Дмитрий Бавильский: Схима схемы

Ну, отступления, некоторые нестыковки сюжета, постоянный уход в полутона и оттенки. Из школьного курса вспоминаются определения типа «люди как реки», «кусок дымящейся совести», «энциклопедия русской жизни»... Конечно, «кусок дымящейся совести» не может быть аккуратно отрезан, «энциклопедия» (институция, казалось бы, строгая, выверенная) и вовсе представляет из себя роман в стихах, сюжет в нем пунктирен, прерывист...

Что-то происходит ныне с культурой: полутона более не канают. Потребителю нужна определенность. Законченность. Сюжет должен складываться как пасьянс, открытые финалы, переходящие в многоточие, оставляют читателя в недоумении. Неудовлетворенным. Вопрос «кто убил Лору Палмер?» повисает в безвоздушном пространстве кинотеатров и супермаркетов, Дэвид Линч окончательно переходит на фестивальное кино.

Чужие здесь не ходят. Здесь ходят (ходы записаны, как в шахматной партии, каждой фигуре присущ определенный, предсказуемый алгоритм) только свои. Свои - значит понятные. Легко узнаваемые. Недосказанность страшит, напрягает. Требует серьезных трудозатрат. А потребителю некогда, ему же нужно еще и свою собственную жизнь проживать. Денег заработать, отдых отдохнуть. Нынешнее потребление культуры дозировано и напоминает поход в ресторан. Есть потребность в еде, есть потребность время от времени прочитывать книгу или посетить спектакль. И это, в общем-то, правильно.

Зато дома - телевизор, который можно «жрать» без зазрения совести круглыми сутками. Вот на телевизор себя не жалко, он же бесплатный.

Приобщаясь к культпоходам, человек четко должен знать, где и что его ждет. Вы обращали внимание, что, собираясь в кинотеатр, мы заранее знаем про фильм практически все. Мы видели рекламные ролики, читали рецензии, нам коллеги по работе рассказали, в чем там цимес. Обилие информации и культурного продукта требует четкой сосредоточенности на своих потребностях. Никто не хочет просто так терять два часа драгоценного времени. Все стали слишком сознательны.

Зато дома - телевизор, который можно «жрать» без зазрения совести круглыми сутками. Вот на телевизор себя не жалко, он же бесплатный. Между тем формируется особое сериальное мышление. Телевизионные сериалы очень многое взяли от серьезной литературы (именно поэтому их постоянно тянет к переработке крупноформатных романов, к примеру, «Идиота» и «Московской саги»). По сути, они и есть реализация давнишнего читательского инстинкта к надписи «продолжение следует». История, которую нам показывают, медленно (или быстро) развивается на протяжении скольких-то там вечеров. Все ясно и понятно, особенно какая в финале пребудет мораль. Нынешние творцы бегут загадок. Все разжевывается до диетической кашки. Для самых непонятливых.

Перестройка оказалась связанной с обвалом запретной литературы, которая потеснила литературу текущего момента. Почувствовав собственную невостребованность, писатели потянулись к внутрицеховым играм и воспоминаниям о счастливом советском детстве. Начали строить параллельные истории. Кинулись зарабатывать деньги в газетах. Тем более реальность за окном менялась столь стремительно, что поспевал за ней только Пелевин. Перестав описывать современность, нынешние прозаики проиграли ее сериальным книжкам в мягких обложках и телевизионным сериалам. Выхолощенная суть («виноградное мясо» прозы) ушла в глухую несознанку. Остались голые скелеты схем.

Спектакль "Шум времени" театра "Комплисите"

А теперь процесс пошел и вовсе в обратном направлении. Наевшись телевизионного мыла, потребитель потянулся в книжные магазины. Свои сериальные ожидания он переносит на литературу. Творческие единицы вынуждены подчиняться. Тем более что их со всех сторон в лучшем случае подпирают Акунин и Донцова, в худшем - ремесленные переложения все тех же сериалов. Немногочисленные исключения не в счет, они лишь еще более отчетливо подчеркивают всеобщие тенденции к упрощению.

Полутона окончательно искореняются. Читатель требует гуаши. Жирных точек и четко расставленных акцентов. Кетчуп напрочь отбивает вкус к естественным ощущениям, отныне они кажутся бедными, бледными, недостаточными. Театр все более и более становится шоу, русский психологический театр умирает, потому что если (как это водилось у великих стариков) режиссер будет продолжать умирать в актерах, выстраивая цепочки едва заметных нюансов, в зрительном зале ничего не поймут. Наш зритель знает, что апофеоз - это когда музыку громко включают. Ведь это именно децибелы выбивают из зрителя нервный оргазм катарсиса.

Именно поэтому нынешний театр плетется в конце культурных предпочтений (уступает ему разве что литература) - театр не выдерживает сравнения с громкокипящим шоу-бизнесом, с политикой, с рекламой. С жевательной резинкой. Кино и музыка - вот что можно потреблять легко, не напрягаясь. Пассивно. Ведь даже нынешний театр, нынешний серьез в литературе требует усилий. Странички переворачивать - это тоже большая и важная работа.

Андрей Мерзликин в роли штабс-капитана Василия Соленого и Андрей Кузичев в роли барона, поручика Николая Тузенбаха на премьере спектакля "Три сестры" в постановке английского режиссера Деклана Доннеллана на сцене Театра имени Пушкина (фото ИТАР-ТАСС)

Возможно, искусство упрощается, потому что жизнь очень сложная стала? Неоднозначная какая-то, быстрая на расправу? И хочется найти заветный уголок понятности и комфорта. Хочется, наконец, почувствовать себя умнее творца, который старался, а мы все равно лучше. Потом понимаешь, что всеобщая схематизация захватывает не только культурные институции. Вот и в жизни тоже появляются и закрепляются схемы социальных ролей, экономящих нам усилия. На работе. При общении. В отдыхе. В любви.

Со всех сторон только и слышишь – «построили схему ухода от налогов» или же «работают они по следующей схеме»… Бизнес требует определенности. Конкретности. Полной понятки. В бизнесе работают схемы, приносящие прибыль. С другой стороны, есть компьютер, за которым проводишь все больше и больше времени. Компьютерная терминология укореняется не только в быту, но и в нашем собственном бытие. Мы апгрейдим и лечим вирусы, мы обладаем оперативной памятью и стираем воспоминания о неудачах, удаляя ненужные файлы в корзину.

И только сны продолжают пугать тотальной непредсказуемостью.