Писатель Дмитрий Быков* (признан в России иноагентом) блеснул очередной порцией русофобских откровений. Оказывается, история России – это «очень предсказуемый, очень наглядный и очень плоский сюжет», а 24 февраля сего года «вся эта ситуация» вступила «в самоубийственную фазу». В недавнем интервью для телеканала «Дождь» Быков дополнил свою мысль, объявив о скорой «катастрофе нынешнего режима». Все это, конечно, не стоило бы комментариев, если бы за апокалиптическим задором пресыщенного жизнью толстощекого литературного усача не угадывалась одна примечательная тенденция.
Кто только не говорил нам в последнее время о конце времен, катастрофе, гибели России. С конца февраля мы только и слышали эти слова: «конец», «дно пробито», «будущего нет», ужас, ужас, ужас… Да, конечно, это большая трагедия, но ведь война шла все эти годы: содрогались от взрывов Югославия, Ливия и Ирак, полыхали Афганистан и Сирия. Хватало страшных бед и на нашей земле: Одесская Хатынь, расстрел в Мариуполе, бомбежки Донбасса... Но нет, они – те, кто сейчас выдает себя за нашу коллективную совесть, – всего этого просто не замечали.
Я помню, как один записной либерал и скандально известный священник встретил 2 мая 2014 года новости из Одессы. Он не был ни смущен, ни напуган. В тот день он прошелся по Невскому с украинским флагом, вечером опубликовал фото на своей страничке в ВК, а также написал пост про российские паспорта убитых, получив в ту же ночь комментарий одного из подписчиков: «Вы, батюшка, паспорта видите, а сожженных людей не видите».
Да, тогда они сохраняли абсолютное спокойствие. И только в конце февраля их вдруг обуяло отчаяние. Причем – судя по их лицам и интонациям – самое искреннее и непритворное. Такой избирательный подход к человеческим страданиям ставит в тупик, а некоторых настолько сбивает с толку, что они даже заражаются настроением «отчаявшихся».
Однако рациональное объяснение этому феномену существует. Дело в том, что 24 февраля 2022 года в нашей стране сменился режим историчности. Если без лишних слов, то режим историчности – это способ, с помощью которого общество, социальная группа или отдельный человек трактует свое прошлое. Этим понятием мы обязаны французскому ученому Франсуа Артогу. Артог объяснил, что нет одной единственной правильной истории, потому что восприятие событий всякий раз происходит в рамках определенного шаблона.
Допустим, вы провели ничем не примечательный день, немного задержались на работе, потом забежали за продуктами в супермаркет и вдруг встретили на улице своего кумира, человека, о встрече с которым давно мечтали. В это мгновение ваше восприятие недавнего прошлого расцветает новыми красками. Вы понимаете, что вся предыдущая цепочка событий неслучайна, ведь она вела вас к долгожданной удаче. Вы бросаетесь к своему божеству, поскальзываетесь на банановой кожуре и падаете. Результат – потеря сознания, перелом, больничная койка... В этом случае включается уже новый режим историчности. Обратим внимание: сами события не меняются, они просто начинают иначе звучать в свете случившегося. Кстати сказать, в этот ключевой момент меняются и ожидания от будущего.
В октябре 1917 года в нашей стране произошел переход на новый режим историчности, который вызвал к жизни совершенно новую трактовку прошлого (войн, восстаний, исторических личностей) и совершенно новый образ будущего. В свете личной истории для кого-то это стало трагедией, а для кого-то – звездным часом, осуществлением давней мечты. В конце 1980-х – начале 1990-х произошел новый слом, в результате которого вся история России до Сахарова, Елены Боннэр и Ельцина была признана химерой, а коммунистический хилиазм сменился ожиданием капиталистического рая. Для миллионов людей это стало трагедией, но для немногих избранных это был настоящий подарок судьбы.
24 февраля режим историчности вновь изменился: Россия открыто бросила вызов неоколониальной политике Запада. Это означало окончательный разрыв с либеральным прошлым и совершенно другое будущее. Будущее, в котором либеральным нытикам, позерам и агентам влияния просто нет места. Именно поэтому столь сладко дремавшие под бомбовые удары по Сербии, Ливии и Ираку, проспавшие Донецк и Горловку, внезапно зашевелились, заерзали, затосковали… Удастся ли устроиться в воюющей стране с прежним комфортом? Что будет с премиями, должностями, бюджетными вливаниями? А в случае отъезда – будет ли Запад так же хорошо кормить, носить на руках, осыпать блестками? Весь жизненный путь недавних баловней судьбы окрасился в мрачные тона, и они почувствовали себя леммингами, бредущими к пропасти. Вот тут-то на их глаза и навернулись слезы, и заиграла желчь, и подкатило под душу.
Поэтому, когда Быков и ему подобные говорят о «конце», «ужасе», «пробитом дне», «пропасти», «черной яме истории» и тому подобном, они абсолютно правы. То, что происходит сейчас, – и есть конец, конец с точки зрения либеральных казачков и их режима истории. Авторефлексия их не обманывает. Мы действительно наблюдаем конец либерального нарратива. Но это конец самих либералов, не России.
* Признан(а) в РФ иностранным агентом