За всеми спорами-разговорами последних двух лет, мнениями и суждениями, размышлениями над чаемыми итогами СВО и во внутренней жизни, и во внешней политике, неизбежно встает вопрос: а как нам быть и жить дальше с бывшими украинцами (и им с нами)? От него не отмахнуться и не заболтать, не свести к простым решениям типа «никаких украинцев не существует», или «это лишь минутное помрачение», или «теперь уже мы точно враги навеки».
Ни одно из этих изречений не подходит. Александр Ходаковский, боевой командир и один из самых пронзительных публицистов нашего времени, повторил не раз и не два, что вся трагедия в том, что «русские убивают русских». Таков и был омерзительный замысел реального врага. Этого он вожделел – и именно этому мы призваны положить конец с оружием в руках.
Но как бы тяжело ни складывалась ситуация, остается надежда. Русские с украинцами слишком долго жили вместе, выстраивали страну, создавали семьи, стояли бок о бок в двух мировых войнах, чтоб их мог разделить в одночасье даже самый жесткий конфликт. Очень многие из нас в своей родовой истории не умеют распутать северные и южные русские линии. У очень многих близкие родственники оказались разделены линией фронта, и это касается не только дончан и других жителей новых регионов, но и москвичей, питерцев, самарцев, уральцев, сибиряков, да кого ни возьми – и в России, и на Украине. Часто разделение это чисто географическое, оно даже не всегда коррелируется с политическими симпатиями. Да что там говорить – у множества ключевых фигур нынешнего украинского режима, зарекомендовавших себя оголтелыми русофобами, вполне себе русские фамилии и «домашний» язык у них тоже русский.
Противник наш – и в этом сходятся почти все наблюдатели – мотивирован, особенно был мотивирован в начале СВО. И главное – им движет реально взращенная ненависть к России и русским, которая порой становится ненавистью к самим себе, к своим собственным корням. Бандеровская идеология, национализм, часто переходящий в нацизм – не только политические конструкции и инструменты пропаганды, но и повседневная реальность украинского марионеточного государства.
Пропагандистская машина Запада работала все эти 30 лет с успехом. Несколько поколений удалось «выкупить» на элементарные плюшки, воплотившиеся в печеньках госпожи Нуланд: либеральные лозунги, видимость экономических бонусов, «европейский уровень жизни». Но грубая пропаганда вряд ли имела бы такой успех, если бы не была подкреплена совершенно перевранной историей в традициях заостренно-антирусского национализма, взращенного еще спецслужбами Австро-Венгерской империи, продолженного петлюровскими и бандеровскими агитаторами и «исследователями» из круга украинской эмиграции.
Смесь из провинциальной гордыни («окраина» Европы и «окраина» России захотела быть центром всего и вся) и легитимизированной возможности обвинять во всех бедах Москву отравила умы и сердца миллионов людей, сделав их удобнейшим инструментом для кукловодов.
И тут еще одна сложнейшая проблема в нынешней ситуации. По своим корням украинское население далеко не однородно. У жителей западноукраинских, крепко хранящих крестьянские традиции областей, присоединенных к СССР только накануне Великой Отечественной войны, совершенно другая история и другой менталитет, нежели у жителей Малороссии и Новороссии. При этом за годы советской власти и незалежности выходцы из Галиции, Волыни, Буковины, Подолии и др. расселились по всей стране от Запорожья до Киева и Чернигова, жили, работали, учились бок о бок с великороссами и малороссами и, разумеется, транслировали свой взгляд на историю и образ страны. Так западноукраинская самоидентификация, укоренившаяся у части населения, стала удобренной почвой для западной и ультранационалистической пропаганды ненависти.
При этом у русских к украинцам никакой этнической ненависти нет. Ее удивительным образом почти нет даже на линии фронта. Вот свидетельство писателя Андрея Лисьева, автора книги фронтовой прозы «Не прощаемся»:
«Среди наших я ни разу не сталкивался, чтобы кто-то говорил о мести. Даже в случае с изуродованными пленными. Почему-то это не играет роли. Меня это немножко корежит. У тебя друг рядом погиб, а в тебе нет мотива мести. И второй момент – это отношение к пленным. Когда боевой угар остывает, противник пленен – все, он почти свой. Ты отвоевался, поздравляю, ты больше не противник. И нет ненависти. Они сразу расслабляются, понимают, что все, их уже не прикончат».
То же самое ощущение «больше не противник» характерно и для мирных жителей. Как только русские приходили на освобожденные территории, с большинства местного населения украинская пропаганда спадала относительно быстро как пелена. Но это, конечно, Восток, Новороссия. Чем западнее, тем должно быть тяжелее.
Командир батальона «Восток» Ходаковский, размышляя о будущем после нашей победы, говорил: «Можно предположить, что совсем нелояльные предпочтут покинуть территории, которые мы освободим, а оставшимся мы можем предложить любую формулу, и они ее примут. Но их ментальность от нашей уже слишком отличается – придется учитывать».
На самом деле не столько пропагандистскую, сколько интеллектуальную, образовательную, идейно-воспитательную работу с украинским населением следует начинать уже сейчас. Она может строиться на трех принципиальных элементах.
Первый – разоблачение откровенной лжи националистического исторического мифа, но только без шельмования и броских эпитетов, на очевидных и элементарных примерах, используя элементы, заложенные в национальной памяти. То есть переформатирование исторического образования и сознания.
Второй – развенчание представления о Западе как некоем подобии земного рая. То есть переформатирование политического образования и ценностной ориентации.
Третий и, наверное, самый главный – осознание и обоснование объединяющей идеи, утверждающей неотменяемую общность наших исторических судеб в границах большой русской цивилизации. Понимание, что вместе – мы сила и большая культура, важный голос в многоголосии человечества, а оторванные от нас – они всего лишь орудие в руках давних врагов и недоброжелателей.
Разумеется, неизбежно встанет вопрос и о языке. Люди, которые дома говорят по-украински, должны иметь возможность давать своим детям украиноязычное образование. А дальше перед нами есть очень удачный пример Крыма, где официальными считаются три языка – русский, украинский и крымско-татарский. Но в большинстве случаев говорят, читают и пишут по-русски. Пытаться подавить или ограничить живой язык – самая вредная и бессмысленная политика, которую только можно придумать. История современного украинского государства тому ярчайший пример.
Если нам удастся удержаться от крайностей, проявить твердость, терпимость и мудрость, то не пройдет и поколения, как нынешнее состояние большей части украинского населения покажется нам страшным сном. Точно таким же страшным сном, каким еще 20 лет назад казалась линия русско-украинского фронта.
Соблазн, навеянный врагом, схлынет, как будто его и не было.
