Сергей Худиев
Европа делает из русских «новых евреев»
То, что было бы глупо, недопустимо и немыслимо по отношению к англиканам – да и к кому угодно еще, по отношению к русским православным становится вполне уместным.
3 комментария
19 июня 2007, 10:33 • Авторские колонки
Сергей Кудрявцев: Упрощенные вещи
Так получилось, что я оказался даже в более выигрышном положении, нежели члены жюри фестиваля «Кинотавр». Я смотрел в кинотеатре фильмы «Простые вещи» и «Груз-200» вместе с обычными зрителями как бы на сдвоенном сеансе.
И, несмотря на то что первая самостоятельная работа Попогребского (ранее он сделал «Коктебель» с Борисом Хлебниковым) звезд с неба не хватает, разница между ней и одиннадцатой по счету картиной Балабанова – как между небом и землей.
Дело даже не в разительном отличии тематики и не в пресловутом противостоянии «светлухи» и «чернухи», хотя яростные сторонники «Груза-200» пытались и «Простым вещам» приписать мрачноватый мотив насчет эвтаназии, фактически возникающий лишь на обочине сюжета.
Честно говоря, и слухи о неописуемой шоковой патологии ленты Алексея Балабанова оказались явно преувеличенными, поскольку в ней вообще трудно что-либо воспринять как мало-мальски воздействующее. И прежде всего – из-за абсолютной неестественности, надуманности, плакатности происходящего.
Искусственная, сочиненная, ложная реальность изо всех сил выдается за подлинную, настоящую, единственно верную
Может, и не стоило бы сравнивать психологически точный в деталях, на удивление убедительный по нюансированной игре актеров (особо хотелось бы выделить Леонида Броневого, который является словно камертоном для всего повествования) фильм Алексея Попогребского и намеренно искусственный, пусть и неудачно – если не сказать беспомощно – выполненный, оказавшийся по своей сути агитационным опусом «Груз-200».
Это уже и не кино, а непонятно что, пустое место, ноль. «Груз 0». Однако развернувшиеся по поводу обеих картин подчас ожесточенные баталии в СМИ (но надо признать, что наиболее агрессивно насаждают свое мнение поклонники Балабанова) свидетельствуют, что эти произведения не являются лишь частными случаями.
А вольно или невольно выражают некие общие тенденции в современном российском кинематографе, который уже близко подошел к последнему пределу. Дальше – уже начинается область неискусства, профанации художественной реальности, бесстыдной идеологической манипуляции: «за» или «против».
И в этом, как ни странно, обнаруживается поразительная перекличка с методами и формами пропагандистского искусства тоталитарных режимов ХХ века – будь то советский или нацистский.
Когда смотришь «Груз-200», трудно отделаться от ощущения дежавю – что это, например, «Клятва» или «Суд чести», только навыворот. Персонажи, больше напоминающие оборотней, проповедуя с горящими глазами или гневно клеймя с экрана, проделали еще одну оборотническую трансформацию – и теперь служат якобы благородной и возвышенной цели автора по дискредитации без того уже прогнившего, превратившегося в труп коммунистического строя.
Но анекдотическая ненатуральность как в сюжете, так и в приметах времени, чрезвычайная упрощенность и именно плакатность режиссерского мышления, невероятно фальшивая игра актеров – все это сводит на нет предпринятые усилия по вбиванию осинового кола в окрашенную красным цветом страну под названием СССР.
 Кадр из фильма «Груз-200» |
Вместо откровенного стеба или же более тонкого и изощренного издевательства над советским прошлым (тут больше сгодились бы серебряные пули, чтобы расправиться с неистребимым «призраком коммунизма») – жалкая кинолистовка, сварганенная кое-как, на скорую руку.
Однако антикоммунистическая идеология вообще застит глаза тем, кто восхищается этим фильмом. И они готовы объявить «Груз-200» единоличным борцом со всем отечественным и мировым «гламуром».
Более того – новым прорывом в искусстве, что пока что не понятно всем узкомыслящим и зашоренным, но со временем его ожидает широкое и восторженное признание. На самом же деле, Балабанов практически переступает ту грань, которую ныне немодный Николай Чернышевский определял как «эстетическое отношение искусства к действительности».
Искусственная, сочиненная, ложная реальность изо всех сил выдается за подлинную, настоящую, единственно верную. И если в Голливуде преуспели в создании компьютерной виртуальной действительности, то российские кинематографисты, будучи истинными наследниками и непосредственными выходцами из антиискусства социалистического реализма, сейчас пытаются сотворить некое подобие «виртуального соцреализма».
Главной его особенностью, роднящей с прежним «правильным способом художественного постижения реальности», оказывается типизация всего сущего.
Мы видим на экране не характеры, а обобщенные типы, упрощенные схемы, хоть и в человеческом обличье, пребывающие во вроде бы частной ситуации, которой специально приданы черты типических обстоятельств.
Так называемая «картина мира» действительно является назывной: как ее автор сам именует, таковой ее и следует воспринимать. Причем никакой иной (не заданной) интерпретации событий не может быть в принципе, потому что не может быть никогда. Но эта клонированная структура моментально разваливается, стоит лишь отклониться в сторону от насаждаемого образа мыслей.
Что, кстати, можно показать на примере другой ленты, параллельно произведенной той же компанией СТВ во главе с продюсером Сергеем Сельяновым.
Речь идет о дебюте «Кремень» Алексея Мизгирева (что-то все режиссеры стали у нас Алексеями!), заслужившего от своего вгиковского учителя Вадима Абдрашитова, председателя жюри на фестивале «Кинотавр», сразу две премии (а три приза и диплом достались вышеупомянутым «Простым вещам»).
 Кадр из фильма «Кремень» |
История про то, как молодой парень-дембель отправляется в Москву, где становится, хоть и не сразу, «крутым ментом», который будет заставлять всех, кто попадется под руку, играть в садомазохистскую игру под названием «помогай тебя простить», рассказана тоже упрощенно и схематично, порой даже жестче и кровавее, чем «Груз-200».
Но начинающий сценарист и режиссер, также прибегнув к помощи новодрамовца Юрия Клавдиева, еще пытается остаться в рамках былых парадигм и критериев, ищет по традиции «хорошее в злом человеке» и стремится показать, как зло проникает внутрь того, кто преисполнен благих намерений, которыми, разумеется, вымощена дорога в ад.
Однако трактовка этого ада, коим является, конечно же, сегодняшняя Москва, поразительно схожа с топорным и кондовым представлением «советских ужасов» образца 1984 года в произведении старшего коллеги.
Оба поступают как «творцы-плюмбумы», для кого подгонка действительности под свою облюбованную догму-болванку и усиленное навязывание всем остальным (а многие критики с удовольствием подключаются к этому своеобразному «изнасилованию публики») становится главной целью.
А кто не с нами – тот против нас.
И если враг не сдается, то его уничтожают.
Знакомо, проходили!
