Когда после радостного улюлюкания медиа Европы по поводу начала обстрелов ракетами типа ATACAMS вглубь российской территории в ответ прилетело что-то непонятное и очень быстрое, наступила информационная тишина. Будем считать это началом фазы «отрицание».
14 комментариевАлександр Агеев: Витамин свободы
Умер Анатолий Азольский. Как-то уже всё равно, что он был букеровским лауреатом (1996), лауреатом множества других литературных премий – главное то, что он был совершенно особенным писателем.
Он был писателем, которого невозможно уложить ни в какие «традиции», «тенденции» и прочие таблицы усреднения, которые так любимы критиками.
Это была редкая птица или, если хотите, редкий цветок в нашем литературном огороде, каковой огород был всегда, если честно признаться, стилистически (красочно) бедноват и бледноват. Картошка, морковка, укроп и петрушка – для жизни полезно, а глазу порадоваться нечем. Цветочки же всё больше импортные…
Так вот, Азольский – писатель, который сумел совместить в своей прозе и исконную «питательность» (серьезность) русской классики, и привить к мощному её стволу какие-то совершенно феерические лианы, вырастить на вековых ветвях орхидеи, запустить в эти заросли ослепительно красивых бабочек.
Чтобы роман этот пробудился от спячки, зажил жизнью, Азольский создал новый тип героя
Судьба его, как судьба почти всех более или менее приличных русских писателей, складывалась, как любят писать журналисты, «непросто». Родился он в 1930 году в Вязьме, окончил Высшее военно-морское училище, служил морским офицером, но не очень долго – года два-три. В начале 50-х морской офицер – это был престиж и прочие радости, но Азольский ушел, или его ушли. Однако увиденного на службе ему хватило аж на два романа – «Степан Сергеич» и «Затяжной залп». Советский военно-морской флот выглядит в этих романах не очень-то совершенным механизмом.
Дальше он перебрал массу профессий – от электрика до инженера в разных местах, а первый рассказ напечатал в 1965 году.
После этого – двадцать с лишним лет молчания. То есть не молчания, конечно, а непечатания. Очень похоже на судьбу Фридриха Горенштейна, кстати, – один рассказ в 1964, а новая встреча с русским читателем только в конце 80-х.
Первый роман Анатолия Азольского – «Степан Сергеич» – был анонсирован журналом «Новый мир» на 1968 год. Но мало ли что анонсировал тогда опальный «Новый мир» – и «Раковый корпус» Солженицына аккуратно анонсировался несколько лет. Не позволили ни того, ни другого. Как говорил классик, зайдите через двадцать лет…
Через двадцать лет «Степана Сергеича» опубликовал тот же «Новый мир» и началась не то чтобы слава, но – известность. С 1987-го по 1991-й читателю был предложен такой массив ранее неизвестного, неопубликованного, запретного, что очень трудно было неизвестному имени закрепиться в читательском сознании.
Анатолий Азольский (фото: magazines.russ.ru) |
Имя Азольского – именно потому, что он был «редкой птицей» – закрепилось, и следующие его романы и повести неизменно попадали в поле пристального внимания. Чему свидетельство – хотя бы та же Букеровская премия за 1996 год.
Но дело, разумеется, не в премиях. Азольского всегда было интересно читать. И очень трудно было предугадать, куда повернет авторская мысль. Его романы и повести последних лет – это какой-то волшебный сплав всех известных жанров, и «высоких», и «низких». На надежной подкладке традиционной русской прозы очень высокого качества он выплетал совершенно неожиданные кружева, соединяя триллер, фэнтези, детектив, боевик. Но в итоге получался не монстр и не кадавр, как у многих современных любителей коктейлей, а всё равно – русский психологический роман. Жанр, который, по слухам, давно сдох, Анатолий Азольский заботливо лечил, и у него получалось. Это случай уникальный.
Чтобы роман этот пробудился от спячки, зажил жизнью, Азольский создал новый тип героя.
Как ни странно, герой этот очень похож на героев многих голливудских боевиков: он одиночка, иногда даже с неясным криминальным прошлым, против него все – государство, общество, мафия, церковь. Но он осознает свою правоту, он никому не верит, и у него достаточно воли, чтобы даже вот так – в одиночку, нарушая писаные и неписаные законы, добиться справедливости.
Время действия большинства романов Азольского – время суровое. Одиночек тогда не любили и старались жестко ограничить поле действия для всяких там несистемных «степных волков», нарушающих общее благолепие. Но такие люди существовали. Не скажу, что они были «соль земли», это слишком пафосно. Но они были неким необходимым обществу витамином свободы, ферментом: без них, без их воли к свободе вопреки всему мы бы мирно задохлись в беспросветной тоске.
Всё творчество Анатолия Азольского говорит: были, есть и будут такие люди. Если сможешь, если сил хватит – стань таким.
Он таким стал.
Светлая ему память.