Екатерина Сальникова: Фантазии доктора Пилюлькина

Они принимают форму телевизионного подсознательного. Будущему теперь достаточно просочиться в безразмерный телеэфир – и оно уже с нами. Скоро закадровый голос вкрадчиво произнесет: «Давайте заглянем в брюшную полость этого человека. Съемки ведутся скрытой камерой...»

Еще недавно тема диет и похуданий была прочно закреплена за телеутром вне зависимости от канала. Но вот уже в середине дня адепт восточной медицины восседает на полу студии «Времечка», разувшись и приняв несколько специфическую позу.

А на РЕН-ТВ чуть ли не в прайм-тайм попадает документальный фильм об ужасах похудания при помощи всяких таблеток и капсул, вызывающих привыкание, анемию и смятение всего организма.

Во времена голода нет спроса на передачи о диетах и голодании. Во времена больших войн не будет популярен фильм о человеке, страдающем от камня в почках.

Более половины документальных фильмов об актерских судьбах подробно останавливаются на истории болезни того или иного кумира

Чтобы людей всерьез стало интересовать и даже возбуждать их здоровье, нужна хотя бы иллюзия, что все остальные проблемы бытия на данный момент не смертельны.

Судя по количеству телепрограмм о медицине, болезнях, лекарствах и пищевых добавках, эта иллюзия набирает силу.

Даже идеальная внешность – уже не самая горячая тема для несметной аудитории самоулучшателей.

В конце концов, на дворе век политкорректности, отстаивающий право на некрасивость. Если сам Шрек доволен Фионой, превратившейся в зеленую толстушку, зачем гробить себя на тренажерах и засорять организм шлаковыводителями?

Все люди равны, все отличия – лишь вариации человеческого начала.

Только одного отличия пока не удалось отменить – разницы между живым и мертвым. Сию истину и акцентирует ТВ, чтобы от телестраха потом спасать телеутешениями.

Я не склонна фетишизировать силу экрана. Но последние два-три года теленовости с завидной регулярностью обсуждали атипичную пневмонию, социальная реклама предупреждала о гепатите, а обычная реклама спекулировала на дисбактериозе, остеохондрозе, импотенции и инфекциях.

И общество зациклилось-таки на физическом самочувствии своих граждан. Сейчас уже невозможно определить, что делает ТВ, улавливает тенденции жизни или моделирует их. Тем более что результат един – тема выбивается в лидеры ток-шоу и остается там до тех пор, пока формат не выжмет из нее всё.

Недавно в «Пусть говорят!» долго обсуждали болезнь и отношение к своей болезни Софико Чиаурели. Думали, подыскивали слова, хотели высказаться максимально точно. Так происходит тогда, когда в формулировки считают нужным вкладывать душу.

Сейчас людей сильнее всего потрясает и мучает факт смерти от болезни – не от несчастного случая, не от насилия, не от стихийного бедствия. И телевидение готово «поговорить об этом».

Более половины документальных фильмов об актерских судьбах подробно останавливаются на истории болезни того или иного кумира.

Даже любовь всей нации к Николаю Караченцову не может уберечь его от назойливых телекамер. Даже всеобщее преклонение перед Владимиром Высоцким не спасло юбилейные программы от пространных рассуждений про его алкоголизм и наркоманию...

Чем естественнее смерть индивида, тем неестественнее она кажется. Это род убийства, которое производит физический организм в отношении своего одушевленного обладателя.

Непостижимая штука.

Вопиющая несправедливость.

Абсурд.

Даже любовь всей нации к Николаю Караченцову не может уберечь его от назойливых телекамер

Ведущие разных передач озвучивают вопрос, которым терзает себя сегодняшний человек. Почему я старею и умираю? Может, я что-нибудь не так делаю? Неправильно питаюсь? Неправильно лечусь? Неправильно себя настраиваю?

К началу нового столетия человечество столько всего наизобретало. Космические корабли и Интернет, сотовые телефоны и кошачьи туалеты, ипотеки и роуминги, рестлинг и скейтбординг, коллаген и спирулина, оффшоры и фандрейзинг, бифидобактерии и микрочипы...

Чем больше ТВ распинается о достижениях человечества и правах индивида, тем труднее признать, что возможности человека ограничены. И что «смерть – это симптом, который не лечится», выражаясь словами доктора Хауса.

Криминальные телемотивы заглушают страх смерти. Вроде, если в человека никто не выстрелит и нож не воткнет, человек так и будет жить, сколько ему захочется.

Чудеса косметологии, взятые крупным планом, борются с ужасом физического разложения. Вроде, если избежать внешнего старения, так можно и свое индивидуальное время вспять развернуть, причем навсегда.

Но чем изобретательнее общество камуфлирует свои истинные страхи, тем сильнее они потом прорываются.

В «Ночном полете» писатель Юрий Вяземский, сочиняющий романы о жизни Господа, рассказал, как в процессе творчества ему был поставлен страшный диагноз.

Писатель начал редактировать роман, дней десять жил и редактировал с диагнозом. А потом медики отменили диагноз. Значит, что-то изменилось, и Он позволил писателю продолжать...

Получается, кроме как напугать неотвратимой смертью, других способов воздействия на литератора у Него нету? Или это самое эффективное в отношении современного художника?

Похоже, медицину сейчас как-то спонтанно прочат в наместники Бога.

Но за последние полвека в мире возникла новая модель истины – сверхдинамическая, то есть развивающаяся каждую секунду, и гиперсубъективная, то есть являющая паритет противоречащих друг другу концепций.

«Однозначно!» – это лексикон Жириновского.

А врачи в новейших сериалах спорят до зубов, сто раз меняя диагнозы и методы лечения. Не только в сериалах, в любых телеформатах и отчасти в реальности медицина оказывается не объективной наукой, а драмой, где единой точки зрения быть не может.

Но современный человек и на такое согласен. Ему ведь главное не бессмертия достичь и даже не жизнь продлить, а страх смерти регулярно развеивать.

ТВ сигналит о чем-то гораздо большем, нежели состояние нашей медицины и нашего населения. ТВ объясняет людям, чего они на самом деле хотят и чего им не хватает.

В этом смысле врачебный сериал аналогичен детективу, который тоже воплощает массовые желания.

В детективе самая глобальная мечта – чтобы проблемами обычного смертного, попавшего в социальную беду, кто-нибудь самоотверженно и даже маниакально занимался.

Насмотрятся люди «Улиц разбитых фонарей» – и хотя продолжают не верить в высокую раскрываемость преступлений, зато начнут верить в добросовестность и дотошность реальной милиции.

Врачебный сериал вроде «Доктора Хауса» выражает другое пожелание человека – чтобы профессионалы со страстью занимались его физическим состоянием, чтобы медики ради пациентов презрели свои дела и даже собственное здоровье.

Сам Грегори Хаус заметно хромает и периодически плохо себя чувствует. Но он работает так, как в эпоху дикой коммерциализации медицины только мечтается, – то есть не ради гонорара.

Истории безнадежных больных, спасенных доктором Хаусом, – это современный парафраз вечного сюжета Золушки. Счастье дается в награду за страдания. Справедливость похожа на чудо.

Только счастье и справедливость теперь трактуются иначе, чем в мире злой мачехи и доброй феи. Справедливость – это верный диагноз, а счастье – остаться в живых после лечения болезни.

При всей разнице Америки и России нас с ними объединяет мечта о чудесном докторе. Стало быть, и там и здесь существует неудовлетворенность практической заботой государства о здоровье нации. Отсюда и потребность в виртуальных Спасителях, оснащенных «техническим» всеведением.

Раньше Бог представлялся существом, созерцающим земную жизнь откуда-то из космоса. Теперь сходное благоговение может вызывать понимающий взгляд медика, направленный в недра организма, высвеченного на УЗИ. ТВ снова есть что запускать в особо крупный тираж.

К началу XXI века людям в очередной раз обрыдло всё возвышенное, пафосное и правильное. Поэтому доктор Хаус (актер Хью Лори) со своей командой очень напоминает наших сериальных ментов.

По виду и американские врачи, и российские милиционеры – иронисты и пофигисты, простаки, психопаты или плейбои местного разлива.

Вид у них крайне несолидный, щетина на щеках и подбородке не стильная, воротнички мятые. Галстуки носят только второстепенные персонажи. Спасители сохраняют неформальный вид, пристрастие к не очень нормативной лексике – и преданность всем смертным мира сего.

В российских сериалах пока нет особо удачных образов врачей. Но они, надо полагать, появятся.

Обаятельным эксцентрикам в ролях патологоанатомов придется потесниться – народ устал делать вид, что не боится смерти.

Телеаудитория хочет бояться в открытую. Телеаудитория начинает ценить факт своего физического существования, пусть даже совсем без наслаждений и славы.

Пора делать социальную рекламу с лозунгом: «Viva la Vita». Или «Memento mori».