Дмитрий Бавильский: Петросян, или Проданный смех

1) Петросян – это не смешно; 2) Петросян – хуже водки. Так как дарит забытье без похмелья. Плюс полная прозрачность и доступность, гарантирующая измененное сознание: тебе дают отмашку, мол, сейчас мы будем смеяться. Народ и начинает. Во-первых, деньги заплатил (если на концерте), во-вторых, тебе делают красиво, тебя развлекают.

Коллективный смех похож на воздушно-капельную инфекцию, он заразителен и имеет не умственную, но физическую природу – не зря говорят: «животики надорвете». Мозги же отдыхают, включая «синдром телевизора»: когда тебя разгружают, массируют нервные окочания, а ты пассивно воспринимаешь. Идеальная погода для отдыха, ибо никакого напряжения. Обслуживающий персонал. Приятно. Особенно если ты смену отстоял и в метро давка, а здесь есть кто-то, добровольно берущий на себя лакейские функции тотального угадывания желаний, желания вмастить.

Тем более что Петросяну нравится угождать. Он делает свою работу с превеликим удовольствием. С драйвом. Он не усталый всезнайка Жванецкий с печальными глазами спаниеля. Он не образованный хохмач Хазанов, с советских времен привыкший держать фигу в кармане, он такой же, как и мы. Один из. Просто ему повезло. Терпение и труд все перетрут.

Он делает свою работу с превеликим удовольствием. С драйвом. Он не усталый всезнайка Жванецкий с печальными глазами спаниеля. Он не образованный хохмач Хазанов, с советских времен привыкший держать фигу в кармане

Одна из основополагающих черт современного медиального сознания – интенсивность подачи. В памяти народной остается лишь тот, кого активно навязывают. «Дневной дозор» или Катя Лель, Донцова или «Мастер и Маргарита» – без стратегии «выжженной земли» не обходится ни один канонизированный успех. Победителя всегда должно быть много. Очень много. Чтобы на всех каналах и еще чуть-чуть. Полный переборхес.

Ибо потребитель, воспитанный на постоянном самоограничении социалистической дефицитности, растерян и не может выбирать из множества множеств. В супермаркете он обязательно склоняется к знакомым маркам. Либо советского прошлого, либо рекламного настоящего. Рука сама к такому товару тянется. По себе знаю. Выбор утомителен. Даже такой, казалось бы, незначительный. Когда «героя» много, за тебя решают, тебе снова облегчают задачу.

Другое дело, что всегда есть «дяденька», который решает, что рекламировать, а что нет. В этом смысле Петросян – исключение. Его никто не навязывает, он сам такой. Самоигральный. Популярность его природна, стихийна. Как погода. Он нужен народу, понимаете? Нужен, оттого и популярен.

Все ругаются, но никто не хочет проанализировать, почему именно он? Так долго... Так много... Неловкий, жалкий, напоминающий слона в посудной лавке или пьяного робота – когда одна рука (нога) не ведает, что делает другая. С виноватой, заискивающей физиономией человека, существующего как бы не в своей тарелке.

Может быть, из-за этого? У нас же любят сирых да убогих, «проигравших». Сочувствуют. Притом что робот этот всегда оптимистичен. Несмотря на квадратные очки и мятый пиджак, он не унывает. Отыгрывая злободневность, Петросян никогда не скатывается в чернуху. Отыгрывая бытовое сознание, он показывает мир с точки зрения обывателя. Для которого все трын-трава по сравнению с собственным диваном. Когда война войной, а обед – по расписанию. Кстати, бытовуха – это ведь тоже очень важно. Это то, что постоянно окружает. И как тут не откликнуться?

Раньше Петросян был один из. Третьим эшелоном, пятой колонной. Общество куда лучше воспринимало, например, полунамеки Райкина, одного из столпов советской духовности. Имевшего славу великого артиста. В СССР не знали модного ныне слова «позиционирование», но наобум действовали именно по науке – позиционируя себя так или иначе. И только Петросян никак себя не позиционировал, он просто был. Всегда.

Хотя некоторые попытки позиционирования были. Это когда он вел неубедительную «Смехопанораму», где, помимо себя, показывал Райкина и Енгибарова. Объявляя себя их наследником и продолжателем. А он такой, с поправкой на особенность времени, продолжатель и есть. Только в отличие от одухотворенного и как бы социально озабоченного Райкина Петросян – вечный двигатель, везущий самого себя. Плюс, на контрасте, нахрапистую Степаненко рядом. Он ведь ее раскрутил так же, как Пугачева Киркорова. Выделил из подтанцовки. Организовав, можно сказать, семейный подряд. Хотя Степаненко действительно талантливая актриса, чья маска имеет все права на востребованность.

Евгений Петросян (фото: patrosyan.ru)

Ибо она – воплощенная хамка из общепита, которую принято бояться. Такие бой-бабы существовали всегда и будут существовать впредь. Неизбывные, как матушка-Россия. Воплощение ужасов и кошмаров. Поставь рядом с ней более интеллигентную Клару Новикову, так Степаненко ее одной соплей перешибет. Это значит, что актриса точнее точного попадает в амплуа. С победительным видом она рассказывает анекдоты из курилки. Заискивающий Петросян и агрессивная Степаненко – типы, которые всегда оказывались за чертой приличного общества. В них и раздражает именно то, что в кои-то веки безмолвное большинство получило право голоса. Вылезло в ящик и заполонило собой все пространство. А вот «Литературную газету» и «Новый мир» не читает. А как вы хотели? Демократия, однако. Это вам не компромиссный подход ситкома «Люба, дети и завод», это же, можно сказать, чистая правда жизни!

Ныне Петросян – «властитель дум», на него ссылаются, его цитируют, ему отдаются без какой бы то ни было борьбы. Именно этого Петросяну и не может простить интеллигенция, занимающаяся постоянной хулой «сатирика», но ничего не предлагающая взамен. Раньше стадионы собирали поэты, а теперь? Кто у нас в состоянии собрать спортивные залы? Уже даже не фанерные звезды, но именно что разъездные бригады профессиональных смехачей. Поэтому отвращение к Петросяну (как и нелюбовь к Шилову-Глазунову-Церетели) оказывается опознавательным знаком причастности к одному сообществу. Которое, как всегда, слишком далеко от народа.

Кроме того, его вполне закономерно не любят как победителя, ведь именно реальный, живой Петросян занимает лидирующие позиции, он же теперь наша «Алла Пугачева» от юмористического цеха, задающая критерии жанра.

Клара Новикова (фото: klara.ru)

Первый номер в первом жанре. Ведь «юмор» ныне потеснил поющих и танцующих. Даже их. Еще и потому, что «шоу-бизнес» – более искусственная, вымороченная, преувеличенная среда. Среда преувеличения, соприкасающаяся с повседневной жизнью в отдельных, четко очерченных точках. А юмор – он же более естественен, чем, скажем, пение. Он порождается внутри жизни, вызывается потребостями сиюминутного существования. Но одно дело, когда себя и окружающих смешишь ты сам, а другое – когда за тебя это делают приглашенные, пришлые люди. Никакой ответственности!

Победила определенная стратегия. То самое позиционирование и его воплощение в жизнь. Другие стратегии были отвергнуты (временем или народом), а Петросян уже много лет непотопляем. У путинской эпохи нет четких эстетических пристрастий, сфера культуры не контролируется. Именно поэтому на смену звездам эпохи Ельцина пришли новые звезды, зачастую из тех, кто ожидал очереди в третьем-четвертом эшелоне.

Так Петросян занял место более интеллектуальных Жванецкого и Хазанова. Причем умники ушли сами, сдали место битвы без боя. Потому что референтные группы, на которые они работали, оказались отодвинутыми самой жизнью. Потому что Петросян и есть свидетельство нового низового (то есть более массового) самосознания. Реакция на «Ваганыча», между прочим, и есть ростки того самого гражданского общества, которое так настойчиво выкликают идеологи новой государственности.

Быт, бытовое сознание, коллективное бессознательное – вот с чем работают юмористические бригады Регины Дубовицкой и Евгения Петросяна. Социальные проблемы заброшены вместе с перестройкой или же подаются глазами обывателя, вынужденно сталкивающегося с политическими процессами или общественными реформами. Все вынужденно сталкиваются, но живут не этим, а своими маленькими обывательскими радостями. Отпущенные на свободу, люди наконец занялись своими делами. Личные отношения, семья, здоровье, дети, деньги... Петросян говорит о том же самом. Говорит на понятном и доступном языке (полная прозрачность), вот они (мы) и узнают, вот и откликаются.

Геннадий Хазанов (фото:hazanov.ru)

«Петросянов» принято упрекать в «юморе ниже живота», в «унитазном юморе», в пристрастии к физиологической проблематике. В том-то и дело, что отпущенный на свободу человек, более не связанный коллективными (классовыми) обязательствами, наконец поворачивается к себе. Задумывается о том, кто он есть. И здесь на первый план выходят именно что физиологические проблемы собственного «живота» (жизни), которая, в отрыве от общества, оказывается единственно волнующей темой. Ведь если ты один, то с чего начинается обход собственных владений? Да со своего тела, со своей рубашки, которая, как известно, ближе всего к телу. С исподнего.

Особой привычки к самостоянию у нас нет, не выработано. «Я его лепила из того, что было». Вот и возникают явления, отражающие уровень самосознания. Плюс, конечно, уровень жизни и бытовой культуры. У «них» Пласидо Доминго поет в Централ-парке под открытым небом, а у нас – «Играй гармонь» и шуба на Юрии Долгоруком. У «них» Майкл Джексон, а у нас Верка Сердючка. Вот и Петросян со товарищи – это «наш» стихийный ответ явлениям городской жизни, узнаваемый (дико смешной) дяденька из телевизора. Этакий ситком ходячий – то есть сериал с заранне записанным, искусственным смехом.

Работа Петросяна, ставшего удачливым бизнесменом и поставившим на поток выступления, передачи, книги, рейтинги, раскручивающего новых звезд и дающего подкармливаться облезлым старым, схожа с деятельностью российского фаст-фуда. Юмор «Кривого зеркала» (в названии передачи заложено очень точное алиби: мол, нечего на нас пенять, коли у тебя, зритель, рожа крива) работает, как комбинат общественного питания: быстро, четко, съел и порядок. Перекусил, побежал дальше. Если же тебе хочется чего-то более вкусненького – это уже не к телевизору.

А Петросян тут ни при чем. «Какое время на дворе, таков мессия». В ситуации тотальной продажи и перепродажи, когда полстраны этим живет и этим «вертится», смешить ее может только точно такой же предприимчивый хозяин. Но не «заводов, газет, пароходов», а юморесок, скетчей, пародий и двух десятков разночинных клоунов. Кто-то приватизировал нефть, а кто-то «маленький свечной заводик» сумел построить на «смешном».

Ведь в конечном счете дело не в «юморе», а в заполнении пауз. В занятии ниш. Сам юмор – дело тонкое, трепетное, и, как правило, до него просто руки не доходят. Причем почти никогда.

Да и какой может быть смех в переходный период тотального переустройства мира?