У нас давно не было общей беды. Мы хиреем от комфорта. Нас разъедает сытость и дурманит лень. Мы забываем, что значит страстно хотеть, наши желания вальяжны, потому что без них запросто можно обойтись. Нам не хватает трудностей и лишений, мы искусственно качаем пресс и бицепс и, естественно, злопыхаем друг на друга. Если б нам, а ну-ка вместе, ну-ка дружно, пришлось разгребать после бомбежки, землетрясения или цунами, мы бы снова научились сладко спать, смачно есть и радоваться не лысине соседа, а нежности, с которой гладит ее легкий ветерок.
Надоело уже ругаться-то всем со всеми. Есть же у нас что-то большое и общее, кроме водки, воблы, воронья
Хотя, конечно, как знать. Возможно, оптимизм – тоже излишек комфорта, и на лысине соседа при посткатастрофическом раскладе мы растерли бы не собственное благодушие, а досадный плевок. Да еще, может быть, и ногой растерли бы... Ведь у нас так давно не было общей беды, что уже несколько поколений успело прорасти сквозь наскоро неровно заасфальтированные ошибки и трагедии смутного прошлого. Нам снова «не дано предугадать», как мы все, теперешние, отзовемся, если вдруг понадобится разгребать вручную.
Как, например, японцы разгребали после атомного цунами, пока все остальные блестели возбужденными глазами перед телевизором: вот ведь страсти-ужасти, как хорошо, что над нами не каплет! Теперь им, бедным, лет дцать не оправиться! Самые прозорливые, между прочим, тогда еще предрекали каркающим скорый позор: плохо вы, невежда-сан, знаете японцев! Они как раз оправятся быстрее, чем вы все вместе взятые, если ваши дурацкие обои в лютиках-цветочках зальют соседи сверху. Японцы у себя разгребут, отчистят, отстроят, а потом всех догонят и перегонят. Они такие: знают, что живут на вулкане, знают, что, раз уж все так сложилось – и не в первый раз, и не в последний, – надо разгребать. Не ропщут, руки не заламывают к облакам и мировой общественности. Гребут.
Хоть и их размягчили и подпортили комфорт да прогресс: остались без электричества и обнаружили, что многие (ой, многие!) не знают, как согреть воды и сварить яйцо без микроволновки. В особо пронзительных репортажах показывали маленьких детей, которые затруднялись писать в обыкновенный горшок, потому что у горшка музыкального отсырели батарейки. И растерянных подростков, которые не знали, как можно провести за нос время без компьютера.
Но в общем и целом даже самые критично настроенные признавали, что держались люди там, в Японии, одним большим и целым молодцом. И мародерства вроде бы не наблюдалось, во всяком случае, самые ушлые массовые информаторы не успели растиражировать. Во Франции восхищались: да-а-а, мы бы так не смогли, у нас другой менталитет, нет привычки к саморазгребалкам в стиле общественных субботников, а есть привычка к самосвалкам на власть держащих, не уследивших за буйствами природы.
А еще показывали совсем уж многим непонятные кадры про французов и француженок, еще до потопа женатых-замужем за японцами-японками и прижившихся в этой стране с вулканом и прочими стихийными безобразиями. Их как-то отыскивали в толпах пострадавших и совали им камеру прямо в усталые глаза: вы, конечно, как можно скорее попытаетесь вернуться во Францию, такой вокруг кошмар, радиация бьет ключом, не-с па ли, дорогие соотечественники?
И представьте себе, многие из таких вот японо-брачных французов (а некоторые и совсем неженатые-незамужем!) вернуться во Францию не захотели. Причем спокойно, без надрыва. Очень достойно отказались. Нет, знаете, мы останемся здесь и будем разгребать вместе со всеми. Как-то неудобно получается: жили мы с ними, жили, а теперь вот ухватило кота поперек живота, а мы, как крысы с тонущего корабля – да на бал в солнечную Францию? Мы уж здесь поковыряемся, и будь что будет. Но своих не бросим, потому что живем бок о бок, значит, все вокруг – свои.
Репортеры отходили в смятении и внимания не заостряли. Несколько задумчиво отходили, будто внезапно обнаружили, что им самим, оказывается, чего-то не хватает, чего-то такого-эдакого, единого-целого, частью которого вдруг так хочется себя ощутить во всеобщей суете. У людей такое горе, такая тяжесть чуть не беспросветная. А им невольно хочется позавидовать: они знают, что им делать! Ни на что не жалуются. Ни на кого не пеняют. Не ищут стрелочников под обломками, чтобы вздернуть на ближайшем еще торчащем столбе. Гребут...
С тех пор, польстившись на непонятную нам мудрость народов майя, мы пережили очередной конец света и кучку более мелких неприятностей. Но пережили как-то разобщенно, поодиночке. У кого пожары, кого наводнило, кого в восемь баллов потрясло. У кого упал метеорит, у кого образовательные стандарты, у кого доллар, на бирже или из кармана. Все суетятся в крохоборчестве ежедневного быта, едва успевая рассыпать соболезнования цоканьем языка. Чужие беды никого не объединяют. Свои – мелки, их не хватает на всех. Каждому по отдельности хочется чего-то для себя. А всем вместе вроде как и нечего хотеть.
Про японцев, знамо дело, все давно забыли, и без них не охнуть, не вздохнуть. Мне вдруг не в бровь, а прямо в глаз попали недавние фотографии уже восстановленного после ужасов цунами ландшафтного парка Хиташи. Или Хитачи. В общем, где-то там, где было смыто и раскрошено. Я не знаю, что там еще, кроме парка, восстановили, но и парка достаточно, чтоб обалдеть, загрустить и вспомнить, как когда-то восстанавливали из руин ту, другую страну, СССР или Россию (как ни назови – все отзовется), где жили-были дед и баба – мои... Эх, раз, еще раз восстанавливали: сначала после собственной внутренней, потом после второй мировой агрессии – и как все почти возлюбили друг друга, потому что вместе гребли. На одной галере. Хоть и непонятно было, куда гребли, зато все знали, что делать. И кто виноват. Ну или думали, что знали, а это всегда временное утешение. Сейчас мы все – как лебедь, рак и щука: кто поглубже нырнет, кто повыше взлетит, а кто тихой сапой тащит поклажу с воза, пока другие плещутся и порхают. Собственно говоря, ведь это вечно – всегда было, всегда будет: воз, дороги, дураки... И неужели опять нужно, чтоб где-то ухнуло и всех жахнуло, чтоб перестали ковыряться в собственных пупках и взялись за гуж все вместе, голыми руками? Сами садик насадили, сами будем разгребать. Надоело уже ругаться-то всем со всеми. Есть же у нас что-то большое и общее, кроме водки, воблы, воронья...
Возможен, правда, еще один вариант: нам нужен общий враг. Один, большой и сильный. Чтоб все, наконец, побросали свои игрушки, сплотились и на него – горой! И за себя, и за того парня, и за этого! И еще вон за тех, и вот за этих тоже, которые с краю. Чтоб стало кого защищать и от кого защищаться – не понарошку! На новых диктаторов рассчитывать не приходится: у них тоже непременно будут сторонники, противники, и в результате ни хрена не объединится. Так и будем перестреливаться жеваной бумагой, переливать из пустого в порожнее и лезть с рожона на абордаж.
Вся надежда – на инопланетян. Но если и они явятся с миром – тогда уж и не знаю, чего еще предложить... Все опять переругаются.
