Андрей Перла: Без Достоевского

Как будто проблема российского образования состоит в недостаточном знании родной литературы…

Юному автору удалось затронуть «вечнозеленую» тему – ухудшение качества пресловутой «духовности» сограждан

Примерно неделю в Сети был размещен телесюжет, созданный для семинара или для экзамена студенткой питерского факультета журналистики. О том, что сограждане не знают элементарных вещей. Сюжет был слеплен на среднем провинциальном уровне, то есть, честно говоря, на уровне плинтуса, и содержал интервью 10 прохожих, которым пришлось отвечать на странные вопросы, например: «Название какой страны состоит из двух слов?» По мысли автора, правильный ответ был: Российская Федерация (почему не Верхняя Вольта, к примеру?), но, конечно, такого ответа журналист не получил. Еще он не получил ответа на вопрос «Кто такой Че Гевара?» и несколько других.

Накал страстей при обсуждении сюжета был ужасным. Мнения колебались между отметками «очернение русского народа» и «настоящая правда о российском образовании». Еще бы, ведь юному автору удалось затронуть «вечнозеленую» тему – ухудшение качества пресловутой «духовности» сограждан. Впрочем, возможно, все дело в зачине: начала девушка с замечания о том, что мы часто посмеиваемся над необразованностью американцев (за океаном действительно очень любят подобные телесюжеты), а между тем сами…

А что, собственно, мы сами? Чем, по гамбургскому счету, российское образование принципиально отличается от западного? Отвлечемся от статистики и социологии, не скажем ни слова о корректности вопросов, на которые можно ответить за три минуты на тротуаре. Признаем – наши сограждане в массе действительно невежественны. Но не так, как кажется юной журналистке. И, главное, не так, как пресловутые «глупые американцы». Дело ведь отнюдь не в том, знает ли имярек, где находится Куала-Лумпур или как формулируется второй закон термодинамики. Это все важно, конечно, лучше знать, чем не знать, ценность эрудиции непреложна. Но суть образования совсем в другом: знает ли имярек, как устроено общество, в котором он живет, и умеет ли применять эти знания на практике? То есть социализирован ли имярек?

Средний американец с трудом представляет себе, чем Франция отличается от Италии и тем более чем Россия отличается от Казахстана. Но пятая поправка (я не должен свидетельствовать против себя!) заодно с правилами написания резюме им усвоена твердо. Он знает, как устроено его общество, кто его конгрессмен, почему и отчего и какие он платит налоги и что сказать офицеру полиции, если тот стучится в дверь. Его жизненная позиция определена простой констатацией: «Я налогоплательщик. Я знаю свои права». Именно этого в массе не знают дорогие россияне, и именно это делает их беспомощными невеждами – в жизненных коллизиях, а не перед случайной телекамерой.

Литература перестала быть обязательным выпускным экзаменом. Теперь это экзамен по выбору (фото: stavsu.ru)

И именно об этом в России если и говорят, то на экспертных совещаниях и круглых столах в Министерстве образования. А вне экспертных совещаний пикейные жилеты ужасаются: ах, они отменили обязательный экзамен по литературе, что теперь будет? А ничего особенного не будет. Когда ваш покорный слуга оканчивал среднюю школу и поступал в университет, никому еще не приходило в голову заменять сочинения изложениями и диктантами. Тем не менее в моем выпускном классе (сколько нас было? Тридцать?) пресловутую эпопею «Война и мир» прочли от корки до корки человек пять. И в ваших выпускных классах было так же, неважно, 50 вам сейчас или 22. Ну давайте скинемся на проведение репрезентативного социологического опроса: сколько процентов сограждан могут сказать, какие четыре повести составляют роман «Герой нашего времени»? Сколько могут членораздельно пересказать сюжет «Братьев Карамазовых» и припомнить, кто таков старец Зосима?

Я абсолютно уверен, что процент внятно ответивших на вопросы о «школьной» великой русской литературе не меняется со временем – и всегда невелик. Как имели тесное знакомство с этими книжками 3–5 (оптимисты говорят – 8–10) миллионов говорящих по-русски, так и будут они его иметь. При чем тут экзамен? Как не читало большинство школьников «Войну и мир», так и не станет, хоть включи пересказ сна князя Андрея в ЕГЭ, хоть не включай, – и не включать, из уважения к Толстому, гораздо правильнее.

Вообще не в литературе и не в астрономии, не в физике, не в Законе Божьем, даже не в истории дело, когда мы говорим об образовании. То есть не в знаниях дело. Да, в сокровищницу русской культуры имеют доступ считаные проценты наших сограждан. Ключи от нее предлагают всем, но берут их единицы. Гораздо страшнее, что представление о том, как жить в России и за ее пределами, что можно и чего нельзя, как достигать успеха и какую цену стоит платить за успех, – имеют те же немногочисленные проценты.

Это и делает Россию несовременным обществом, это и провоцирует рассуждения об «особом пути», и именно эту проблему должна решать настоящая институциональная реформа российского образования.

А что до проблемы изучения школьного предмета «литература», то правильное отношение к ней сформулировал еще в 80-х Сергей Довлатов. Один из его персонажей на вскрик «Как наши дети будут жить без Достоевского?!» реагировал меланхолическим «Пушкин жил – и ничего…».