«Консерваторы поневоле»

Газета ВЗГЛЯД открывает цикл публикаций, посвященных начатым и незаконченным реформам, которыми неизбежно предстоит заниматься новому расширенному правительству, уже формируемому Дмитрием Медведевым. За прошедшие четыре года было сделано многое, но многие изменения невозможно закончить за столь короткий срок просто технически, а некоторые, например децентрализация, еще толком и не начались.

#{image=552332}Образовательная реформа, плоды которой мы пожинаем сейчас и которую еще придется завершать новому правительству (не случайно на образовании Дмитрий Медведев остановился отдельно в ходе состоявшейся 19 октября встречи со сторонниками, посвященной формированию расширенного кабмина), началась не пять и не десять лет назад.

Попытки изменить классно-урочную систему и сделать образование приближенным к реалиям экономики предпринимались и в Советском Союзе. В 1966 году советская школа начала переход на новое содержание образования: в «эпоху НТР» активно вводились научные знания по всем предметам, особенно математическим (алгебра, геометрия) и естественнонаучным (биология, химия, астрономия). К середине 70-х был завершен переход к полному среднему образованию, и именно тогда начинается расцвет послевоенного педагогического новаторства, отмеченного такими именами, как Василий Сухомлинский (методика морального и эстетического воспитания в сельской школе), Виктор Шаталов (эффективная система опорных конспектов), Шалва Амонашвили (гуманизация педагогического общения), Евгений Ильин (новая методика преподавания русской литературы).

Развитие советской педагогики и реформа советской школы, подразумевавшая более тонкую «настройку» обучения и индивидуализацию знания, закончились в 90-е, когда новая российская школа только начала искать себя, но оказалась погребена под экономическими трудностями эпохи.

«Вразнобой»

#{image=552419}По мнению социолога Бориса Кагарлицкого*, советские педагогические идеи никак не отменяли советской действительности: «Люди страстно обсуждали новые идеи, но для каких-то изменений, действий среда в 70-х была абсолютно неблагоприятная. Брежневское общество было таким, каким оно было, во всех отношениях. То есть не надо думать, что в экономике или в политике был «застой», а в педагогике все можно было сделать абсолютно свободно. Там было просто немного более свободное обсуждение. Отсюда ощущение того, что был расцвет идей. То есть меньше давили эти дискуссии. Но они не входили в практику».

В интервью газете ВЗГЛЯД Кагарлицкий также назвал причины, которые привели к законсервированности сначала советской, а затем и российской школы. «Были эффективные идеи и концепции тогдашних образовательных реформ или даже, как сейчас бы сказали, инноваций, но они были разнонаправленными. То есть не то чтобы была некоторая доминирующая тенденция, вокруг которой бы уже шла дискуссия, что характерно для 20-х годов. И, кстати, что было характерно и для классической русской школы в царские времена. Была, допустим, просветительская идеология, то есть было некоторое представление, куда идти, а дальше уже были конструктивные дискуссии о том, как это сделать, как это воплотить, какие проблемы и так далее. Вот в 70-е годы, по моим ощущениям, не было такой доминирующей идеи, доминирующей концепции, доминирующего видения, и в результате дискуссия была недостаточно эффективна. То есть много интересных идей, но они никак не стыкуются, не оформляются. Поэтому когда дали больше свободы и когда стали это реализовывать, учителя делали это вразнобой, не сложилось движения, которое можно было бы представить как концептуальную реформу школы», – заявил социолог.

Кагарлицкий полагает, что проблемы российской школы 90-х состояли в том, что инноваторам приходилось становиться консерваторами, потому что ситуация в самой сфере была слишком трудна: «Реформы, которые начались в 90-е годы, с одной стороны, были в значительной мере разрушительными, то есть они были направлены скорее на разрушение советского типа школы, что вполне понятно, потому что – в логике нового времени – должна быть создана элитарная школа и, условно говоря, новая школа для масс, которая заведомо защищает элиту от этих масс. Именно поэтому вся наиболее энергичная, живая и способная к новому часть учительского сообщества была вынуждена защищать то, что есть. То есть не вырабатывать новую концепцию образования, а сделать так, чтобы хоть что-то осталось. Сейчас – та же самая ситуация, то есть сейчас наиболее такая креативная, толковая и активная часть педагогического сообщества занимается защитой того, что есть, поэтому те люди, которые, в принципе, могли бы что-то менять, реформировать и развивать, оказываются в положении консерваторов поневоле».

ЕГЭ, завершенные и незаконченные реформы 2000-х

На эту тему
• Путин не станет менять начатое Медведевым
• Медведев: В регионах должен быть кадровый резерв управленцев
• Студентов, сдававших ЕГЭ за школьников, исключат из университета
• Эксперты рассказали, как проходит ЕГЭ в других странах
• Депутат Госдумы предлагает создать альтернативную ЕГЭ систему экзаменов

Новый этап образовательной реформы был начат в 2000-х: государство, обеспокоенное коррупцией в вузах и падением качества обучения в средних школах, а также в очередной раз заявив о возможности вступления в ВТО (Россия в ВТО так и не вошла), провело целый ряд изменений в системе среднего и высшего образования. Материальной базой этой реформы стал одноименный национальный проект, в рамках которого школы были обеспечены современным оборудованием, а учителям начали повышать зарплаты.

C 2001 года в тестовом режиме в Самарской и Ростовской областях, а также Чувашии, Марий Эл и Якутии вводится Единый государственный экзамен, который с 2009 года стал обязательным для учеников, сдающих русский язык и математику. ЕГЭ, список формализованных вопросов, разделенных по уровням сложности, стал одновременно и выпускным экзаменом в школах, и приемным экзаменом почти во все вузы.

Реформе подверглась и высшая школа. Введение многоуровневого высшего образования в соответствии с Болонским процессом обозначило разделение высшего профессионального образования на два этапа: бакалавриат (общие знания) и магистратура (специализация). Это нововведение почти никак не отразилось на вузах и стало скорее формальным жестом.

Содержательным же изменением были два новых этапа реформы: изменение стандартов для старшей школы и принятие ФЗ 94, касающегося большей части бюджетных учреждений. Нашумевшие федеральные государственные образовательные стандарты для старшей школы (подразумевалось, что ученики 10–11-х классов будут изучать всего четыре предмета, а все остальное время – специализироваться по неким индивидуальным программам) официально не опубликованы на сайте Министерства образования до сих пор. Стандарт основного общего образования (до 9-го класса), принятый в декабре 2010 года, особых нововведений и радикальных изменений не содержит. Концепция «образовательных услуг» (о ней газета ВЗГЛЯД рассказывала подробно), которые впредь должны будут оказывать школы, также пока не разъяснена окончательно и не введена на практике.

Шквал критики обрушился на ЕГЭ летом 2011 года, когда произошло самое массовое списывание за всю историю экзамена. Министерство отреагировало на происшествие стоически, и по итогам крупного скандала общественность так и не дождалась ни организационных выводов, ни отмены экзамена.

«Вал борьбы, обострение произошло в тот момент, когда реально, используя инструменты ЕГЭ, мы начали вскрывать достаточно глубокие нарушения и обозначили возможности борьбы с ними. Пока все было скрыто, протесты были не столь яркими. Это вызывает вопрос», – заявил в конце июня глава Минобрнауки Андрей Фурсенко.

Учительское сообщество и многие эксперты, традиционно выступавшие против ЕГЭ (интервью с зампредом думского комитета по образованию Олегом Смолиным газета ВЗГЛЯД публиковала почти сразу после скандала), надеялись, что массовое списывание заставит министерство пересмотреть свою политику в отношении экзамена.

Работа по разъяснению

Сторонники проводимой реформы образования уверены в том, что направление движения выбрано верно, однако недостатков избежать все равно не удастся, так что новому правительству придется их в оперативном режиме исправлять.

По словам директора института развития образования (Высшая школа экономики) Ирины Абанкиной, отмены ЕГЭ даже при новом министерстве ожидать вряд ли стоит, но совершенствование экзаменов должно стать одной из главных задач для нового руководителя ведомства.

«Что касается ЕГЭ, то, конечно, итоговый механизм аттестации выпускников нам очень нужен. Он должен быть единым и прозрачным, несомненно. Но сегодня технологическая схема, которая была принята, не соответствует вызовам времени и, главное, не соответствует ситуации, которая сложилась. Действительно, есть принципиальные и системные недостатки, которые предстоит устранять. Это связано и с самой технологией принятия этого экзамена, и с разработкой контрольно-измерительных материалов, чтобы они адекватно отражали реальность, и с этой работой, которая бы позволила сделать эту процедуру общественно прозрачной. То есть такой, которой бы доверяли и педагоги школы, и родители, и ректоры вузов, куда поступают наши выпускники», – заявила Абанкина в интервью газете ВЗГЛЯД.

По словам Абанкиной, уже в новую Государственную думу будет внесен новый закон об образовании, именно с ним придется работать «большому правительству». Это интегрированный закон об образовании, закон о высшем послевузовском образовании включен туда же. «Там вообще много новых норм для нас: скажем, действительно впервые закрепляются официальные обязательства государства. О чем должна идти речь? Во-первых, об обязательствах по оплате труда педагогов, причем всех педагогических работников, а не только школьных учителей – не ниже средней по экономике регионов, где расположено образовательное учреждение. Такие нормы вводятся впервые, и это действительно серьезные бюджетные обязательства. Кроме того, запланировано разделение оплаты в дошкольном образовании между субъектами Федерации и муниципалитетом. Это – серьезные новые полномочия».

Вторая часть реформы средней школы – стандарты, которые действительно приняты лишь для начальной школы. Абанкина объяснила это тем, что «вхождение» стандартов в реальную школьную практику – процесс долгий: «Стандарты основной школы приняты, но еще даже не начали реализовываться, потому что по ним должны будут учиться те нынешние первоклашки, которые сейчас учатся по новым стандартам. В старшей школе новые стандарты будут введены к 2020 году».

Третья часть необходимых изменений, по мнению эксперта, должна состоять в модернизации региональных образовательных систем: «Требуется дополнительное оснащение образовательного процесса, разработка учебных комплексов. Проект, который направлен на модернизацию региональной системы образования, увязан именно с этим. В нем федеральная субсидия рассматривается как средства на повышение квалификации учителей, на оснащение образовательного процесса, приобретение необходимого оборудования, в том числе с введением стандартов начальной школы. А регионы в ответ должны обеспечить повышение оплаты труда учителей до уровня средней по экономике региона, где эти школы работают. Мало того, что реформа образования еще не закончена, она проходит в контексте бюджетной реформы. Осуществляется переход от управления затратами к управлению результатами», – рассказала Абанкина газете ВЗГЛЯД.

#{image=552340}Важной проблемой директор института развития образования считает и разъяснительную работу, из-за плохого исполнения которой стали массовыми слухи о платности образования. «Сделано немало, но, тем не менее, это начало пути, и темп изменений, к сожалению, отстает от желаемого. Здесь есть два аспекта: один связан с недостаточностью управленческих навыков современного менеджмента, второй – с очень плохой работой  по разъяснению этих задач и вопросов. Конечно, очень часто родители у нас оказываются мало информированными о том, что происходит, куда все движется, очень много ложных слухов, связанных с переходом к платному образованию. Наоборот, никто не сокращает гарантий бесплатности образования. Новый закон об образовании уже не первый год обсуждается. Он действительно сильно изменен в ответ на требования профсоюзов, предложения со стороны родителей, семей, которые писали. Сейчас, я думаю, найден баланс между разными группами интересов: и родителей, и работодателей, и органов управления, и самих педагогов. И уже такого негатива или отторжения не просматривается», – считает Абанкина.

«Начинать все с нуля»

На фоне многочисленных рассуждений о скором и окончательном крахе системы образования выделяются сформулированные учительским сообществом предложения по дальнейшему развитию средней школы. Некоторые из этих предложений высказал в интервью газете ВЗГЛЯД Ефим Рачевский, директор ЦО № 548 «Царицыно».

По мнению педагога, устарел сам поход реформаторов к школе как к «единственной институциональной системе, которая способна образовывать человека».

«Нужен конкурс на новую парадигму образования. А уже исходя из результатов этого конкурса я бы сделал акцент на интеграцию дошкольного образования в существующем формате в общее школьное образование. И начал бы детей в школу принимать не с семи лет, а с пяти лет. Как это делается во многих странах мира. В Англии, например. Ну и особое внимание я бы уделил подростковой школе – это возраст 13–15 лет», – заявил Рачевский.

Также Рачевский убежден в том, что изменениям должны быть подвергнуты «образовательные технологии, педагогический дизайн, дидактика». «Я бы ориентировался на деятельностную педагогику, подтянул бы ресурсы, чтобы в подростковой школе были максимальные условия для самостоятельной прикладной деятельности школьников. Речь идет о мастерских, конструкторских бюро, лабораториях и так далее», – рассказал он.

Важным возможным нововведением Рачевский считает повсеместное введение системы дополнительного образования и пересмотр принципов нагрузки: «Я бы настаивал на том, чтобы система дополнительного образования получила нормативы на пространстве всей Российской Федерации. Допустим, один час в неделю на каждого российского ребенка. Я бы отказался от подсчета предельно допустимой нагрузки на одного ребенка, а вместо нее ввел бы  предельно допустимую аудиторную нагрузку. Ограничивать надо только аудиторную нагрузку – все остальное ограничивать не надо».

Более пессимистичен преподаватель Высшей школы экономики Кирилл Мартынов*, который отметил, что перспективы реформ в принципе кажутся ему сомнительными.

По словам Мартынова, «если в России не будет новой индустриализации с новыми технологиями и инвестициями, то вообще непонятно, кого тут надо готовить в университетах. Хотя все работодатели при этом жалуются, что никого нет, нанимать некого».

«Альтернатива состоит в том, чтобы, как и в случае с МВД, начинать все с нуля, то есть завершить реформу, сделав ее радикальной, уничтожить остатки советской школы и выстраивать заново, обращаясь к мировому опыту, критически его осмысляя. Но на это никто не пойдет. Поэтому нынешняя реформа – это фиксация худшего, что было в советском образовании, и худших черт рыночной системы в нем», – полагает Мартынов.

Впрочем, самой распространенной точкой зрения, которую высказывают в кулуарах педагогических собраний, является высказанное в интервью газете ВЗГЛЯД Борисом Кагарлицким предположение о том, что и во время новой реформы самым продвинутым педагогам придется снова становиться «консерваторами» и биться за сохранение того, что «еще не успели поломать».

* Признан(а) в РФ иностранным агентом