Спустя два года после приостановления разработки «дружественного ребенку законодательства» в системе правосудия РФ рабочая группа Совета судей утвердила новое постановление. А значит, грядет новая волна шумихи вокруг действий органов опеки, которые пока защищают такие авторы, как Михаил Самарский.
Что такое, например, «действие в ущерб интересам ребенка»? Скажем, подходит ли под это определение отобранная двадцатая шоколадка перед обедом?
Среди основных задач рабочей группы – возобновление внедрения принципов дружественного к ребенку правосудия в общую юрисдикцию РФ. Что это значит? Значит, все повторится сначала. Систему мер внесудебного вторжения в дела семейные снова примутся отлаживать, так и не озаботившись глубоким анализом всех «за» и «против».
Область семейной политики для нашего законодательства – проблема отнюдь не надуманная. Мы здесь имеем дело с классическим противоречием теории и практики, когда гладкое на уровне макроидеи начинание превращается в абсурдную тоталитарную машину со страниц социальной антиутопии.
Законодательные теоретики в данном случае ратуют за права ребенка, что в общем укладывается в концепцию правового государства. «Юридические вопросы, касающиеся детей, достаточно тонки для того, чтобы рассматривать их в контексте общей судебной практики», – говорят защитники.
Для работы с подростками необходимы специальные судьи и отдельная судебная практика, настаивают они, как бы намекая на хрупкую детскую психику, особенности которой планируется учитывать в первую очередь. Но практика опровергает теорию уже на первых стадиях реализации этой разработки.
Дело в том, что пока идея проходит путь от законодателя до исполнителя – она всякий раз подвергается риску деформации. В итоге результат походит скорее на чудовищную извращенную карикатуру. Система не просто дает сбой, она превращается в абсурд, где эффективность работы органов опеки определяется количественным критерием.
 Система не просто дает сбой, она превращается в абсурд, где эффективность работы органов опеки определяется количественным критерием (фото: Сергей Пятаков/РИА "Новости") |
Где размытость формулировки позволяет произвольно трактовать ситуацию в интересах тех или иных заинтересованных лиц. Опыт Запада, к которому постоянно обращаются за положительным примером защитники ювенальной юстиции, угрожающе показателен.
В Великобритании в последние годы стали популярными такие формулировки, как «эмоциональное насилие» или «риск эмоционального вреда». Смысл этих словосочетаний установить довольно сложно, но сама размытость уже выглядит пугающе.
Что такое, например, «действие в ущерб интересам ребенка»? Скажем, подходит ли под это определение отобранная двадцатая шоколадка перед обедом?
Количество отнятых у родителей детей на Западе зашкаливает. Это десятки и сотни тысяч случаев ежегодно. В основе такого прецедента может лежать все что угодно: от звонка обиженного первоклассника до настроения чиновника, которому показалось, что ребенок весит на 100 граммов ниже нормы. Именно так произошло с новорожденной из Арлингтона, когда соцработники буквально выкрали ребенка из дома.
- Михаил Самарский: Как воспитать достойного человека?
- Астахов заявил о запрете усыновления российских детей гражданами Финляндии
- СК начал проверку по изъятию девяти детей из семьи липецкого священника
- Оставленные в машине дети вызвали конфликт водителя и эвакуаторщиков
В то же время чиновников, которые расфасовывают потом отобранных детей по приютам и приемным семьям, не смущает, что, по данным исследований, дети из приемных семей в 7–8 раз чаще подвергаются насилию, а дети на государственном обеспечении – в 6 раз чаще, чем их ровесники в среднем по населению.
Ни для кого уже не секрет, что показатели эффективности работы органов опеки и комиссий по делам несовершеннолетних зависят от числа выявленных неблагополучных семей. Чем больше рассмотренных дел, тем качественнее работа чиновника. При этом первые в группе риска – социально незащищенные категории граждан, в том числе матери-одиночки, многодетные и малоимущие семьи.
Помощь таким семьям на уровне муниципалитетов оказывается в виде новой двухместной коляски от местного социального центра, а вот требования и пристальное внимание со стороны органов опеки и КДН в разы значительнее.
Органы опеки буквально хороводы водили вокруг квартиры Ирины Маликовой из Балашихи, а одной из претензий к матери был отказ от прививки ребенка (ребенок был признан здоровым).
В итоге мы снова сталкиваемся с грубым нарушением прав граждан чиновниками, правоохранительными и судебными органами. Сталкиваемся с тем, что ребенка могут забрать за бедность, плохие жилищные условия, отсутствие работы и денег. Мы сталкиваемся с тем, что там, где бюрократическая система работает в полную силу, права ребенка мало кого интересуют.
То есть получается, что государство ставит своей целью улучшение демографической ситуации, а бюрократические схемы вокруг внутрисемейных отношений достигают противоположного эффекта.
Ювенальная юстиция разрушает само понятие семьи, потому что под видом защиты прав ребенка юридическая система не защищает ребенка, а призывает детей доносить на родителей. Потому что живую структуру общения невозможно встроить ни в какие рамки, тем более заимствованную систему.
В 2012 году вопрос создания и развития ювенальной юстиции в системе правосудия РФ свернули, в основном по причине разразившихся недовольств. Именно оттого, что практическое применение теоретических разработок обнажило все видимые и скрытые недостатки. Казалось, тогда поняли, что для создания собственной системы ювенальной юстиции мало внедрять только контролирующие органы.
Схема, которая затронула интересы детей и семьи в целом, должна касаться и политики, и социальной сферы, а это движение гораздо более масштабных механизмов. В конце концов, это подразумевает совершенно новую законодательную базу, а это в том числе и переподготовка кадров.
Неужели за пару лет что-то изменилось? Может быть, хотя бы в вузах начали готовить специалистов органов опеки и попечительства?
Нет, перемены коснулись только внешней части вопроса: работу группы в качестве консультативно-методического органа восстановить; разработку проекта, в тезисах которого ни одного толкового конкретного предложения – возобновить. Мы не строим семьи. Мы превращаем семьи в строй.
