Кадровая политика Трампа не может не беспокоить главу майданного режима Владимира Зеленского и его серого кардинала Андрея Ермака. И они не будут сидеть сложа руки, ожидая, когда их уберут от власти по решению нового хозяина Белого дома. Что они будут делать?
6 комментариевГлеб Павловский: «Надо подтягивать тылы»
В России есть демократия, но фактически нет идейных партий. Даже «Единая Россия» до последнего времени развивалась в административной теплице, представляя из себя «организационное одноклеточное». Так считает руководитель Фонда эффективной политики Глеб Павловский. О том, появятся ли в России настоящие партии и как будет развиваться партийная система дальше, он рассказал в эксклюзивном интервью газете ВЗГЛЯД.
– Глеб Олегович, в каком состоянии находится нынешняя партийная система?
Путин, между прочим, интеллигент. Он артистически дирижирует живым многообразием внутри путинского большинства
– Она слаба. Слабость оппозиции общеизвестна. Но слаба и партия власти – из-за унаследованной от старой эпохи внутренней бесструктурности. Сила есть, вопрос в качестве силы. Она политически недоуправляема. Модернизация требует нового консенсуса элит, который Медведев называет «мейнстримом».
После выборов мейнстрим поменялся, и «Единой России» предстоит выражать новую планку задач и интересов. Более широкую, чем прежде. Если партия настолько доминирует, как ЕР после 2 декабря, на нее ложится обязанность консолидировать многообразие и сложность мейнстрима. Она должна быть основной площадкой стратегических дебатов, которой сегодня не стала.
– Почему так?
– Дело в том, что «Единая Россия» несколько застряла в эпохе, когда концепция предлагалась Путиным в Кремле, а партия ходила с административным лукошком и подбирала голоса в поддержку плана Путина. Сегодня этого мало. Уходя из президентского кабинета, Путин остро нуждается в прочной партийной опоре. Большинство выборов 2 декабря-2 марта, как я думаю, это уже обновленное большинство. Это большинство за обновление, залог стратегического консенсуса. Путин делит его с Медведевым. Партия должна охватить эти новые круги, иначе она их потеряет.
С другой стороны, и реальной оппозиции тоже нет. Коммунисты потеряли шанс ею стать, а партия Жириновского никогда и не была. Прежде функцию полуоппозиции выполняла среда «правых» партий. Вокруг них собирались отчасти аппаратные, отчасти деловые круги. Но сейчас и этого нет. Бывшие правые политики глубоко интегрированы в систему власти, либо прочно выпали отовсюду. Некому представлять альтернативные точки зрения.
У нас вообще дефицит разумной альтернативы. И на месте этого дефицита приплясывают имитаторы от «несогласной оппозиции» с зажженными файерами. Те вообще ничего не предлагают. Они даже гордятся своей некомпетентностью, тем, что ничего не предлагают, кроме «начальники – сволочи, всех долой!».
Нашу партийную систему внезапно для нее вынесло в бурное море новых задач. Но тот, кто упустит мейнстрим, останется вне мейнстрима. ЕР пока ведет плановые ремонтные работы, налаживая вертикальный контроль в аппарате, выдавливая из него лоббистов. Это все полезно, но медленно и помалу.
Согласие на стратегию-2020 – это согласие на быструю, болезненную модернизацию страны. Консенсус вокруг нее отсутствует, его надо политически создать и поддерживать. Область идейных дебатов становится стратегически важным полем власти, и не только в смысле soft power. Упустив его, можно обнулить колоссальные политические ресурсы партии большинства.
– Тем не менее, рейтинги названных Вами партий растут… Кроме «Справедливой России», правда.
– Идет перераспределение слабых и случайных электоратов между устойчивыми. Что касается «Справедливой России», то она – предвыборный проект, а не партия. Электорат эсеров просто перераспределяется между более солидными силами.
Интересным явлением в данном случае является «Единая Россия». После выборов, когда она уже практически не вела заметной кампании, она сохранила уровень, взятый на броске осенней думской кампании, и закрепила его. Многие, в том числе, и в самой ЕР ожидали, что после выборов рейтинг снова снизится до своего обычного уровня – 45%. А она вышла за 50% и закрепилась на новом «плато». Это очень необычное обстоятельство. Значит, это уже не отголосок кампании, а новая позиция самих избирателей.
То есть, и партия уже не просто «передаточный ремень» от Кремля к правительству и регионам. Она стала солидным центром, к которому подтягиваются новые местные среды. Американцы называют партию республиканцев Great Old Party (Великая старая партия – Ред.), часто обозначая ее одной лишь аббревиатурой – GOP. ЕР превращается в российский аналог GOP.
Справится ли сама партия со своей новой ролью? Пока она ее просто наблюдает.
– На Ваш взгляд, обретет ли жизненную форму идея об «окрылении» «Единой России»? Появятся ли в ЕР в ближайшем будущем крылья, которые будут олицетворять разные политические течения?
– Как мы помним, ЕР как-то уже подходила к созданию внутренних фракций, но испугалась. С лозунгом «Медведю крылья не нужны» она едва не залегла в берлогу. Но сейчас иная ситуация. Партию поддерживает много новых слоев, среди которых много очень динамичных, которые совершенно не станут скрывать амбиций. Это не консервативный деморализованный слой конца прошлого века, который боялся еще одного распада страны и армии.
Путинское большинство – это уже не партия консервативной реакции на 90-е годы… Каждый день в нее приходят новые активные люди, деловые круги, региональные политики, и они, конечно, захотят двигаться и конкурировать.
Ситуация не такая редкая. В этих случаях огромную роль играет внутренний дизайн партии. Если партия захватывает большинство, то есть, стягивает к себе все основные интересы страны, включая противоречивые, она должна помочь им проявиться и потягаться друг с другом внутри себя. Иначе она их потеряет. Людям станет неинтересно.
– То есть, «Единая Россия» все же может разделиться на фракции?
Все, что мы придумываем в политике, придумано до нас, и где-нибудь уже было |
Все, что мы придумываем в политике, придумано до нас, и где-нибудь уже было. В частности, партии в «полуторапартийных» системах, где десятилетиями одна партия не уступает своего большинства, и избиратель вновь и вновь отдает ей мандат на власть, есть в Японии, недавно были в Мексике и несколько десятилетий подряд существовали в Италии и Западной Германии. И в них всегда есть продуманная, очень развитая, фракционная жизнь.
Это закон роста. Нельзя расшириться на две трети избирателей, организационно оставаясь гигантским одноклеточным. И сегодня в ЕР реально фракции есть, их куда больше двух. Есть идейные различия, иногда очень глубокие. Есть территориальные и сословные группы. Дайте живым интересам ход, а то они сбегут на сторону. Для этого нужна более развитая структура. «Многоклеточная», с идейным хребтом вместо административных ложноножек.
Нужна нормальная современная система фракций, с контролем их влияния на аппарат, с квотами, и нет ничего обидного в том, чтобы изучать в этом отношении чужой опыт. Нужны институты партии, где будет разрабатываться ее стратегия и тактика, ее идеология.
Между тем, в партии все еще не изжита манера бравировать антиинтеллектуализмом. А Путин, между прочим, интеллигент. Он артистически дирижирует живым многообразием внутри путинского большинства и никогда не пытался загонять доверяющих ему в стойло. Вот почему именно Путин, с его неповторимым лидерским стилем, необходим во главе партии «Единая Россия».
– Кстати, а сохранится ли тенденция к беспартийности лидеров? Ведь ни Путин, ни Медведев в партии не состоят. Как не состоял и Ельцин…
– Понятие «беспартийный лидер» – это архаизм. Он остался от 90-х годов, когда все лидеры делились на «реальных», то есть, президента и двух-трех «крепких хозяйственников», вроде Лужкова, – и партийных, то есть, кандидатов в лидеры, аспирантов и стажеров, что ли.. Но теперь уже ЕР – крепкая общенациональная сила.
Благодаря Путину партия лидирует в стране и задает общероссийский мейнстрим.
Если Путин не возглавит ее, или, по меньшей мере, в нее не вступит, он политически рискует. Так легко ее потерять. Его личное лидерство со временем будет становиться ностальгической «фотографией на белой стене». А тело партии срастется с госаппаратом и переродится в деполитизированный административный рычаг. Но тут-то выяснится, что для новых задач она рычаг неудобный. Например, в борьбе с правовым нигилизмом, за сильные институты и компетентные кадры.
Люди редко сознают крепления той системы, которой с удобством пользуются. Партия не осознает, что Путин – ее осевой принцип, носитель концепции партии – оставляет пост президента. Президент – лидер государства по должности и избранию, а идейный лидер ЕР – Владимир Путин.
Борис Грызлов прекрасно справился с ролью регента партии власти, пока Путин решал президентские задачи. И все же лидер партии именно Путин, ее идеолог и основатель. Я не очень понимаю, что такое партия ЕР вне концепции и стиля Путина. Без него она станет дисфункциональна. Неудобное кадровое вздутие в государственной системе.
Сегодня в партии и вообще в путинском секторе политики заметно опасное инерционное благодушие. Но в новой стратегии путинский курс – это интегратор конфликтных сил в мейнстриме, и за эту вот функцию системного интегратора партии предстоит побороться. Борьба за крепкие институты, заявленная Медведевым, скоро станет принципиальной идейной борьбой.
А партии власти предстоит перейти из административного регистра лояльности в идейный регистр, заново стать партией Путина. Отбросив брежневский навык: кто шеф государству, тот и нам партийный шеф!
– А что же будет с правым полем, ведь, как Вы уже заметили, его попросту не существует?
- Партии подросли
- Партии в России есть
- Грызлов остается с Путиным
- «Единая Россия» взяла регионы
- Леонид Радзиховский: Своя колея
– Да, у нас проблема. Запущенный кариес на правом фланге, болезнетворный распад всех структур. Необходимо дружественное вмешательство и организационные инъекции власти, например, на базе предлагаемого Владимиром Плигиным закона об оппозиции. Вообще, нужен честный диалог с вневластными правыми кругами, ведь они политически «свои».
– Есть ли сегодня вероятность того, что на проблемном правом поле появятся новые партии?
– Сейчас «Единая Россия» собирает голоса бесхозного правого электората легко, не испытывая особой ответственности за него, и в общем-то, почти не борясь за эти голоса. Ну не с Жириновским же ей бороться за правый электорат? …
Фактически, за партию эту работу сделал Путин. Правый избиратель ясно угадал в нем своего, правого, вовсе не левого, политика. Но эта тепличная атмосфера для партии кончается, и, вероятно, откроется шанс новой правой силе, в борьбе за которую поучаствует, конечно, и СПС, партия с историей.
Думаю, что неизбежно появится одна или несколько правых сил, которые поведут борьбу за правый электорат. База этого электората расширяется: растет средний класс, развиваются деловые, аппаратно-хозяйственные и общественные среды, особенно в нестоличных городах. Партии власти не собрать всех к себе. Но если не появится честной правой силы, усилится тренд к нацификации правого поля.
– А как обстоят дела на левом поле?
– Если говорить о КПРФ, то на нее можно смотреть как на образец ложной стратегии, монополизировавшей левый фланг и его погубившей. В первой половине 90-х годов, когда КПРФ была создана, она располагала оргресурсами КПСС и собирала до половины голосов по России. Но она так и не предъявила ни национальной стратегии, ни лидерской команды под нее.
Хотя и возвращение в Советский Союз не стратегия, но ведь даже под эту задачу у КПРФ не собралась команда лидеров! Коммунисты стали «зюгановцами», а «зюгановцам» здравый избиратель не мог отдать Кремль. КПРФ для избирателя немыслима ни в качестве партии революции, ни, тем более, в роли партии власти, ведь она не может сформировать правительство и управлять страной.
Если бы КПРФ вовремя перестроили в партию «социальной корректировки», она превратилась бы в очень влиятельную партию и постоянно оказывала бы прессинг слева на ЕР. Но все, что делала КПРФ – цепь стратегических ошибок.
Существует невостребованный электорат для серьезной левой платформы, и это не связано с бывшими коммунистами – люди требуют больше социальной динамики, больше справедливых условий. Левый курс – это смесь старых и новых групп.
Ведь Путин фактически принял эту волну на себя и ее отразил. Он для большей части левого электората все равно как свой. Будучи правым политиком, Путин сумел разговаривать с левыми и перетянул к себе часть левых избирателей. Сумеет ли это повторить Медведев, пока неясно. Однако теперь левый потенциал будет оказывать более сильное давление на общественное мнение, в результате чего могут появиться какие-то модернистские партийные проекты с опорой на новые левые концепции.
– То есть, число партий может вырасти?
– Нужно понимать, что число официально существующих партий не значит фактически ничего. Значимы те из них, кто представляет либо реального избирателя, либо реальную угрозу другим – например, идейную.
Партийная система должна быть управляема, осторожно расширяться, представляя новые интересы. Конкуренция должна обостряться, но обдуманно. Не надо бояться слов «обдуманно» и «управляемая», поскольку поступая необдуманно и теряя управление собственными проектами, мы дважды прошли через полный распад страны. С разрушением основ массового быта и политической культуры элит.
Такое не забывается десятилетиями! Например, в России всегда полезно иметь в виду, насколько опасны для страны региональные партии и движения, а также федеральные, но с явным перекосом в сторону какой-то из окраин России.
Президент Путин ищет формулу расширения основания власти. В этом причина его выбора кандидатуры Медведева. Ведь «стратегия-2020» не реализуема без добровольной мобилизации широких политических слоев на открытой основе. В том числе и тех, которые в прошедшее восьмилетие оставались «под паром», в политическом забвении.
Ими не занимались – они надували губы, бурчали, теряли профессиональную компетентность. А Кремль о них забыл, торопясь зайти как можно дальше, используя хорошую конъюнктуру. Теперь нужна корректировка этого авангардизма, пора подтягивать тылы. Искать союзников, развивать связи, договариваться.
Для общенациональной стратегии нужен обновленный консенсус, так как обществу предстоит решать очень трудные задачи в страшно короткий срок. Новый президент будет добиваться максимального затягивания «мирной передышки» для России, это и для Путина, и для него – бесспорный приоритет. Но сам Медведев так часто о нем напоминает, что ясно, как мало на это рассчитывают.
Россия в бушующем мире, мир неуправляем, а мы не остров. Приоритет мира требует умения держать удар, в том числе, и удар внезапный. Развитая современная партийная система – это еще и подушка безопасности для страны.