Государство дает окорот и «свободным художникам», и зарвавшимся «хунвейбинам»

Освобождение из колонии Алексея Гаскарова, осужденного по делу о беспорядках на Болотной площади и отбывшего 3,5-летний срок, случайно совпало с бурной общественной дискуссией о месте и роли искусства в жизни страны, инициатором которой стал Константин Райкин, выступив на VII съезде Союза театральных деятелей России.

Если политическая борьба с применением насильственных методов является для большинства людей бесспорно неприемлемой, то в случаях общественной активности в других сферах жизни общества ситуация выглядит более сложной и противоречивой

Несмотря на, казалось бы, тотальное различие данных событий, между ними есть общий аспект, который резко актуализировался в российском общественном сознании в последнее время. Речь идет о статусе насилия в обществе и государстве.

Ситуация примечательна еще и тем, что параллельно с обществом свой – в достаточной степени обновленный – подход к данной проблеме нащупывает и государство.

Классическая максима утверждает, что «государство обладает монополией на насилие». Однако реальность, разумеется, сложнее. Насилие, в том числе физическое, является неотъемлемой частью жизни общества. Просто каждое государство определяет для себя, до какой степени оно готово поделиться этой своей монополией с гражданами в их частной и общественной жизни. Например, в Скандинавии даже легкий шлепок ребенку может обернуться серьезными проблемами для его родителей. Для России это нонсенс. В то же время у нас до недавнего времени убийство при самообороне практически гарантировало наказание защищавшегося, так что свежие прецеденты, демонстрирующие определенную смену государственного подхода к данной проблеме, позитивно воспринимаются обществом.

Отдельной большой проблемой, к которой государство вынуждено определять свое отношение, является насилие в общественно-политической жизни. Где проходит грань, которая отделяет приемлемые формы выражения своей гражданской позиции от недопустимых?

Именно эта проблема оказалась в фокусе и дела Гаскарова, и возмущения деятелей искусства, столкнувшихся с общественным недовольством относительно их творений.

Ситуация тем более непроста, что последние годы отмечены, с одной стороны, политической либерализацией (что выразилось, среди прочего, в смягчении соответствующего законодательства), а с другой, заметным ростом активности гражданского общества. Государство же, сказав «А», вынуждено говорить «Б» и определять свое отношение к проблемам применения насилия гражданами в процессе общественно-политической деятельности в новых условиях.

Дело Гаскарова (и в целом «Болотное дело») и весьма жесткий комментарий пресс-секретаря президента об акции активистов организации «Офицеры России» в отношении выставки «Джок Стерджес. Без смущения» определяют те ключевые рамки, которые государство выставляет своим общественно и политически активным гражданам для выражения своей позиции.

Приговоры по делам о беспорядках на Болотной площади однозначно продемонстрировали один из главных принципов любого государства, заинтересованного в самосохранении: насилие в отношении представителей власти и правоохранительных органов недопустимо, не может быть оправдано никакими самыми высокими идеалами и самыми лучшими намерениями и карается безоговорочно.

На эту тему
• Кремль дал оценку поступку «Офицеров России» в связи с выставкой Стерджеса
• Песков призвал Хирурга извиниться перед Райкиным
• Хирург отказался извиняться перед Райкиным

Кстати, возникает любопытный – и уже чисто гипотетический – вопрос. Суд вынес решение в отношении Алексея Гаскарова в августе 2014 года, то есть уже после того, как евромайдан на Украине наглядно продемонстрировал, к чему ведет попустительство власти общественному насилию – как вообще, так и в отношении сотрудников правоохранительных органов. Возможно, не будь у России перед глазами совсем свежего украинского примера, приговор Гаскарову и его товарищам был бы несколько мягче.

Однако, если политическая борьба с применением насильственных методов является для большинства людей бесспорно неприемлемой, то в случаях общественной активности в других сферах жизни общества ситуация выглядит более противоречивой. Возможно, именно с этим связано, что до недавнего времени российское государство занимало не вполне однозначную позицию.

За последние годы большое количество событий культурной жизни вызвали резко негативную реакцию общественных активистов: от постановки «Тангейзера» в Новосибирске до упомянутой выставки Стерджеса. А активизация гражданского общества вылилась в акции протеста, причем ряд из них получили серьезный резонанс своей эпатажностью и, по сути, насильственностью. Тут отметились и «Офицеры России», и казаки, и активист с «неизвестной жидкостью».

Данные радикальные акции протеста получили определенную поддержку в обществе. Это можно объяснить усталостью россиян от засилья «искусства не для всех» с явной антироссийской и русофобской направленностью, да еще и финансируемой за счет бюджета, что стало нормой за последние три десятилетия.

Государство же на прошедшие акции реагировало вяло, что даже породило обвинения в адрес Кремля в среде либеральной оппозиции в создании отрядов хунвейбинов. Однако, похоже, период неопределенности подходит к концу.

Комментарии Кремля о «хулиганской выходке» активистов «Офицеров России», перекрывших вход на выставку Джока Стерджеса, а также призыв к лидеру мотоклуба «Ночные волки» Александру Залдостанову (Хирургу) извиниться за высказывания в адрес руководителя театра «Сатирикон» Константина Райкина недвусмысленно дают понять, что государством устанавливается граница неприемлемости подобного поведения.

Однако художникам, жаждущим абсолютно свободного творчества вне всяких рамок и ограничений, вряд ли стоит радоваться.

В текущей публичной дискуссии второй, а вернее даже первой претензией творческой интеллигенции, выраженной среди прочего и в свежем выступлении режиссера Андрея Звягинцева, является возрождение цензуры в России и контроля государства над творчеством. И впервые за очень долгое время российское государство не только не оправдывается, а прямо заявляет свое право указывать художникам – на том простом основании, что оно их финансирует.

Государство возвращает себе контроль в обеих областях. Есть подозрение, что следующие активисты, которые рискнут провести радикальную акцию протеста по какому-то громкому поводу, столкнутся с весьма жесткой реакцией государства. Это будет наглядный урок всем, кто не понимает слова.