Сейчас, когда очертания международного порядка в Европе определяются на полях сражений, стабильность на юго-восточном направлении требует от Москвы инициативы и терпения.
2 комментарияОлег Кашин: Слава России!
Взявшись, как и полагается в конце декабря, подводить итоги года, я перечитал архив своих колонок и понял, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
Вячеслав Иваньков, он же Япончик, так и не заявил о своих президентских амбициях, Роман Абрамович так и не стал мэром Москвы, европейцы так и не бросились заселять просторы Сибири, а Алла Пугачева, увы, так почему-то и не вышла замуж за доктора Курпатова.
Неправильные какие-то итоги получаются.
Впрочем, о том, чем был важен для истории две тысячи пятый год, вы и так узнаете – совершенно без моей помощи. Взрывы в Лондоне и погромы в Париже, уничтожение Масхадова и суд над Саддамом, отставка Тимошенко и бунт в Андижане – все эти картинки еще не раз покажут нам в новогодних выпусках аналитических телепередач, в давным-давно сверстанных новогодних номерах журналов, на специализированных сайтах в Интернете.
Я же воспользуюсь последней в этом году возможностью пообщаться с аудиторией ВЗГЛЯДа, что называется, в личных целях.
О себе хочу несколько слов сказать.
Революция – это те, кому принадлежала Россия десять лет назад, а потом перестала принадлежать
Мне было четырнадцать лет, когда умер Сергей Бондарчук. Я никогда не был поклонником его творчества, фильм «Война и мир» всегда казался мне безумно скучным и все такое. Но ни тогда, в четырнадцать лет, ни теперь, в двадцать пять, я не сомневался и не сомневаюсь в том, что такие фильмы и такие режиссеры, конечно, должны быть в стране, претендующей на то, чтобы быть великой. Не сомневался и не сомневаюсь в том, что Сергей Бондарчук – не меньшее наше национальное достояние, чем семь московских высоток, Большой театр и Саяно-Шушенская ГЭС.
Так вот. Мне было четырнадцать лет, умер Сергей Бондарчук, а я как раз тогда впервые в жизни читал роман Шолохова «Тихий Дон» (с тех пор это моя самая любимая книга). И тогда же в каком-то из посмертных интервью Бондарчука я прочитал о судьбе последнего его фильма – как раз таки «Тихого Дона» с Рупертом Эвереттом в роли Григория. Рыночные реформы, начавшиеся одновременно со съемками фильма, разрушили советский кинематограф, Бондарчук сам нашел каких-то продюсеров за границей и снял фильм. Но продюсер оказался каким-то жуликом, он похитил единственную копию «Тихого Дона», вывез ее куда-то в Англию, то ли спрятав там, то ли перепродав такому же жулику, так что на экраны фильм так и не попал.
В том, что по такому масштабному роману снять кино мог только такой масштабный режиссер, я не сомневался ни минуты. Мне, естественно, очень захотелось посмотреть этот фильм. В то же время я понимал, что никому в стране этот фильм не нужен – ни власти, ни пресловутым новым русским, которые как раз тогда массово переодевались из красных пиджаков в обыкновенные, и больше их ничего не интересовало.
И тогда, в своих детских мечтах, я думал о том, что настанет время и будет у нас в стране новая, справедливая и патриотически настроенная власть. И она, эта власть, найдет там, за границей, фильм Бондарчука «Тихий Дон», выкупит его, выкрадет (не важно) и покажет по телевизору. И вот такую власть я смогу назвать своей.
Прошло много лет. Сериал Сергея Бондарчука «Тихий Дон» заявлен в планах Первого канала на 2006 год. Его нашли, его выкупили и скоро покажут.
Приятно, когда детские мечты сбываются, правда?
Сериал Сергея Бондарчука «Тихий Дон» заявлен в планах Первого канала на 2006 год |
Через несколько дней я стоял на перекрытой химкинскими пенсионерками Ленинградке, смотрел на стоящий рядом ОМОН и думал: Боже, что это за власть такая, которая на своих пенсионеров смотрит через прорези в омоновском щите.
Месяц спустя в компании одного из тех молодых людей, с которыми мы встречали Новый год, я пробрался в подмосковный пансионат, где в закрытом режиме проходила учредительная конференция движения «Наши», созданного для того, чтобы в России не было революции. Нас поймали, заперли в одном из номеров этого пансионата, того парня потом даже бросили головой в сугроб – в общем, весело было.
А еще несколько месяцев спустя, 1 мая, я ходил на оппозиционную демонстрацию. Ходил как журналист, но шел во главе колонны вместе с писателем Лимоновым. За нами гудела многотысячная колонна, а мы с Лимоновым разговаривали о скорой революции. И тоже было весело и хорошо.
И черт подери, как и зачем я в течение года проделал путь из точки А, в которой шампанское на Красной площади, Лимонов и подмосковный сугроб, в точку В, в которой уже безо всякого Лимонова и шампанского я говорю, что нынешняя власть – моя власть? Саша Стукалин, уволенный в этом году Березовским главный редактор «Коммерсанта», мой бывший начальник (я большую часть года проработал в «Коммерсанте»), думает, что меня купили. То есть дали денег, дали колонку в газете ВЗГЛЯД, еще что-то – и я стал говорить и писать так, как нужно тем, кто меня купил. И так думает не один Саша, что, честно скажу, предельно грустно, потому что никто меня на самом деле не покупал.
Тогда в чем же дело? Не в «Тихом Доне» же?
Доктор Курпатов |
А знаете, и в нем тоже. И еще в очень и очень многих вещах, людях и явлениях. В докторе Курпатове и сериале «Моя прекрасная няня». В одетом в костюм Деда Мороза Юрии Долгоруком на Тверской. В глядевших сквозь меня глазах старшего лейтенанта Милашевского со спасенного на Камчатке батискафа АС-28. В песнях Земфиры* и группы «Фактор-2». В Балаковской АЭС, на которую я ездил две недели назад. В новой книге Сорокина и в книжке Панюшкина о Ходорковском. В памятнике Минину и Пожарскому и даже в работах Церетели.
Дело – в России, если коротко.
В начале уходящего года ожидание революции было таким повсеместным, что вдохновители революции на какое-то время утратили осторожность и перестали прятаться от посторонних глаз.
И я, находясь тогда в эпицентре предреволюционных событий, увидел, что революция – это не только бабушки с Ленинградки, студенты с Красной площади и пожилой писатель Лимонов.
Революция – это и те, кто убил нефтеюганского мэра Петухова и хотел убить правозащитницу Ольгу Костину. Революция – это и те, кто содержит Ахмеда Закаева и, по слухам, продолжает дружить с Басаевым.
Революция – это те, кому принадлежала Россия десять лет назад, а потом перестала принадлежать.
А раз так, то, как ни крути, приходится выбирать – или революция, или Россия.
Хорошо, что у меня был целый год, чтобы выбрать.
Хорошо, что этот год был не у меня одного.
Хорошо, что в новом году никакой революции точно не будет.
Хорошо, в конце концов, что у нас есть наша Россия. У нас, а не у тех, у кого есть революция.
Слава России!
* Признан(а) в РФ иностранным агентом