Виктор Топоров: Мимо «МиМ»

И – вполне предсказуемо – понравился «главной булгаковедке» страны, члену президентского совета при Ельцине и, если не ошибаюсь, Общественной палаты при Путине Мариэтте Чудаковой (остроумцы называют эту долго, но безуспешно ученую даму Чаруэттой, перенося заглавную букву «М» в начало фамилии).

Никого не ввел в заблуждение и сумасшедший рейтинг премьерного телепоказа – на уровне «Аншлага», «Кривого зеркала» и Пугачевой с Галкиным: что-что, а зомбировать Второй канал умеет ничуть не хуже «Первого, Который Всегда Первый». К тому же, показанный в прайм-тайм, фильм смотрели все-таки в основном урывками: кто первые две серии, а потом уж сразу десятую, кто третью с четвертой, кто еще как.

Потому что смотреть его было скучно.

Перечислены уже и основные «проколы», и «ляпы»: например, сановные театральные старцы в ролях сорокалетнего прокуратора и самого Воланда – вопреки смыслу образа, но по вполне понятным биологическим соображениям – трясутся на экране за собственную жизнь, а вовсе не распоряжаются чужими. И власть их – от кесаря и от Дьявола – выглядит поэтому откровенной бутафорией. Не смешон, но смехотворен плюшевый кот Бегемот. Невесть откуда взялся Берия в исполнении Валентина Гафта.

Плоха и вторична Москва тридцатых – но и Иерусалим тридцатых (первого века) ничуть не лучше

Плоха и вторична Москва тридцатых – но и Иерусалим тридцатых (первого века) ничуть не лучше. Внешне похожий на Михаила Булгакова, артист Галибин в роли Мастера почему-то говорит голосом Сергея Безрукова. Отсутствуют спецэффекты – а те, что наличествуют, буквально вопиют о том, что пятимиллионный (в долларах) бюджет был использован отнюдь не на них.

Телефильм в целом театрален и кажется непомерно затянутым телеспектаклем, в котором актеры – талантливые и не очень – механически воспроизводят булгаковский текст (романа все-таки, а не пьесы), теряя по дороге всю его прелесть и очарование. Список достоинств телевизионной Маргариты исчерпывается хорошей фигурой второй свежести. Абдулов играет подвыпившего бомжа, а Филиппенко и вовсе играть нечего. И так далее.

Добавлю несколько личных наблюдений. В заставке каждой серии центурион Зверобой умерщвляет распятого Безрукова копьем Лонгина – и тут же с креста скатывается отрубленная голова Берлиоза.

Бал у Сатаны распадается на две части: вторая целиком и полностью слизана с тайной оргии из фильма Стэнли Кубрика «Широко закрытые глаза» (умники со Второго показали этот фильм ночью по окончании одной из серий «МиМ»), тогда как первая воспроизводит стилистику не новорусской даже, а обкомовской баньки с податливыми комсомолками и раздухарившимися коммунистическими начальниками. Отсутствует искрометность, отсутствует фантасмагоричность, отсутствует сумасшедший темп, на котором держится, не впадая в лоскутность, яркий во всей своей пошлости роман Булгакова. На котором, кстати, здесь самое время задержаться. Начав, пожалуй, с забавного вывода, сделанного либеральным публицистом Леонидом Радзиховским. Дебютировав как булгаковед по свежим следам телесериала, Радзиховский констатировал: «МиМ» – это «Сатанинские стихи» по-русски!

Абдулов играет подвыпившего бомжа, а Филиппенко и вовсе играть нечего

Ну что не по-еврейски – это как раз понятно. Как истинный русский писатель, Михаил Афанасьевич «малый народ», мягко говоря, недолюбливал. Наш земляк Михаил Золотоносов (феноменальный специалист по анальному юмору, причем, похоже, наследственный, – золотоносов, как и золотарей, не след путать с ювелирами, которых встарь именовали златокузнецами), совсем недавно – уже на правах телекритика – введший в обиход аббревиатуру ГВН (Главная Весть Недели), именно на примере Булгакова и его романа разработал теорию СРА (Субкультуры Русского Антисемитизма) и прямо обвинил писателя в черносотенстве.

В 20-30-е годы прошлого века евреев во власти, в силовых структурах и в идеологической обслуге режима (включая литературу и кинематограф) было процентов семьдесят–восемьдесят.

Впоследствии Сталин их отовсюду (кроме литературы и искусства) вычистил – и Булгаков любил Сталина, в частности и за это. «Погляди, Лена, – говорил он своей Маргарите, разворачивая свежий номер «Правды» году где-нибудь в 1937-м, – и этот жидок оказался врагом народа! И этот! И даже этот! А я ведь так и знал! Я все знал заранее!»

Соответствующие записи раскопала и – поначалу вполголоса, на коллегии специалистов, – обнародовала Чудакова на букву «М».

Еврейским писателям (а других считай, что не было) жилось при Сталине не только хорошо, но и богато. Очень богато. А Булгаков (как Александр Семенович Кушнер, по слову Довлатова) «тоже любил конвертируемую валюту». Червонцы – и чтобы они не превращались в осенние листья. Но в облигации Торгсина (торговля с иностранцами; поэтому-то «иностранцем» оказался и Воланд).

Но ему почти ничего, вопреки украинскому происхождению (и поговорке: где пройдет хохол, жиду искать нечего), не доставалось: жиды всегда и всюду шли первыми! Жиды и полужидки.

Анна Ковальчук -Маргарита

Приехав из Одессы, а то и вовсе из Жмеринки, они захватили литературную Москву, оставив киевского врача практически на бобах. «У меня кривое ружье, – жаловался Маргарите Мастер. – Я целюсь, я стреляю – и промахиваюсь! И все призы достаются другим. Ну, этим…»

И тут Булгаков решил сделать ход конем, написав атеистический роман об Иисусе Христе! Про еврея Христа – чтобы евреям во власти понравилось, но атеистический – чтобы им понравилось тем более! И написал! И назвал «Понтий Пилат»! А как отреагировали евреи? Формулировку отказа находим в «МиМ», в отповеди Берлиоза Ивану Бездомному: ты написал, что Христос не был Богом, а на самом деле никакого Христа просто-напросто не было!

Этот отказ погубил Мастера. Погубить, положим, не погубил, но изрядно озлобил. И он решил написать (уже без надежды на напечатание) «в стол» – памфлет против литературных евреев. Затеял, сказали бы сегодня, виртуальный погром. В отместку за устроенную ему профессиональную обструкцию, но тем не менее. «Не расстреливал несчастных по темницам», греха на душу не брал (да и возможности не имел), а «расстрелять пархатых на страницах» – самое милое дело!

Пилат жестоко отмстил иудеям за Сергея Безрукова, пообещал отмстить – и отмстил!

Милое, но (как опять-таки сказали бы сегодня) не релевантное. Оно, конечно, Пилат жестоко отмстил иудеям за Сергея Безрукова, пообещал отмстить – и отмстил! Но где взять в Москве Пилата? Где-где – в Кремле! Троцкого уже выгнал, Каменева с Зиновьевым гнобит, за остальных не сегодня-завтра возьмется – и мало, хочется верить, не покажется никому! Кроме самого Мастера, которого кремлевский Воланд распознал, оценил (а значит, втайне и полюбил) и вот-вот осыплет скромными, но заслуженными щедротами. Сталин, конечно, дьявол, но такой, который творит добро. Он лучше Бога – их Бога! На него, родимого, вся надежда.

Ну и, понятно, любовь. Большое чувство. К генеральше. Но Воланд поймет: кровь, говорит он, значит очень многое. Королевская кровь? Ну да, в художественной прозе нельзя обойтись без гипербол.

Таковы три пласта романа (следует признать, мастерски сплавленные воедино): изумительно стилизованный протороман «Понтий Пилат» в традиции Жюля Ренана, Леонида Андреева, Анатоля Франса и (не будем забывать) Ивана Бездомного; невыносимо слащавая любовная линия, но тут и впрямь любовь, а значит, медицина бессильна; и виртуальный разгром литературно-артистической Москвы. Трактовать который как ужасающе серьезный еврейский погром или как фантастически смешной «капустник» – дело выбора, определяемого вкусом и, не в последнюю очередь, пресловутым «голосом крови». Заговорившим, например, в том же Радзиховском – вот ему и примерещились в безобидном «МиМ» «Сатанинские стихи» и полковник Квачков с кошачьей головой Чубайса во рту.

Михаил Булгаков

Литературное отмщение «в стол» психологические проблемы решило, а финансовых не решило. И Булгаков решил воспеть Воланда еще раз – уже в открытую и без каких бы то ни было аллегорий. И написал пьесу «Батум» – о юности Сталина, но Сталину она не понравилась, и он распорядился снять «Батум» с постановки. После чего Мастеру оставалось только лечь и умереть. И он лег и умер. А Маргарита дожила до оттепели и пробила, пусть и в усеченном виде, публикацию «МиМ» в журнале «Москва». Ну а все остальное вы знаете.

По недоразумению воспринятый в шестидесятые прошлого века как антисоветский (и воспринимавшийся так еще четверть века) роман – великолепный и чудовищный, ослепительно пошлый, бесконечно циничный и вместе с тем бесконечно наивный, гордо-заискивающий и трусливо-мстительный, прославляющий абсолютную тиранию как единственное снадобье против всеобщей несправедливости с выраженно левантийским лицом, – массовый читатель заглатывает, как «солянку мясную сборную» в дешевой забегаловке, – горячо! остро! вкусно!.. А потом, когда начинает подташнивать, ломает себе голову: что же это я за гадость съел?

Съел – и ладно. Горячо было, остро, вкусно – вот и хорошо. А желудок-то у тебя луженый. Особенно смолоду. Вот почему «МиМ» превратился прежде всего в юношеское чтение – и вот-вот превратится в подростковое.

А телефильм Бортко не горяч, а чуть тепл. Не остер, а пресен. Не вкусен, а в лучшем случае не противен. Плюс из просроченных продуктов (см. выше) сварганен. Плюс подан и сервирован с такой пышностью, словно речь идет о черепаховом супе в Виндзоре при дворе Елизаветы Великой. Плюс про него известно, что он влетел в пять миллионов долларов.

Как влетел, так и вылетит. В желудке, сказал бы все тот же специалист по анальному юмору, не задержится. И был бы прав.