«Пусть пока повоюет ополчение»

До президентских выборов остается чуть больше месяца, и пять кандидатов на пост главы государства продолжают осваивать пространство публичной борьбы.

На общем фоне безусловного лидерства Путина «болотная оппозиция» вступает в полосу кризиса, пытаясь совладать с националистами, а системные политики жалуются в ЦИК на несправедливость. «Единая Россия» в свою очередь ищет стратегию обновления.

Нынешний национализм – новоизобретенный, придуманный в интеллектуальных лабораториях когда-то прирежимных групп

Вячеслав Данилов, главный редактор сайта Liberty.ru и один из авторов термина «новые сердитые», в интервью газете ВЗГЛЯД рассказал о том, как именно работает сегодня пока еще старая публичная политика, которую обновляют с разных сторон и власть, и оппозиция.

ВЗГЛЯД: Вячеслав, зачем Путин, говоря о национализме, расстраивает существенную часть своих сторонников из этого лагеря?

Вячеслав Данилов: Но это явно не существенная часть сторонников Путина. Впрочем, они и вправду могут расстраиваться, поскольку им выгоден молчащий Путин. На таком фоне они могли и покрасоваться. Путинский же национализм – особый. Для Путина характерна вера в незавершенность того просвещенческого проекта, частью которого был Советский Союз. Он определенно чувствует неразыгранный его потенциал и инстинктивно пытается двигаться в ту сторону, которая, как нам еще недавно казалось, уже исчезла.

ВЗГЛЯД: А она действительно исчезла?

В. Д.: Это интересный вопрос. Как она существует сегодня? Каким образом тот просвещенческий проект, отсылающий к утопиям еще XVIII века, все еще мыслится как возможный? То, что Путин принадлежит большой Утопии, – это несомненно. При всем очевидном реализме проводимой им политики.

ВЗГЛЯД: В чем эта утопия?

В. Д.: Хотя бы в том, что любая нация, сводимая к совокупности своих характеристик и прав, – это позор. Для мышления Путина национализм – это позор. Он никогда не употребляет термины национальной идентификации без оговорок – если националист, то обязательно в «хорошем смысле слова», но это отнюдь не тот даже национализм, который хвалят некоторые политологи-эмигранты. Его «национализм в хорошем смысле слова», квинтэссенцией которого является программная статья от 23 января, – это двойной жест. Одна его составляющая – сигнал элитам, которые начинают страдать от вмешивающихся в их отношения «вопросов национализма». Путин им говорит: да, сегодня если ты не националист, то тебя выметают с доски. Но есть национализм как бы «правильный», который предоставляет возможность быть националистами и не разбегаться.

Именно такой национализм – русский. И его Путин пытается достроить до возможности обеспечивать новый межкультурный диалог. Путин остается патриотом той страны, которой не смог стать Советский Союз. И это очевидная проблема в той ситуации, когда патриотизм оказывается присвоен националистами.

#{image=595470}ВЗГЛЯД: Например, Дмитрием Рогозиным?

В. Д.: Путин с националистами – националист, с патриотами – патриот. Рогозин – административный авангард национализма. Ему пришлось разменять свой радикализм на статус респектабельного политика, но там, дальше, не в словах пока и делах, но в душе, национализм Рогозина родом из позднего СССР, из наивного национализма военной и технической интеллигенции. Путинский альянс с Рогозиным – попытка отдать дань именно этому просвещенному национализму модели «за державу обидно», в отличие от национализма «русских пробежек».

ВЗГЛЯД: Но ведь раскол на «путинских» и не «путинских» проходит вовсе не по линии «национализм – интернационализм», а по какому-то другому водоразделу.

В. Д.: Нет никакого больше интернационализма, кроме как в ячейках троцкистов. А есть мультикультурализм и глобализация. Путин двигает страну туда, куда его избиратель, возможно, и не хотел бы двигаться. Его избиратель прагматичен, а Путин – реалист. Например, прописка. Тезис Путина «живите по прописке» – это именно то, как он видит требования националистов. Он им говорит: вы хотите решать проблемы именно так? Тогда и сами живите по прописке. Не вопрос. Но о прописке Путин говорит уже как год с лишним, после 11 декабря 2010 года, а ужесточения режима прописки нет – Путин не настаивает. Он просто показывает тот политический товар, который ему принесли националисты. Разворачивает эту упаковку про «Хватит кормить!» и выкладывает ее содержимое на стол.

ВЗГЛЯД: Интернационализма нет, а с националистами можно ли договориться?

В. Д.: Теоретически диалог возможен вообще с кем угодно, потому что путинская политика – это политика ограниченного консенсуса. Реалист Путин прекрасно понимает, что полного консенсуса добиться нельзя. Но, с другой стороны, практика консенсуса требует постоянной договороспособности и запрета на использование инструментов, готовых подорвать сам диалог. По отношению к таким игрокам путинская политика вела себя достаточно жестко, но вполне гуманно и корректно. В поле принятия решений оставались лишь те, кто был договороспособен. Остальные оказывались вне политики.

Например, Интернет. Он оставался полностью свободным полем при двух сроках президентства Путина не потому, что не был ресурсом, а потому, что, условно говоря, с Интернетом нельзя договориться. Его нельзя сажать за стол переговоров. Никого из интернет-гуру в том виде, в котором они присутствуют в ЖЖ, нельзя выпускать за его пределы, поскольку по ту сторону ЖЖ начинается ответственность, а в Сети ее нет. Ни условного Антона Носика, ни условного Константина Крылова. Последний обнаруживает редкий дар адекватного политика, но этот Крылов на Болотной площади никакого отношения к юзеру Крылову не имеет. Первый – прекрасный ритор, знающий цену словам и не оперирующий при настоящих переговорах националистическими аргументами.

Но в чем проблема с национализмом? Нынешний национализм – новоизобретенный, придуманный в интеллектуальных лабораториях когда-то прирежимных групп. Этот национализм, который уже знает себя и знает условия договора и того, когда и как договор можно нарушать. Поэтому с националистами, как и с интернет-гуру, договориться нельзя. Неизвестно, когда из их кармана вылезет «право наций на самоопределение».

Именно отсюда – из этой перспективы – возникает предложение о создании Миннаца. Потому что Миннац – это отказ власти от разговора с националистами, эффект разрушения коммуникативной ситуации. Это только так может показаться, что Путин рад легитимировать «национальный вопрос», – националистам веселиться не стоит. Ведь если раньше вопросы, которые маркировались сторонами конфликта как национальные, могли попасть на разбор к верховной власти, то с созданием Миннаца любые жалобы с националистическим душком могут спокойно идти ко дну в рутине министерской работы. Но разве этого хотят те, у кого национальный вопрос «назрел»? Вряд ли.

ВЗГЛЯД: Но вот этот путинский проект – он не слишком ли архаичен? То есть XVIII век – это все-таки не Сингапур и даже не штат Техас.

В. Д.: Главное в статье Путина – это утопия, которую маскирует Путин. Утопия, для которой нашелся неудачный эвфемизм о гражданской нации. Очевидно, что у нас нет сегодня настоящего решения национального вопроса, но нам, тем не менее, нужно научиться жить с ненайденным ответом. Путин не американский политик, его политическая теория унаследована от большого европейского проекта, который сама Европа в меру своих способностей пытается реализовать. Между идеей Европы, выразившейся не вполне удачно в утопии Евросоюза, и путинскими проектами евразийского диалога есть глубинные коммуникативные связи.

Путинский проект не менее архаичен, чем проект европейский. Эта псевдоархаика – ценностное преимущество перед «модернизмом» националистических проектов, предлагаемых интеллектуалами из националистического лагеря.

Путин, в том числе в своей статье, показал наличное место консенсуса по национальному вопросу, но при этом предложил список того, как можно этот консенсус оформить, и заодно обозначил опасности такого оформления. Но оказалось, что «гражданскому обществу» по существу ответить Путину нечем.

ВЗГЛЯД: Гражданское общество отвечает протестами.

В. Д.: Да неужели. Оно не отвечает, оно Путина не видит, оно не хочет его видеть, кроме как на плакатике кустарного производства. Оно не читает его статьи, оно вообще мало что читает – этот гигантский дурак под названием гражданское общество.

ВЗГЛЯД: Бросьте. Умные же столичные люди.

В. Д.: Они же не читают, они – пишут. Если не книги, то статьи, если не статьи, то посты в блог. Или «Твиттер». Им некогда читать, у них уже есть мнение.

ВЗГЛЯД: Поэтому как-то потерялась динамика протеста?

#{image=595183}В. Д.: Динамика замораживается, и в этом холодильнике может храниться сколь угодно долго. Протест же пока не нужен, во всяком случае, до тех пор пока нет способа воспроизводить его как ресурс. А пока этого способа нет – все участники игры рады засунуть его в морозилку. Пока еще нет политической силы, которая репрезентирует политически новый средний класс. И против его запроса выступают в равной степени и консерваторы из Кремля, и лидеры неформальной оппозиции. Причем неизвестно, кто больше.

ВЗГЛЯД: Средний класс устами блогера Алексея Транькова говорит, что хочет все как-то сам.

В. Д.: Да, и это его заблуждение. Как кусок скорлупы на пухе цыпленка. Он вылупился из яйца кукушки-Кремля и пока вообще не понимает, где он: родителей он не признает и хочет все сам, как подросток. Это нормально. А Траньков и ему подобные – это же часть старого интернет-истеблишмента. Он такой же, как Удальцов, только скромнее и трусливее.

ВЗГЛЯД: И режим вполне себе стоит, не шатается?

В. Д.: Удар пришелся по обороне режима, заранее построенной и эшелонированной. Удар она выдержала. Это недешево обошлось многим, даже таким, как я, «охранителям». И «ЕР», вопреки всем рассуждениям, себя чувствует абсолютно нормально. Она, как потрепанная дивизия, выведена в резерв для пополнения и переформирования. Пусть пока повоюет ополчение, коли уж его собрали и назвали Фронтом. Вообще же, Народный фронт – это намек Путина народу о том, что он не царь. Что Путина, вообще-то, если он народу нужен, необходимо регулярно выбирать. Но народ не понимает этого. Народ понимает выборы как кризисный механизм, ему нельзя объяснить, как можно выбирать власть, если она уже власть?

ВЗГЛЯД: Есть ли вообще альтернатива? Прохоров?

В. Д.: Электоральный смысл кандидата Прохорова неясен. Его политические перспективы равны нулю. Но Прохоров – градусник, которым крупный бизнес меряет «температуру» народа. Это политический эксперимент со ставкой на неожиданность.

ВЗГЛЯД. Хорошо. А кто вообще включен в этот упомянутый выше диалог-то? С одной стороны есть Путин – это монолог, с другой – Болотная – это тоже монолог.

В. Д.: Проблема Болотной в том, что она не разговаривает, она – свистит. И это свист в том числе является ответом не на сам инклюзивный принцип путинского ограниченного консенсуса, а на какие-то содержания и какие-то персоны, которые вдруг оказались включены или исключены. То есть это недовольство сбоем механизма.

ВЗГЛЯД: Но если Зюганов, Миронов и Жириновский вечно сидят, как и Немцов с Каспаровым, то «ЕР» ротируется же.

В. Д.: Естественно, поскольку «ЕР» строилась в том числе как кадровый лифт: она замкнута на систему исполнительной власти. Кадры в партии проходят тест на лояльность, затем получая право на кадровый шаг в сторону или вверх. Было бы странно, если бы не было так. Но претензии именно к «ЕР» со стороны «среднего класса» по большому счету состоят не в том, что она где-то там плохо лидеров меняет. Это просто не их партия, которая, с их точки зрения, необоснованно правит ими.

ВЗГЛЯД: Но она правит вообще не ими.

В. Д.: Но в стране, которую средний класс считает своей. Вообще же, появление изобретенного когда-то нами в Центре модернизационных решений термина «новые сердитые» – это ведь требование возвращения идеологии. Мы когда-то придумали их, в сезон-2009–2010, как другой способ объяснить «начальству», да и публике, что с деидеологизированной политикой пора завязывать.

Дело в том, что построение «ЕР» как политической машины мыслилось по модели эффективности учета интересов, которые тем лучше себя представляют, чем меньше в них от собственно политики, то есть идеологическая составляющая политического процесса должна исчезнуть ради эффективности управления.

ВЗГЛЯД: Но идеологизация пока не то чтобы очень возвращается.

В. Д.: Да. Феномен Путина – это феномен власти, которая верит людям. И это не пропагандистский лозунг – это ее реальность и одновременно ее проклятье. Путинизм верит в то, что люди знают, чего они хотят. Людям не нужно навязывать мнение. Поэтому невозможна никакая «путинская пропаганда», ведь любая пропаганда только сбивает с толку. Это – популизм, но не в скоморошеском российском варианте, а в респектабельном европейском.

Возвращаясь к началу разговора – к теме путинского национализма. Почему путинизм полагает, что народ сам «лучше знает» (хотя «лучше знает» – это из теории свободных рынков)? Не потому ли, что Путин мыслит народ революционно, как просвещенный класс-для-себя, обладающий полным сознанием своих интересов, а потому не нуждающийся в политике? Такова была утопия советского общества, которая все еще работает и заставляет Путина в каждом своем политическом решении действовать так, как будто у него под началом самый лучший народ из всех возможных в мире и всех, которые только и могут существовать. И разве это не национализм?