Виктор Топоров: Литературный проект «Шекспир» – 1

Как и вопрос о Гамлете – самом таинственном персонаже самой таинственной из трагедий.
Как и вопрос об авторстве этой трагедии – да разве ее одной?
«Что вам Гекуба?» – стоило бы спросить и у шекспироведов, особенно доморощенных. Правда, этот вопрос прозвучал бы сугубо риторически.

Спор между стратфордианцами (приверженцами версии об авторстве Уильяма Шекспира) и антистратфордианцами (предлагающими на эту роль множество других кандидатур – от убитого в молодости и потому, естественно, творчески смолкшего великого драматурга Кристофера Марло до и впрямь пописывавшей стишки королевы Елизаветы) идет, то затихая, то разгораясь, столетиями – и прирастает новыми версиями, не говоря уж о доказательствах и контрдоказательствах прежних.

То, что от «Шекспира» за версту несет литературным проектом или «игрой в Шекспира», тоже понятно

Отнюдь не гамлетовский вопрос: «А был ли мальчик? Может, никакого мальчика-то и не было?» – типа чисто не по-детски волнует умы – ученые и не очень.

Из Англии парашекспироведческие дебаты постепенно растеклись по всему белу свету; а у нас, в России, обрели особенную интенсивность, начиная с перестроечных времен, когда «пролетарское происхождение» Шакспера (так именуют его последовательные антистратфордианцы) перестало служить ему и его сторонникам стопроцентной отмазкой в деле аутентичности.

В ход пошли поэты-аристократы, рассматриваемые в качестве предполагаемых Шекспиров поодиночке, парами и даже тройками. Правда, как в анекдоте про памятник неизвестному солдату Рабиновичу (неизвестно, был ли Рабинович солдатом), далеко не все из этих аристократов известны нам как поэты.

В России громче всех заявили о себе так называемые рэтлендианцы, точнее, двойные рэтлендианцы.

То есть приверженцы версии о том, что за Шекспира всё написали граф Рэтленд с женой (доводившейся дочерью лучшему английскому сонетисту Филиппу Сидни, которого кое-кто тоже считает настоящим Шекспиром), возглавляемые покойным Ильей Гилиловым, автором нашумевшей – и шумящей до сих пор – книги «Игра в Уильяма Шекспира».

Одна из исследовательниц превратила супружеский дуэт соавторов в трио, дополнив его кандидатурой Бэкона (Роджера или Фрэнсиса – дополнительный вопрос читателю на проверку его собственной эрудиции).

За Шекспира вступился исследователь (профессиональный режиссер) Сергей Радлов – то ли представитель, то ли соименник знаменитой ленинградской семьи Радловых, отметившейся в шекспироведении еще в 1920–1930-е годы: роковая красавица Анна Радлова переводила Шекспира (в частности, «Гамлета»), а ее муж-режиссер ставил на сцене.

И всё у них было хорошо, пока Анна Ахматова, бурно завидовавшая красоте Радловой (как, впрочем, и сама Радлова – таланту Ахматовой), не натравила на радловского «Гамлета» Корнея Чуковского – и тот раз и навсегда порвал неплохой в сущности перевод в кровавые клочья.

В детали спора о Шекспире мы здесь вдаваться, впрочем, не будем. Упомянем для разъяснения единственный отечественный аналог парашекспироведения – споры о подлинности «Слова о полку Игореве», и в частности сборник статей академика Лихачева, посвященный как раз доказательству этой подлинности.

В одной из статей сборника покойный академик отказывается анализировать аргументы, изложенные в книге Олжаса Сулейменова «АЗиЯ», потому что казахский поэт пренебрег разработанной Лихачевым научной методикой.

В следующей статье академик полемизирует с итальянским исследователем, который, как раз лихачевской методикой и воспользовавшись, вроде бы неопровержимо доказывает подложность «Слова…».

В ответ на что академик не соглашается, разумеется, с подложностью «Слова…», а всего-навсего вносит несколько уточнений в собственную методику.
Точно так же ведется научная полемика и в парашекспироведении...
Правда, порой куда ласковее.
Вот, кстати, характерный примерчик (из отчета о творческом вечере очередного переводчика «Сонетов» Шекспира): «В аннотации к работе Микушевича сказано, что «новый перевод трактует шекспировский текст как единую поэму с сюжетом и действующими лицами… Работа Микушевича с Шекспиром становится этапом во всей истории русской переводческой школы». В предисловии автор переводов рассматривает «трансмутацию» сонетов Шекспира и высказывает предположения, кому все-таки они были посвящены.

На вечере выступал петербургский переводчик Сергей Степанов, в 2003 году издавший свою версию сонетов Шекспира. По его мнению, в переводах Микушевича нет ни стиля, ни поэзии барокко. «Когда блестящий переводчик переводит то, что не понимает, получается блестящий результат» (??? – В.Т.)… После чего оба прочитали по нескольку переводов сонетов и обменялись книгами «своих» Шекспиров. Вечер закончился чтением сонетов Микушевича, посвященных жене».

Меж тем особенность настоящего момента заключается как раз в том, что парашекспироведение перешло в практическую плоскость художественного (в том числе и поэтического перевода) – и в дальнейшем они, по-видимому, пойдут уже рука об руку.

Сначала последователь Гилилова «двойной рэтлендианец» Сергей Степанов дважды выпустил в своем переводе «Сонеты» Шекспира, увязав теорию с практикой – то есть выстроив сонеты так, что они слагаются в историю платонической супружеской любви четы Рэтлендов (по предположению Степанова, оба они были наследственными сифилитиками, не способными на плотскую любовь; сомнительно как первое, так и – в особенности – второе), написанную самими Рэтлендами, – и снабдив переводы пространными примечаниями интерпретационного и аналитического плана.

Тут же за дело взялся и заслуженно известный поэт-переводчик Владимир Микушевич (см. выше), да и не он один…

Затем (в 2003 году) вышла книга «Шекспир. «Гамлет»: в поисках подлинника / Перевод и подготовка текста оригинала И.В. Пешкова», в которой исследователь реконструировал идеальный, как ему представляется, текст великой трагедии – и не удержался от того, чтобы тут же перевести ее заново.

Несколько месяцев назад убежденный и неистовый стратфордианец Сергей Радлов выпустил демонстративно роскошное издание «Сонетов» Шекспира – уже со своими развернутыми комментариями – и в переводе покойного А.М. Финкеля (работа которого в советское время считалась единственным серьезным вызовом «официальному» переводу Маршака и которую издательство совершенно напрасно рекламирует как «полностью публикуемую впервые»).

И, наконец, только что всё тот же Степанов выпустил солидный том, в котором переизданы его рэтлендианские «Сонеты» Шекспира (с несколько переиначенным оригиналом и доработанными комментариями) и впервые напечатан новый перевод «Гамлета» (сделанный самим Степановым, но по тексту, «реконструированному» Пешковым) опять-таки с подробными примечаниями как конспирологического, так и текстологически-интерпретационного свойства.

Причем едва ли не каждый важный фрагмент трагедии – да и есть ли в ней фрагменты не важные? – проиллюстрирован в комментариях соответствующими отрывками из переводов Михаила Лозинского и Бориса Пастернака, считающихся классическими.

В ход пошли поэты-аристократы, рассматриваемые в качестве предполагаемых Шекспиров поодиночке

Итак, перед нами четыре проблемы.

1. Уильям Шекспир как историческая личность и как предполагаемый автор собственного собрания сочинений.

2. Литературный проект «Шекспир», или Шекспир как литературный проект.

3. Сонеты Шекспира – и их переводы на русский (включая новейшие).

4. Новый перевод «Гамлета».

По первому вопросу (как, понятно, и по второму) я являюсь, пожалуй, антистратфордианцем и принадлежу к сравнительно редкой их разновидности – так сказать, к антистратфордианцам-агностикам.

То есть в авторство Шекспира я не верю, но и ни одна из предлагаемых кандидатур меня как-то не убеждает. Я не знаю (да, строго говоря, и знать не хочу), кто писал под личным (или, скорее, групповым) псевдонимом «Уильям Шекспир», – и это не имеет для меня особого значения.

Немецкие филологи так называемой типологической школы, взгляды которой я разделяю, сказали бы (и сто без малого лет назад и впрямь сказали), что произведения Шекспира создал Дух Времени (der Zeitgeist), – а кто именно стал его конкретным носителем, не так уж важно.

О Гете или о Пушкине нам, допустим, известно куда больше, чем о Шекспире, – жизненные пути обоих расписаны чуть ли не по часам; личного авторства их произведений никто не отрицает (спор идет лишь о произведениях, им приписываемых или, наоборот, у них отнимаемых, – вроде то ли ершовского, то ли все же пушкинского «Конька-Горбунка), – и, тем не менее, и за них потрудился все тот же Zeitgeist!

(Отдельный вопрос: куда подевался – или в кого вселился – Zeitgeist в наши дни? Но на такие вопросы История отвечает лишь задним числом.)

То, что от «Шекспира» за версту несет литературным проектом (как сказали бы в наши дни) или «игрой в Шекспира» (как выразился Гилилов), тоже понятно.

И доказательств того, что один Шекспир никак не мог написать всего, что ему традиционно приписывается, предостаточно.

Причем речь идет не об объеме написанного (современник Шекспира Лопе де Вега написал две тысячи пьес!), а о словарном запасе, знании языков, научных и магических познаниях, политической осведомленности – и о многом прочем, начиная с творческого гения, в одних «драмах Шекспировых» торжествующего, в других – отдыхающего, а в третьих – и вовсе отсутствующего.

Строго говоря, неавторство Шекспира уже давным-давно доказано. Доказано вышеприведенным (неполным) перечнем; доказано, так сказать, методом негативного перебора вариантов.

Но не доказано (с достаточной убедительностью) и ничье другое авторство. И стратфордианцы держат удар (вернее, град ударов) не столько убийственными аргументами «за» и даже не опровержением аргументов «против», сколько вполне правомерной в каждом отдельном случае критикой предлагаемых им кандидатов на роль «настоящего автора».
То есть опять-таки негативным перебором вариантов.

И, пока «претенденты на престол» один за другим не проходят кастинг, на сцене (или, если угодно, на троне) по-прежнему красуется не больно-то удачливый лондонский ростовщик (и совладелец театра «Глобус»), по-видимому, неграмотный Шакспер.
Но читают-то (и ставят, и экранизируют) не его, а Дух Времени!
И переводят тоже!
А как переводят?
Как, скажем, перевел «Сонеты» и «Гамлета» двойной рэтлендианец Сергей Степанов (да и не он один)?
Об этом – в следующей статье, ровно через неделю.