Виктор Топоров: Иуда и Штирлиц

Ну и самую малость иуда. Но из тех иуд, что и донося, искренне уверены: Каиафа не распнет Иисуса, а всего лишь отечески наставит заблудшего полумессию на путь истинный. И конечно же, такие иуды правы.

Так мыслит (или притворяется, будто мыслит, потому как подлинные его мысли одному богу ведомы) петербургский писатель Никита Филатов в романе «Тайные розыски, или Шпионство» («Амфора», 2006).
Это в некотором роде уникальное сочинение.
Восточная Пруссия, июнь 1807-го. Юный корнет польского происхождения, сын сосланного в Сибирь повстанца Фаддей (Тадеуш) Булгарин отважно бьется с французами во стане русских воинов. В полку он общий любимец.

Во время антибонапартистского путча двух французских генералов Булгарин, втершись в доверие к мятежникам, успевает наложить руки на тайные архивы здешней политической полиции

Финляндия, сентябрь 1808-го. Все то же самое, только воюем уже со шведами. И здесь юный Фаддей милует приговоренных к казни, а одному из них даже помогает бежать. Но это не государственная измена: Фаддей чует, что они невиновны, и это подтверждается впоследствии.

Лапландия, январь 1809-го. Казнят через повешение шведского шпиона. Изобличивший его майор-контрразведчик Воейков (по совместительству небезызвестный литератор) вербует Булгарина: с оглядкой на происхождение тот должен втереться в доверие к варшавским полякам-бонапартистам.

Рига, ноябрь 1810-го. Но сначала их доверие нужно завоевать. По приказу начальства (!) Булгарин пьет и безобразничает, пока его не выгоняют с позором из русской армии. И тут же вражеские лазутчики предлагают ему послужить в польской.

Варшава, август 1811-го. Булгарин чуть ли не глава русской резидентуры в Варшаве, а перед этим успел уже повоевать на стороне Наполеона в Испании. В предвидении скорой войны с Россией заматеревший Фаддей ведет пораженческие разговоры с польскими патриотами. Регулярно сношается через дупло с Россией. С болью отсылает любимое «дупло» в Петербург: в Варшаве эту красотку заподозрили в шпионаже и вот-вот пустят не по рукам (по рукам ее уже пускали), а в расход.

Париж, октябрь 1812-го. Во время антибонапартистского путча двух французских генералов Булгарин, втершись в доверие к мятежникам, успевает наложить руки на тайные архивы здешней политической полиции. Правда, ему приходится поделиться с английским шпионом – аббатом Сиейесом.

Северная Германия, 1813-й. Булгарин взят в плен русскими. Не раскрывая собственного инкогнито, терпит незаслуженные поношения. Но то ли еще ждет его в Петербурге! Конец первой части.

Часть вторая. Грузино под Петербургом, июль 1821-го. Аракчеев с Бенкендорфом обсуждают злосчастную судьбу публично обесчещенного Булгарина и приходят к парадоксальному решению – не реабилитировать его, раскрыв инкогнито, а, напротив, активировать как тайного агента. Времена лихие, кругом масоны, попахивает и декабристами, да и Пушкин уже пописывает вовсю нечто крамольное.

Петербург, ноябрь 1824-го. Наводнение. Агент и литератор Булгарин повсюду (из одного литературного салона в другой) сопровождает сосланного в столицу империи (!) завзятого русофоба Адама Мицкевича (не давая, в частности, подлинным патриотам расправиться с ним на месте) и выдает ему декабристские явки в Одессе.

Петербург, 14 декабря 1825-го. Декабристы ведут себя трусливо и подло, лоялисты – трусливо и бестолково; спецслужбы, а с ними и Булгарин, одерживают трудную, но безоговорочную победу. С самим Булгариным, впрочем, в районе Сенатской случается казус: мазурики вытаскивают портмоне – и в результате он окончательно проникается мыслью о том, что Россию может спасти только городовой. И, разумеется, агент в штатском.

Псков, июль 1826-го. Булгарин по поручению министра инструктирует здешнего генерал-губернатора (!) и по-отечески добро шпионит за Пушкиным. Это он, Булгарин, – через приставленного субагента, – отговорил поэта ехать в Петербург. С удовольствием вспоминает о том, как подло повели себя декабристы на следствии. А вот с собственной карьерой незадача – просился на официальную государственную службу, но Аракчеев сказал: хороший был бы чиновник, да жаль терять замечательного фискала. И Николай I согласился.

Фаддей Венедиктович Булгарин (фото: rusf.ru)

Петербург, ноябрь 1827-го. Булгарин борется с цензурой. Он (стукач) издает единственную политическую газету в стране, а ее уродуют ножницами тупые номенклатурщики! Есть и другие неприятности: не взяли в Английский клуб и, не удовлетворившись одним Грибоедовым, продолжает гулять от живого мужа беспутная женушка.

Очаровательная авторская сноска: «Фаддей Венедиктович Булгарин был женат на племяннице содержательницы публичного дома, что несколько позднее послужило основанием для грязных и недостойных намеков, высказанных Пушкиным в стихотворении «Моя родословная».

Но есть и радости: приходит к маститому издателю и знаменитому прозаику Булгарину талантливый юноша, вот только есть ему нечего, работать негде и писать тоже не о чем. А мы решим все три задачи сразу, определив его на службу в охранку!

Авторская сноска: «Справедливо считается, что Николай Васильевич Гоголь писал свои «Мертвые души», основываясь на конкретных фактах коррупции и взяточничества в русской провинции, которые расследовались Третьим отделением в период его недолгой службы в этом ведомстве».

Гамбург, май 1828-го. Рядовая шпионская вылазка. Булгарин работает и на КГБ (Бенкендорф), и на ГРУ (Чернышев). Автор, кстати, похоже, не знает, что и самого Чернышева небезосновательно подозревали в шпионаже в пользу наполеоновской Франции. Но сейчас мы боремся с Англией и вот-вот возьмем Царьград; вот только невероятно гадит Меттерних.

Петербург, август 1829-го. Становимся, по мысли автора, отцом русской торговой рекламы. Вернее, конечно, черной рекламы: берем мзду с купчишек, чтобы не печатать про них гадости в «Северной пчеле». А пожидятся – печатаем.

И еще страшно жаль Грибоедова. Гадкий был человек, но талантище. Не зря мы его из процесса по делу декабристов вывели, и собственную жену ему подложили, и на дипломатическую службу поступить поспособствовали; да ведь и «Горе уму», слегка переиначив название, напечатали тоже мы…

Лермонтов вот тоже гадкий – а таланту у него с гулькин хер. И все, начиная с Пушкина, пишут на Булгарина срамные эпиграммы. «Разводит опиум чернил слюною бешеной собаки» – это про нас-то! Любовно собираем эпиграммы в тетрадочку – и, с указанием на предположительное авторство каждой, презентуем тетрадочку шефу охранки, пусть тот сам разбирается.

Карлова мыза, 1834-й. В заключительной главе (вернее, в эпилоге) романа тайный агент Булгарин возобновляет давний спор с куратором и благодетелем о слепоте, а главное, ненужной избирательности цензуры. Объясняет, что зря она свирепствует только в прозе – смутьяны-то и якобинцы чаще получаются из поэтов!

Фу ты, господи…

Роман Никиты Филатова «Тайные розыски, или Шпионство» (фото: amphora.ru)

Я шапочно знаком с автором «Тайных розысков» и столь же шапочно – с пушкинской порой. И ловить Никиту Филатова на исторических неточностях, натяжках, анахронизмах и т.д., и т.п. мне как-то не с руки. Главное в этом воистину удивительном сочинении не картина, а ракурс. Филологи бы сказали, модальность высказывания.

Глупые и недальновидные люди, в основном литераторы (хотя среди них, бывает, попадаются и таланты, взять хоть того же Пушкина), губят Россию, а спецслужбы спасают. Рискуя жизнью, а главное, честью – потому что честь, как надежды у входа в Дантов ад, тайному агенту политической полиции приходится оставить у порога. Да и его начальнику – тоже…

Однако спецслужбы спасают не только Россию, но и самих литераторов: не пустили Пушкина в декабристский Петербург, отчистили от декабристского же пушка рыльце Грибоедову, спасли от бестемья и безденежья Гоголя. Потому что спецслужбы и сами талантливы, литературно талантливы в том числе, – вот только присутствует в их сочинениях верноподданническая благонамеренность; им хочется не просто написать роман или какую-нибудь там лирическую пиесу, а обустроить как можно лучше Россию! И публика, пусть и падкая на жареное, любит их за это. Публика любит, а неблагодарные литераторы – презирают. И в этом личная драма и творческая трагедия «заложившего совесть в казну» Фаддея Булгарина.

Вот сочинение не на злобу, а на доброту дня сегодняшнего! «Большую книгу» Никите Филатову не дадут (хотя чем черт не шутит – в романе 22 печатных листа), а вот какую-нибудь главную литературную премию ФСБ он заслужил несомненно. Или даже Государственную?
Или это уже одно и то же?