее. Несколькими днями ранее в Сети появилась расшифровка видеозаписи допроса единственного свидетеля, настаивавшего на том, что Антонина пыталась избавиться от дочери. Допрос вел всё тот же следователь Колодкин, который, как прекрасно видно из текста, куда лучше самого свидетеля знает, в чем виновата Антонина. Свидетель же в основном соглашается со следователем («да», «угу»), которому остается только задать правильные наводящие вопросы.

Отдельно, наверное, стоит заметить, что согласно части 2 статьи 189 УПК на допросе запрещено задавать наводящие вопросы. Только уточняющие. Следователь Колодкин же задает именно наводящие вопросы: «Девочка опиралась на выступ-то, нет?» Здесь уже содержится готовое, сформулированное высказывание, с которым свидетель должен только согласиться. Вопрос не был задан, например, так: «На что опиралась девочка?» – это было бы как раз уточнение. Но стороне обвинения уточнять нечего: она умеет работать со свидетелем. А нарушение УПК, как мы уже убедились, дело вполне естественное. Издержки яростного желания засадить все-таки Антонину.

С этим сторона обвинения и выйдет на суд. Совершенно очевидно, что при открытом разбирательстве вся нелепость и надуманность обвинений станет предельно ясна. За закрытыми дверьми – удобней. И пусть дело не составляет гостайны и не идет об изнасиловании. Захотели – закрыли.

Это – правовой нигилизм или правовой беспредел?

Ухватившись за Антонину, год издеваясь над ней и ее семьей, следствие не может, не имеет права «по понятиям» не осудить ее. Так хищник не выпускает жертву из пасти, если на него смотрит стая. Он может быть сытым, но если жертва упадет на землю, она больше не будет ему принадлежать. Это – закон джунглей, но ничего общего с правом эта практика не имеет. Как не имеют ничего общего с правом разговоры о «чести мундира», которыми иногда объясняют действия прокуратуры и следствия.

Я читал Конституцию Российской Федерации, Уголовный кодекс и массу других юридических источников. Там нет ни слова о «чести мундира» иди «корпоративной солидарности». Если они там есть, укажите мне, неразумному, статью или параграф, в котором бы говорилось, что «честь мундира» имеет в судебном разбирательстве решающее значение. Мне, налогоплательщику и обывателю, вообще трудно понять, о чем в данном случае идет речь и какое все эти нравственные потуги имеют отношение к праву.

Вопрос повисает в воздухе. Или мы действительно строим правовое государство или все эти красивые и правильные слова означают только то, что клика местечковых прокуроров и судей имеет полное право уничтожить семью просто потому, что та вовремя не подсунула взятку и посмела добиваться публичности и открытости процесса. Это, пожалуй, по нынешним временам гораздо большее преступление, чем всё остальное.

Тогда зачем мы вообще говорим о главенстве права?

Давайте официально узаконим новгородскую судебную практику. Есть 11-летний свидетель, которого мудрый следователь недвусмысленно направляет на допросе, и больше нет ничего – сядешь. Будешь «поднимать шумиху» – сядешь. Не даешь взяток – сядешь. Смеешь упрекать следствие в нарушении УПК – сядешь. Смеешь требовать публичности – сядешь.

Надо же когда-то начинать быть честными с самими собой.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом