Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Китай и Запад перетягивают украинский канат

Пекин понимает, что Запад пытается обмануть и Россию, и Китай. Однако китайцы намерены использовать ситуацию, чтобы гарантировать себе место за столом переговоров по украинскому вопросу, где будут писаться правила миропорядка.

3 комментария
Марк Лешкевич Марк Лешкевич Вторая мировая война продолжается

Диверсии, саботаж, радикализм – стандартные методы Запада в борьбе против нашей страны, которую в ходе холодной войны он использовал на полную катушку и продолжает использовать сейчас.

3 комментария
Игорь Переверзев Игорь Переверзев Война как способ решить финансовые проблемы

Когда в Штатах случается так называемая нехватка ликвидности, по странному стечению обстоятельств где-то в другой части мира нередко разгорается война или цветная революция. Так и хочется прибегнуть к известному мему «Совпадение? Не думаю!».

6 комментариев
29 октября 2007, 09:34 • Авторские колонки

Борис Кагарлицкий: Трудный выбор Венесуэльской революции

Борис Кагарлицкий: Трудный выбор

Борис Кагарлицкий: Трудный выбор Венесуэльской революции

На прошлой неделе в Венесуэле был обнародован проект новой конституции. Разговоры об этом проекте шли достаточно давно, однако только сейчас он стал достоянием общественности.

Во всяком случае – международной общественности, поскольку представители Боливарианской республики активно встречались с западными левыми, представляя им документ и разъясняя его содержание.

На первый взгляд ничего сенсационного в новом проекте нет, если не считать того, что отныне (в отличие от прежнего основного закона) отменено ограничение на количество сроков, в течение которых один и тот же президент может находиться у власти. Если раньше (как и в России) президентские полномочия были ограничены двумя выборами, то на сей раз можно баллотироваться бесконечное число раз.

По многим параметрам Венесуэла и сегодня остается одной из самых свободных стран Латинской Америки

Проблема, гражданам России хорошо знакомая, только решена она была в Каракасе и в Москве противоположным образом.

Разумеется, противники Уго Чавеса воспользуются этим обстоятельством, чтобы обвинить венесуэльского лидера в диктаторстве, превышении полномочий и подавлении демократии. Однако в действительности за появлением нового конституционного проекта скрываются куда более серьезные и глубокие проблемы, чем сохранение личной власти нынешнего президента.

С формальной точки зрения нельзя утверждать, будто ограничение президентства двумя сроками является необходимым условием демократии. Английские тори пробыли у власти 18 лет, конституция французской V республики не предусматривала до недавнего времени каких-либо ограничений на количество президентских сроков (при том, что лидер избирался на 7 лет).

По многим параметрам Венесуэла и сегодня остается одной из самых свободных стран Латинской Америки: большая часть телевизионного эфира находится в руках частных оппозиционных каналов, систематически критикующих президента. Во время референдума по новой конституции это непременно скажется – они будут активно и беспрепятственно агитировать за «Нет».

Крупнейшие газеты критически настроены по отношению к президенту и его курсу. Оппозиционные партии легальны, а подсчет голосов на выборах, по признанию международных экспертов, является вполне честным. Механизм голосования гораздо лучше защищен от фальсификации, чем в большинстве стран континента, включая США с их знаменитыми «избирательными машинами».

И все же правы те, кто говорит, что проект новой конституции отражает реальный кризис революционного процесса в Венесуэле. В том числе и в сфере демократии. Только надо понять, что продление президентских полномочий Чавеса является не причиной, а следствием, побочным эффектом этого кризиса.

Начнем с того, что прежняя Боливарианская конституция была не просто юридическим документом, но и политической программой венесуэльской революции. Она имела огромное идеологическое и культурное значение, ее распространяли в сотнях тысяч экземпляров, переводили на иностранные языки, пропагандировали по всей Латинской Америке как образец демократической альтернативы, предлагаемой новой властью.

Граждане республики действительно знали эту маленькую сиреневую книжечку почти наизусть, ссылаясь на нее при спорах с чиновниками и в политических дискуссиях. Чавес постоянно раздавал иностранным журналистам этот документ, который возил с собой чемоданами.

Боливарианская конституция представляла собой скорее манифест прямой демократии, провозглашая право большинства жителей страны участвовать в принятии политических решений. Смысл происходящих перемен состоял не в том, чтобы, ограничив всевластие олигархии, передать полномочия в руки бюрократии, а в том, чтобы, наделив реальными правами и полномочиями низы общества, поставить под контроль как старые, так и новые элиты.

Прямая демократия в Венесуэле так и не стала политической реальностью
Прямая демократия в Венесуэле так и не стала политической реальностью
Подавляющее большинство венесуэльцев, несмотря на формальное существование политических свобод, были до прихода Чавеса полностью отчуждены от политического процесса, никак не влияли на принимаемые государством решения, не имели голоса при обсуждении серьезных экономических и социальных вопросов. Чавес дал им голос, и в этом секрет его популярности в массах. Новое положение дел было закреплено в Боливарианской конституции.

Разумеется, значительная часть положений Боливарианской конституции повторяется и в новом документе. Но сам факт принятия нового текста свидетельствует о том, что прежняя конституция не работает так, как было задумано. Иначе не пришлось бы всего через несколько лет заменять ее новой.

Реальных проблем, вызвавших смену конституции, – две. И первая, самая глубокая, состоит в том, что прямая демократия в Венесуэле так и не стала политической реальностью. Вернее, на низовом уровне, там, где речь идет о вопросах, касающихся жизни конкретного села или городского квартала (barrio), мы можем наблюдать самое активное участие людей в принятии решений – как распределить продовольственную помощь между бедными семьями, что в первую очередь отремонтировать и кому поручить то или иное дело.

В данном отношении Венесуэла напоминает Советскую Россию первых послереволюционных лет или даже месяцев, когда не было еще жесткого партийного контроля и народ решал свои дела на шумных общих собраниях. Однако на более высоком уровне государственный аппарат продолжает работать точно так же, как и прежде.

Это тяжеловесная, неэффективная, развращенная привилегиями и замкнутая на собственные интересы бюрократия, по латиноамериканским понятиям не самая коррумпированная, но ничем в лучшую сторону не отличающаяся от дореволюционной.

Разгул бюрократизма в Венесуэле тоже заставляет вспомнить советскую историю, только уже не первые послереволюционные годы, а вторую половину 1920-х годов, абсурдную реальность, описанную Ильфом и Петровым, Булгаковым и Зощенко. Это еще не сталинский аппарат с его жестким контролем над всеми сторонами жизни, но надо помнить, что сталинская бюрократия, по крайней мере, была эффективна.

Здесь же мы имеем дело с многочисленными бестолковыми ведомствами, не имеющими, похоже, иного смысла существования, кроме самоудовлетворения.

Справедливости ради надо сказать, что аппарат этот не создан новой властью, а получен ею в наследство от старой. Но от этого не легче. Все прекрасно понимают, что в случае каких-либо политических перемен этот же аппарат будет работать на противников Чавеса так же, как он сейчас работает на него.

Либералы постоянно пытаются уличить Чавеса в нарушении принципов формальной демократии, хотя нельзя не признать, что именно с формальным соблюдением норм либеральной демократии в Венесуэле дело обстоит не самым худшим образом.

У граждан Венесуэлы свободы не стало меньше, чем при прежних правительствах. Но изначальный пафос Боливарианской революции состоял в том, что у масс рядовых венесуэльцев свободы и реальных шансов влиять на общественную ситуацию теперь станет больше, чем прежде. Провозгласить этот лозунг оказалось куда проще, нежели его выполнить.

Вторая проблема революции состоит в слабости институтов и недостатке кадров. Если с прямой демократией все выходит не совсем так, как хотелось, значит, необходимо создать противовес старому бюрократическому аппарату в виде новых структур и людей. А их нет или категорически не хватает.

Чавес по-прежнему опирается на небольшую группу прогрессивных военных и интеллектуалов, примкнувших к нему в первые годы революции. Чувствуется явная нехватка людей, обладающих достаточно высоким уровнем компетентности, чтобы управлять государством. Старая элита – включая и значительную часть интеллигенции – бойкотирует новую власть.

В этом отношении ситуация даже хуже, чем в России после 1917 года, где народническая и социал-демократическая интеллигенция, несмотря на политические разногласия с большевиками, готова была их поддержать на техническом уровне. Здесь все наоборот. У власти, вроде бы народники. Зато креольская интеллигенция полностью предана олигархии и связывает свое будущее только со старыми элитами, испытывая расистское презрение к массам мулатов и метисов, составляющих большинство населения страны и основную опору Чавеса.

С институтами и политическими организациями дела не намного лучше. Мелкие левые организации, враждующие между собой, соперничающие за влияние на лидера и политические структуры республики, являются скорее обузой для революции, чем ее движущей силой.

Чавес попытался решить проблему, объявив о создании Объединенной социалистической партии, в которую все эти организации должны слиться. Его тут же начали упрекать в стремлении создать однопартийную систему, навязать свою волю участникам политического процесса, подавить плюрализм.

А главное, часть существующих организаций (включая коммунистов) наотрез отказалась войти в новую партию. Даже среди сторонников президента нет полной уверенности, что из партии, создаваемой сверху, по приказу лидера, может получиться что-то путное.

В сложившейся ситуации основные решения принимаются на самом высоком уровне и реализуются лишь в том случае, если президент лично продавливает их, контролируя исполнителей. Все прочие инициативы, даже поддерживаемые руководством республики, глохнут и тонут в бюрократической трясине.

Неудивительно, что в сложившейся ситуации Чавеса заменить некем. «Если он уйдет – все рухнет, – говорили мне три года назад в Каракасе. – Будущее революции зависит сегодня от одного человека». С тех пор ситуация стала только хуже.

Массы венесуэльцев поддерживают своего лидера, готовы голосовать за него, а если надо, то и сражаться с оружием в руках. Беда лишь в том, что помочь революции сегодня можно не героической борьбой, а компетентным участием в политическом процессе. А вот с этим гораздо сложнее.

К счастью для Боливарианской революции, нефтяные цены дают руководству Венесуэлы дополнительные ресурсы, с помощью которых страна может успешно развиваться, несмотря на все проблемы и противоречия. К тому же администрация Дж. Буша в Вашингтоне настолько увязла в Ираке, что ей не до Чавеса.

Впервые за два столетия США практически оставили Латинскую Америку в покое, устранившись от вмешательства в происходящие там политические процессы, иначе Чавесу пришлось бы столкнуться с теми же проблемами, что Сальвадору Альенде в Чили начала 1970-х годов и никарагуанским сандинистам в 80-е годы.

В условиях, когда внешняя угроза не слишком велика, нефть растет в цене, а экономические условия остаются благоприятными для Венесуэлы, революция имеет в своем распоряжении самый главный и самый дорогой политический ресурс – время.

Остается только надеяться, что оно будет использовано для того, чтобы найти способ переломить ситуацию и продвинуться по пути, провозглашенному Чевесом в самом начале его президентства. Если это время будет упущено, революционный процесс «уйдет в песок» или потерпит трагическую неудачу, как это уже не раз случалось в Латинской Америке.

..............