Силовой баланс

Для последнего ответа на прямой линии Путин сам выбрал вопрос о том, что есть для него русский человек, русский народ. Хотя это и было своеобразной «домашней заготовкой», чувствовалось, что Путин, естественно, не раз задумывавшийся над этой темой, отвечает не заученными фразами, а рассуждает вслух, говорит искренне, от всего сердца.

«Что же все-таки в основе наших особенностей? В их основе лежат ценностные ориентиры. Мне кажется, что русский человек, или, сказать пошире, человек русского мира, он прежде всего думает о том, что есть какое-то высшее моральное предназначение самого человека, какое-то высшее моральное начало. И поэтому русский человек, человек русского мира, он обращен больше не в себя, любимого... он развёрнут вовне. Вот западные ценности заключаются как раз в том, что человек в себе сам, внутри, и мерило успеха – это личный успех, и общество это признаёт. Чем успешнее сам человек, тем он лучше. У нас этого недостаточно. Даже очень богатые люди все равно говорят: «Ну заработал миллионы и миллиарды, дальше что?» Все равно это развернуто вовне, в общество. Мне кажется, ведь только у нашего народа могла родиться известная поговорка «На миру и смерть красна». Как это так?.. Это значит, смерть за други своя, за свой народ, говоря современным языком, за Отечество.

Именно понимание России и Украины как единого целого, пусть и временно разделенного, и объясняет всю политику Путина в ходе украинского кризиса

Вот в этом и есть глубокие корни нашего патриотизма. Вот отсюда и массовый героизм во время военных конфликтов и войн и даже самопожертвование в мирное время. Отсюда чувство локтя, наши семейные ценности. Конечно, мы менее прагматичны, менее расчетливы, чем представители других народов, но зато мы пошире душой. Может быть, в этом отражается и величие нашей страны, ее необозримые размеры... Нам, безусловно, есть что взять у других народов ценного и полезного, но мы всегда, сотнями лет опирались на свои ценности, они нас никогда не подводили, и они нам еще пригодятся».

Этой характеристикой – которая одновременно отчасти является и автопортретом – Путин по сути объяснил главный смысл всего того, о чем он говорил почти четыре часа прямой линии. Ведь, рассказывая о нашей позиции по Украине, рассуждая о конфликте с Западом, Путин говорил об историческом опыте, конкретных примерах из сегодняшнего дня, ожиданиях от будущего – а в последнем ответе он просто объяснил то, зачем он все это делает и говорит. Потому что у него, как и у всех русских, есть понимание высшего предназначения человека, осознание того, что общее выше частного – не только спасение собственной души, но и спасение своей страны, своего народа.

Путин действительно ощущает себя ответственным за Россию так же, как это чувствовали и его самодержавные предшественники, служившие стране и народу – и нет ничего удивительного в этом публично не афишируемом им монархическом православном восприятии собственной власти (которое выросло на том фундаменте патриотизма, который заложила в Путина семья и работа – сегодня он охарактеризовал свою учебу в КГБ так: «Нас там воспитывали определенным образом: это воспитание заключалось в абсолютной преданности своему народу и государству»). Если бы он не воспринимал Россию как судьбу, то разве рассуждал бы о России и Украине как об одном целом, трагически разделенном – а именно такое отношение было и в его ответах, и в подтексте того, о чем он говорил.

«Желание поссорить Россию и Украину, разделить, растащить единый по сути народ является предметом международной политики уже на протяжении столетий... Если вы вспомните, посмотрите на высказывания лидеров белого движения, то поймете, что, несмотря ни на какие противоречия политического характера с представителями большевиков, они никогда не допускали даже мысли о возможном разделе между Украиной и Россией, потому что всегда считали, что это часть единого, общего пространства, и что это единый народ. И они были абсолютно правы. Но сегодня так случилось, что мы живем в разных государствах. И, к сожалению, эта политика раздела, растаскивания, ослабления и одной, и другой составляющей этого общего народа продолжается. Достаточно в мире сил, которые побаиваются нашей мощи – как один из наших государей говорил, «нашей огромности».

Именно понимание России и Украины как единого целого, пусть и временно разделенного, и объясняет всю политику Путина в ходе украинского кризиса – и это гораздо важнее и присоединения Крыма, и ожидаемой помощи Юго-Востоку. Действительно, он не только чувствует свою ответственность за народ Украины, но и, по сути, является гарантом мира на украинской земле и тем, кто сделает все для воссоединения в дальнейшем двух частей одного народа, России и Украины. Не потому, что у него мания величия, а у России – великодержавные комплексы, а потому что такова реальность тысячелетней русской истории: в данный исторический момент на плечи Путина легла эта миссия, отказаться от которой он как настоящий правитель, отвечающий перед народом (от наших предков до будущих потомков) и историей, просто не имеет возможности.

Пока что Путин исходит из того, что воссоединить Россию и Украину возможно будет через Евразийский союз, из того, что удастся сохранить единую Украину – если ее народ сумеет договориться о том, как ему жить в одном государстве. Путин подробно высказался о природе украинского национализма, точнее, его радикальной, западенской версии (сумевшей навязать себя в качестве общегосударственной) – объяснив его тем, что территория Западной Украины долгое время принадлежала европейским державам, относившимся к тамошнему населению как к людям второго сорта.

На эту тему
• Прямая линия с Владимиром Путиным (онлайн)
• В риторике Путина эксперты уловили миролюбивый тон

Несколько раз употребив термин «Новороссия» по отношению к Юго-Восточной Украине, сказав, что она корнями связана с Россией, Путин подчеркнул, что людям с такой разной ментальностью «достаточно сложно наладить отношения друг с другом и трудно понимать друг друга» – «но нужно помочь им это сделать, насколько это возможно».

Насколько возможно – выяснится в ходе украинского кризиса, но, говоря о Юго-Востоке, Путин ясно сказал, что «мы должны сделать все, чтобы помочь этим людям защитить свои права и самостоятельно определить свою судьбу – вот за это мы и будем бороться». Понятно, что Россия будет «помогать» и «бороться» всеми способами – вплоть до использования армии». Напомнив о полученном им праве использовать вооруженные силы, Путин выразил надежду, что ему не придется им воспользоваться – «и что политико-дипломатическими средствами нам удастся решить все острые, если не сказать острейшие, проблемы сегодняшнего дня в Украине».

Попытки журналистов уже после прямой линии уточнить условия, при которых Россия введет войска на Украину, оказались безуспешными – Путин ответил, что ему бы не хотелось об этом говорить: «любое неаккуратное слово может повредить дипломатическому процессу». Действительно, начавшиеся сегодня в Женеве переговоры дают некоторый шанс на начало работы по замирению внутриукраинской ситуации – если, конечно, Запад окажется готов к серьезнейшему давлению на киевские власти, все последние дни упрямо пытающиеся развязать в стране уже горячую гражданскую войну. Если же этого не получится, и попытки зачисток Юго-Востока будут продолжаться, то появление российской армии в регионе неминуемо – и это понимают все, в том числе и на Западе. Но если понимают, то почему продолжают поддерживать Киев?

О целях Запада Путин говорил много и подробно – как о продвижении НАТО, так и о попытках разорвать Россию и Украину. При этом Путин довольно четко разделял США и Европу. Если в отношении Штатов он говорил о том, что они считают, что им все дозволено, то Европу изображал как зависимую от США территорию, но говорил об общей с европейцами цивилизации. И напоминал Европе о том, что Россия предлагала и раньше – единое пространство от Лиссабона до Владивостока.

Таким образом сейчас, в момент наивысшего напряжения между Старым и Новым светом по поводу того, нужно ли переходить к новым санкциям против России, Путин еще раз предельно откровенно напомнил «старушке Европе» о том, что Россия не считает себя с ней в конфликте и понимает ее несамостоятельность. Все это было сказано предельно откровенно:

«Нам с ними иногда очень сложно договариваться по вопросам геополитического характера. Сложно договариваться с людьми, которые даже дома разговаривают между собой шепотом, потому что боятся, что их американцы подслушивают. Это не фигура речи. Это не шутка. Послушайте меня, я серьезно говорю, это не шутка. Но, конечно, в вопросах экономики, по каким-то другим проблемам они являются для нас главными партнерами».

То есть мы понимаем, что говорить с вами о геополитике бесполезно – но хотя бы свои экономические интересы вы можете отстоять? Этой несамостоятельностью западных лидеров Путин объяснил и выбранную им в крымской речи форму обращения к народам, а не к руководителям (тогда он специально выделил немецкий и американский народ), фактически продолженную им в ходе прямой линии:

«Простой человек и в Германии, и во Франции, в Италии – он сразу чувствует фальшь или отсутствие таковой. Наша позиция абсолютно открытая и честная, она прозрачная, и поэтому донести эту позицию до рядовых граждан стран легче даже, чем до некоторых руководителей. И мне кажется, что это в известной степени нам удалось. А какое бы ни было правительство в какой бы то ни было стране, они все равно должны считаться с мнением своих избирателей. Поэтому это было обращение именно к людям».

При этом Путин согласился с тем, что в европейских странах начинается переосмысление положения дел – в том числе и через рост популярности политиков, отстаивающих консервативные ценности. Он привел в пример Венгрию и Францию, хотя на планируемых через месяц выборах в Европарламент этот процесс захватит большинство стран Европы, да и сейчас уже многие европейские правые и традиционалисты говорят о себе как о сторонниках Путина.

Поворот в настроениях Европы, по мнению Путина, связан «со стремлением к повышению своего суверенитета, к пониманию того, что на национальном уровне некоторые вопросы, жизненно важные для граждан этих стран, можно решать более эффективно, чем, скажем, на уровне Брюсселя». Путин не стал говорить о том, что Брюссель, то есть органы единой Европы, это по сути механизм, служащий англосаксам для манипулирования и европейцами, но снова и снова возвращался к теме несамостоятельности западных руководителей:

«Современный мир, особенно западный мир, он очень монополизирован, и многие страны западного мира, это приятно или неприятно слышать, они добровольно отказались от значительной части своего суверенитета. В том числе это результат блоковой политики».

Возникновению доверия к европейским политикам не способствует как их несамостоятельность, так и личные качества руководителей «свободного мира». Путин привел пример с нынешним генсеком НАТО Расмуссеном – когда тот еще был премьер-министром Дании, он тайно записал разговор с Путиным, а потом опубликовал его в прессе: 

«Я не мог поверить своим ушам и глазам. Чушь какая-то, понимаете? Он объяснил это так, что записал этот разговор для истории. Но если записывать для истории, я польщен, конечно, но надо было хотя бы предупредить или хотя бы спросить разрешения опубликовать эти переговоры. Какое доверие может возникнуть после таких инцидентов? Вы понимаете, от межличностных отношений до межгосударственных отношения должны быть более стабильными, прозрачными и партнерскими».

При этом Путин несколько раз подчеркнул, что Россия не отворачивается от Европы – «если мы будем разделять Европу, европейские ценности и европейские народы, будем заниматься сепаратизмом в широком смысле этого слова, то мы все будем малозначимыми, неинтересными игроками и никакого влияния на мировое развитие и даже на свое собственное оказать не сможем». То есть все-таки Путин продолжает рассчитывать на рост самостоятельности европейских стран – пусть и не в самой ближайшей перспективе: «потому что в складывающемся современном мире, имея в виду тенденции его формирования на ближайшую историческую и более отдаленную историческую перспективу, весь этот мир, вся Европа, я уже об этом говорил, от Лиссабона до Владивостока, должны объединиться, чтобы быть конкурентоспособными и жизнеспособными в бурно развивающемся мире».

Про США Путин говорил гораздо более отстраненно и незаинтересованно – потому что с ними ситуация более однозначная. И так все ясно:

«Им в какой-то момент показалось, что они единственные лидеры. Сегодня выясняется, что это не так и в мире все взаимозависимы. И если пытаются кого-то наказывать, как нашаливших детей, то они наказывают самого себя, и со временем это поймут».

При этом Путин не отказал себе в удовольствии подтрунить над Вашингтоном, ответив на вопрос о присоединении Аляски сетованиями на то, что там холодно и надо подсчитать бюджетные расходы на выплату «северных» надбавок.

Вопреки ожиданиям, Путин совсем немного говорил о санкциях – но дал очень конкретное и подробное объяснение того, почему у США не получится, например, обвалить цены на нефть, перечислив сразу несколько причин. При этом президент подчеркнуто уважительно отозвался о короле Саудовской Аравии Абдалле как об «очень умном, взвешенном человеке», упомянув его главный титул – «хранитель двух мусульманских святынь». Напомнив, что у наших стран очень добрые отношения и много точек соприкосновения, Путин сказал, что он не думает, что «наши саудовские друзья пойдут на какие-то резкие изменения во вред себе и экономике России».

Действительно, все последние годы противоречия между Саудовской Аравией и США лишь нарастали, в то время как очень сложные отношения Москвы и Эр-Рияда (практически отсутствовавшие еще двадцать лет назад, а до этого бывшие почти враждебными из-за Афганистана), наоборот, постепенно, но неуклонно улучшались.

А связи России с Китаем выросли настолько, что в ходе прямой линии Путин впервые употребил в отношении наших стран, пусть и с оговоркой «в известной степени», термин «союзники». Ответив отрицательно на вопрос о том, хотим ли создать военно-политический союз, потому что блоковая система себя изжила, Путин дальше как бы размышлял вслух: «Создавать новые блоки? Не знаю, мы как-то об этом не думали...» Уровень отношений с Китаем он оценил как беспрецедентно высокий – причем и по доверию (что было особенным контрастом с теми оценками, которые он выставил доверию с Западом), и по сотрудничеству во всех сферах – политической, международной, военной («у нас никогда не было таких доверительных отношений в военной сфере»).

И это сотрудничество будет расширяться – тем более, как напомнил Путин, наш товарооборот с Китаем в три раза больше, чем с США, а то, что Китай в будущем в экономическом плане станет державой номер один в мире, «можно считать уже медицинским фактом». А отношения России и Китая «будут существенным фактором в мировой политике и существенным образом будут влиять на современную архитектуру международных отношений», добавил Путин. В преддверии скорого визита Путина в Пекин это заявление прозвучало более чем ясно. А о том, какой будет эта архитектура, Путин сказал, отвечая на вопрос о факторе силы в международных делах:

«Когда кто-то пытался сделать мир однополярным, тогда у этого единого полюса возникала иллюзия, что все можно решить только с помощью силы, а когда появляется силовой баланс, тогда появляется и желание договариваться».

Как говорится, против лома нет приема – если нет другого лома. Или, как сказал Путин, отвечая на вопрос про окружающее и душащее Россию НАТО: «Мы сами всех задушим! Что вы так боитесь? Страха у нас нет: ни у меня нет, ни у кого не должно быть». Бояться нам действительно нечего – наше дело правое.