Андрей Архангельский: Износ штампов

Самое время задуматься, почему большинство патриотических фильмов последнего времени были такими неубедительными.

Раньше государство давало деньги на кино всем, кто просил (кому побольше, кому поменьше, но всем); считалось, что это способствовало общему возрождению кино. В 2009−2010 годах система распределения государственных денег на съемки фильмов будет пересмотрена. Теперь, как говорят представители Минкультуры, 2 млрд рублей из государственных 5,5 млрд, выделяемых на кино, пойдут на стопроцентное финансирование производства и проката фильмов «общенационального культурного и социального значения, крупных кинопроектов, пропагандирующих нравственные ценности демократического общества и правового государства». Отбирать проекты будут экспертные комиссии при Минкультуры. Первым таким фильмом станет эпик «Брестская крепость» с бюджетом 225 млн рублей – 100-процентным инвестором картины впервые со времен СССР выступает государство (фильм должен выйти на экраны в 2010 году).

Это и есть полное и легальное возвращение госзаказа в кино, которым вначале пугали, потом подбадривали, произнося это слово все чаще и все смелее, пока оно не материализовалось.

Я не думаю, что это принципиально что-либо изменит в нашем кино – по сравнению с тем, что уже есть. Например, количество талантливых режиссеров, сценаристов или фильмов от этого никак не изменится: их по-прежнему будут единицы, как и бывает всегда в искусстве.

Несильно изменится и предложение: 60% сценарных заявок, присылаемых на комиссию Минкультуры, по-прежнему будут повествовать о доблестных спецназовцах или работниках всяческих спецслужб. Какая-то часть заявок будет на фильмы «о прямых дорогах и счастливом быте», как пел Шевчук. Наконец, будут сценарии о Великой Отечественной войне – в преддверии 65-летия Победы эта тема станет особенно актуальной.

Учитывая способность к мимикрии и богатые традиции угодничества у наших мастеров искусства, тут можно будет ожидать много всего интересного. Например, боевик о секретном отряде дзюдоистов из числа незаконно репрессированных чекистов, который будет действовать в тылу врага. Или история о темнокожей американской журналистке, случайно попавшей в прифронтовую Москву, случайно оказавшейся на параде 7 ноября и случайно замеченной И. В. Сталиным, который, сурово прищурившись, посоветует журналистке писать правду и только правду.

Пугливые чиновники от культуры самые бездарные сценарии будут отметать – впрочем, как и самые оригинальные. В результате естественного отбора будет побеждать нечто среднее, прянично-патриотическое, умеренное в высказываниях и не сильно затратное: словом, после введения госзаказа художественный результат будет пока примерно тот же – все в пороховом дыму, с криками «ура» и оглядкой на современность.

Как показывает советский опыт (а другого у нас пока нет, увы), реальная польза от государственного контроля в области киноискусства может быть только вот какая: это гарантия, что средняя планка массового кино будет значительно выше, чем сейчас. То есть если эти фильмы и не будут шедеврами, то уж по крайней мере не будут и совсем уж бездарными и ходульными.

Естественно, от режиссеров будут требовать по-прежнему снимать так, чтобы «было понятно молодежи» и чтобы фильм был «кассовый», то есть снимать предельно просто, рассказывать истории «доступным языком», учитывая слабую подготовку и нулевой кругозор современного массового зрителя.

Между тем главной проблемой современного патриотического кино является его полная эстетическая и психологическая неубедительность – из-за эксплуатации давно устаревших киноштампов из советского военного кино или из блокбастеров типа «Спасти рядового Райана». Эти штампы уныло кочуют из одного военно-патриотического фильма в другой, как и основные типы героев, исполняемых одними и теми же актерами. Пользуясь затишьем на фронте кинопроизводства, мы перечислим только самые расхожие штампы, набившие оскомину и вызывающие чувство отвращения (надеемся также, что нижеследующие советы предостерегут от ошибок и создателей фильма «Брестская крепость»).

Раньше государство давало деньги на кино всем, кто просил (фото: sxc.hu)

Нужно всегда помнить, что герой военных драм действует не в 1980-е годы ХХ века, а лишь в 1940-е, поэтому в фильме он не может на каждом шагу разоблачать культ личности Сталина – так, словно бы он начитался перестроечного «Огонька».

Столь же нелепо будет выглядеть в фильме и продвинутый герой-фашист, который «все понимает», почти не таясь, разоблачает культ личности Гитлера и сочувствует горю мирных жителей.

Еще о фашистах: в кино враги вовсе не обязаны говорить на этом дурацком «фашистском ломаном», знакомом всякому советскому ребенку, употребляя фразы «Мы тебя пудем немношко убифать» или «Ти будешь отвечайт нам, Иван, где ты спрятал пулемет».

Надо также отметить, что в нашем военно-патриотическом кино опять поселились многочисленные герои-шаблоны (от которых нужно срочно избавляться ввиду их полной неубедительности), как то:

− советский политработник, который отличается неестественной интеллигентностью или подчеркнутой истеричностью;

− молчаливый пулеметчик с восточным типом лица, символизирующий дружбу народов и разговаривающий, как герои «Комеди-клаб»: «Камандира, патрон давай, патрон нет!»;

− советский командир с повадками Джеймса Бонда, который убивает сотни врагов, сам при этом оставаясь без единой царапины; единственным проявлением его «русскости» в кадре является рычание и крики «Вашу мать», «Твою мать», «В Бога душу» и прочие;

− работник спецслужб, который знает какой-то суперсекретный план или дорогу к суперсекретному объекту, но никому о нем (о ней) не расскажет;

− генерал, орущий в трубку: «Ну нет у меня танков, пойми, нету!» − и обращающийся к солдатам исключительно со словами «сынки»;

− сын генерала, который добровольно идет на фронт, не желая прятаться «под папиным крылышком»;

− наконец, товарищ Сталин, который, попыхивая трубкой, отложив все дела, настойчиво интересуется судьбой главного героя фильма.

Не стоит также в обязательном порядке вводить в фильмы о войне любовную линию – например, «офицер из Брестской крепости и сельская девушка в платочке»; их поцелуи на фоне последнего мирного дня, мечты о будущем совместном счастье, которым, как уже устал догадываться зритель, не суждено сбыться (Мы уже не говорим об эротической сцене в интерьерах Брестской крепости, которая будет выглядеть просто кощунством).

Наконец, желательно избегать символической сцены с опрокинутым врагами и поднимаемым вручную пограничным столбом с гербом СССР – ввиду многократного использования этой сцены в предыдущих фильмах.

Героизм – подлинный, стоический, массовый, не поддающийся рациональному объяснению – сыграть в кино необычайно трудно, но можно избежать одномерности в его изображении.

По большому счету заставить актеров играть хорошо или хотя бы не стыдно − очень просто: нужно выбить у них из головы все фильмы о войне, которые они видели до этого, в которых снимались сами. В качестве агрессивной терапии актерам предлагается принудительный просмотр подлинной кинохроники военных лет.

Пусть даже она цензурированная и ретушированная, зато там можно увидеть подлинные лица воевавших и понять те эмоции, которые люди испытывали на фронте. Война – это прежде всего ежеминутный страх смерти и ежеминутная ее возможность, близость; кинохроника дает представление о том, как нелепа и обыденна смерть на войне.

На лицах же у наших киногероев читается уверенность, что их ни в коем случае не убьют: именно это и делает любой военный фильм фальшивым и неискренним.

Достаточно понять хотя бы это – и качество патриотических фильмов уже вырастет независимо от того, на государственные деньги они снимаются или на какие еще.