«Кровавая пятница» изменит баланс между Россией, Евросоюзом и США

Террор всегда как обнажает существующие проблемы, так и провоцирует ускорение какого-то из уже существующих процессов. Далеко не всегда тем, кто дает команду террористам, и тем, кто их вдохновляет, удается добиться желаемого результата. И даже полученный от взрывного эффекта теракта тактический выигрыш может впоследствии обернуться стратегическим проигрышем.

Слишком многое свидетельствует о том, что запас прочности что французского общества, что французской власти крайне мал

Это же относится и ко всем непричастным к организации теракта силам, которые тем не менее рассчитывают воспользоваться их последствиями для достижения своих целей – как внутриполитических, так и глобальных. В парижском случае важно ответить не столько на вопрос «кому выгодно?», сколько – «кто сумеет воспользоваться?». В этом нет никакого цинизма: идет пока еще комбинированная война за контроль над глобальными процессами, мировой порядок меняется на наших глазах, и гибель мирного населения во Франции ничем, по сути, не отличается от уничтожения гражданских лиц в Сирии или Кении.  

Что хотел исламский халифат? Отомстить за Сирию и войну с халифатом. Франция владела этим осколком Османской империи, всегда имела там большое влияние, ее участие в сирийских делах заметно и традиционно выше, чем у всех остальных европейцев. Франция бьет по халифату – тот в ответ бьет по Франции. Чтобы отстала. Но расчет вроде бы наивен. Как же Франция после такой крови у себя дома решит прекратить операцию? Ну а если расчет на то, чтобы не допустить ее более активного втягивания в войну в Сирии и Ираке – да, авианосец к Сирии отправили, да, бомбить начали уже полтора месяца назад, но ведь это только начало, все еще можно остановить.

Халифату, чтобы укрепиться и окончательно состояться, нужно отпугнуть от себя всех тех, кто имеет в регионе свои интересы и считает его угрозой своей безопасности. Штаты, Европу, Россию. Заигрывание с халифатом англосаксов носит скорее тактический характер – сначала недооценили масштаб, надеялись использовать как противодействие укреплению позиций Ирана в шиитском Ираке, потом ждали, что халифат поспособствует падению Асада. Сейчас США, конечно, тоже рассчитывают использовать халифат и войну с ним в своих целях, но для начала нужно разобраться с его собственными мотивами.

Халифат хочет запугать европейцев, и в первую очередь французов, чтобы не допустить масштабной операции европейских войск на своей территории. А в идеале и вовсе заставить их отказаться даже от участия в нынешней операции американской коалиции. Эта задача, в принципе, достижима. Но только в том случае, если парижские теракты – это только начало большой террористической войны, то есть если за 13 ноября последуют декабрьские, январские и дальнейшие акции.

Рассчитывать, что с каждым новым ударом Париж, наоборот, лишь укрепится в своем желании воевать с халифатом, конечно, можно, но вот только никто не знает запас прочности что французского общества, что французской власти. Слишком многое свидетельствует о том, что он крайне мал. И, что еще важнее, у французов нет никакого единства насчет понимания своего места: ни в мире, ни на Ближнем Востоке, ни, что хуже всего, в самой Франции.

Кем считать террористов – пришлыми или своими? Это гражданская война, или «пятая колонна» наносит удар? Куда идет Франция – к тому, чтобы стать толерантной, бесполой, безнациональной и внерелигиозной ячейкой глобального общества, или к мучительной попытке отстоять свою уже плохо различимую идентичность? Воевать на Ближнем Востоке, как во времена колониальной империи, или закрыться у себя дома, куда, впрочем, Восток и так уже пришел в виде миллионов иммигрантов, французских граждан в третьем поколении или обладателей статуса беженца?

Часть элиты тащит Францию в глобальный панатлантический проект, часть хочет остановить это движение, а народ недоуменно смотрит на происходящее. В этих условиях сильная встряска в виде повторяющихся террористических атак способна изменить направление движения Франции – и такова ставка «радикальных исламистов».

При этом некоторые из них озвучивают еще и другие мотивы своих действий, которые, конечно, тоже надо принимать во внимание, но сложно считать основными и даже разделяемыми основной массой сторонников халифата. Некоторые считают, что терактами халифат хочет не отпугнуть Францию, а, наоборот, заманить ее на Ближний Восток, чтобы победить там.

То есть Париж отправляет небольшие наземные силы – часть «Иностранного легиона» или спецназ – которые ничего толком сделать все равно не смогут и, понеся потери, будут вскоре вынуждены с позором вернуться домой. И халифат получит ореол «победителя крестоносцев», приобретет новых сторонников как на Ближнем Востоке, так и среди мусульман самой Франции.

Конечно, некоторые халифатовцы могут строить такие расчеты, но главным слабым местом тут является даже не странное желание привлечь врага на свою территорию, но упорное нежелание самих французов глубоко залезать в войну с халифатом. Вероятность отправки наземных войск ничтожно мала даже после парижских терактов.

Второй дополнительный – и более весомый – мотив терактов для халифата звучит так: в ответ на них начнется мощная антиисламская волна во французском обществе, и Париж будет вынужден принимать антимусульманские законы, усиливать контроль над исламскими общинами и мигрантами, что в итоге приведет к радикализации исламской молодежи во Франции. И там станет больше сторонников халифата.

При этом 13 ноября во Франции фактически стартовала президентская кампания – до выборов еще 17 месяцев, и считалось, что важной вехой на пути к ним станут намеченные на начало декабря местные выборы. Но теракты все ускорили, и теперь темы мигрантов, безопасности, ислама, войны на Ближнем Востоке уже точно станут центральными в предвыборной борьбе. В апреле 2017-го будет три главных кандидата, ни один из которых не может рассчитывать на победу в первом туре. Самым непопулярным станет социалист – независимо от того, будет ли это Франсуа Олланд, премьер Вальс или кто-либо еще. Соцпартия практически обречена на поражение. Спасти социалистов может только чудо – например, выбытие из гонки Саркози и выход Олланда во второй тур с Марин Ле Пен, когда элиты попытаются повторить ситуацию 2002 года с ее отцом и Жаком Шираком: тогда, уступив действующему президенту в первом туре всего три процента, во втором туре лидер Национального фронта получил голосов почти в пять раз меньше победителя. Потому что «фашист» – такой образ ему слепила либеральная пресса.

Сейчас за победу в первом туре будут бороться Николя Саркози и Марин Ле Пен, при этом бывший президент постарается обойти лидера Национального фронта справа, то есть продемонстрировать, что он больший патриот, чем она. Мимикрия Саркози известна. Но у Ле Пен есть чистая репутация, она идейный боец, а сами теракты, по сути, подтверждают то, о чем она предупреждала долгие годы, и увеличивают ее популярность. Теперь важно, смогут ли многие ее потенциальные избиратели посмотреть на нее без навязываемого им образа «фашиста Марин». Без этого, даже выиграв в первом туре, Ле Пен не сможет победить во втором.

На эту тему
• Олланд предложил внести поправки в конституцию Франции в связи с терактами в Париже
• Олланд заявил о намерении в ближайшие дни встретиться с Путиным
• Экс-премьер Франции назвал основной ошибкой Парижа отказ от альянса с Россией в борьбе с ИГ
• Премьер Франции: Теракты в Париже были спланированы в Сирии
• В Евросоюзе обещают ужесточить миграционную политику
• Париж выступил против отправки наземных сил в Сирию

Но независимо от того, кто станет будущим президентом, после 13 ноября поворот Франции неизбежен, вопрос только в скорости предстоящих изменений и их последовательности. Понятно, что приход евроскептика Ле Пен больше всего страшит не французские элиты (часть из них не так уж и далека от ее антиатлантических взглядов), а Брюссель, то есть Евросоюз. Франция, хотя и не является локомотивом евроинтеграции, как Германия, все же важнейшая европейская держава, и ее бунт способен потопить общеевропейский корабль. Или как минимум потребовать сменить его курс с атлантического на евразийский, что совершенно не входит в планы той части евроэлиты, что направляет ЕС согласно глобальному курсу англосаксонских стратегов.

Теракты произошли на фоне кризиса с беженцами, и массовое сознание европейцев само склеивает одно с другим. Несмотря на окрики президента ЕС Юнкера о недопустимости отказа от общей политики по приему мигрантов, понятно, что после 13 ноября властям не только Франции, но и ключевой во всех отношениях Германии будет труднее игнорировать требования ужесточить миграционное законодательство.

Напряжение в других странах ЕС также не спадает, и все национальные власти понимают, что хотя бы ради выпускания пара нужно как-то отвечать на недовольство общества политикой открытых дверей. Очутившись между молотом общественного мнения и наковальней «атлантической солидарности», правительства европейских стран все-таки выберут то, что им ближе, то есть собственные страны.

Поэтому мягкая коррекция в сторону уступок национальному чувству в Европе все же произойдет. Но вот станет она лишь тактическим ходом или началом серьезных перемен во всей европейской политике, будет зависеть как от последующих событий, так и от перераспределения долей власти внутри европейских элит.

США будут пытаться использовать эффект от парижских терактов в своих целях. Штатам нужно отвечать на усиление российского влияния на Ближнем Востоке, в первую очередь на операцию в Сирии. Сам Вашингтон воевать не хочет, причем дело не в Обаме, даже республиканцы-неоконы, выступающие за отправку войск в Сирию и Ирак, говорят о международном контингенте, в котором на американские войска приходилось бы всего 10 процентов. То есть воевать должны другие, в том числе и европейцы, среди которых несомненное первое место занимают французы.

Париж нужен США в Сирии и Ираке не только в качестве живой силы, а как комиссар, главный представитель Запада в деле сирийского урегулирования. Чтобы и Асаду у власти остаться не позволил, и на уничтожение халифата работал, и русских ограничивал, и тонкую дипломатическую игру со странами Залива вел – такой вот на все руки мастер. Америка играет на французских амбициях – как уже было в Ливии – и на том, что Париж гораздо глубже других европейцев погружен в сирийский конфликт.

Но сделать из французов «ближневосточных немцев» (которым в Европе Штаты «как бы» отдали Украину – в смысле повесив на Берлин выяснение отношений с Россией из-за Киева) одним терактом не удастся. К тому же сирийско-халифатовский клубок сложнее украинского, не только в военном, а в геополитическом отношении, и Франция не стремится залезать в него, тем более чтобы таскать каштаны из огня для американцев.

В целом французская элита проявляет все больше скептицизма в отношении «атлантической солидарности». В этих условиях манипулировать французским правящим классом становится все труднее. Тем более что Вашингтону необходимо вести во Франции сразу несколько важнейших программ: и провести через своих сторонников-атлантистов одобрение Трансатлантического соглашения, и обеспечить продление санкций против России. Сирийская игра также является важной для США, но даже если бы Париж решился стать атлантическим «уполномоченным» по халифату, то мог бы потребовать за это уступок в других вопросах. Одной из них могла бы стать большая самостоятельность в отношениях с Россией – после истории с «Мистралями», наглядно и некрасиво продемонстрировавшей всем несамостоятельность Парижа, Олланду нужно как-то реабилитироваться.

Создание большой коалиции против халифата по российскому сценарию, то есть через резолюцию Совбеза ООН и признание Асада, было бы слишком сильным подарком Москве и противоречило бы всей предыдущей борьбе Парижа с «кровавым диктатором». Поэтому выступление Олланда в Национальном собрании в понедельник, его предстоящие переговоры с Обамой и Путиным о том, что «нужно объединить в рамках большой коалиции усилия всех сторон, которые борются с «Исламским государством*», нужно рассматривать как часть дипломатической игры, но не как реальный шаг в сторону появления «единого фронта».

Но вот смягчение санкций в отношении России, с тем чтобы Москва в ответ сняла свои ограничения, вполне может быть той ценой, которую Париж запросит с Вашингтона и Брюсселя. В этой игре Франция не имеет права решающего голоса. Но если Париж присоединится к таким известным противникам санкций, как, например, Италия, Австрия и Греция, баланс «санкционных сил» в ЕС может измениться. Это вовсе не запрограммировано, но в любом случае подвижка Франции в сторону позиции России по Сирии после «кровавой пятницы» практически неизбежна, а значит, произойдут изменения и в общей расстановке в треугольнике США – Европа – Россия.

* Организация (организации) ликвидированы или их деятельность запрещена в РФ