В спорах по поводу выставки Icons в «Ткачах» затушевался лежащий, казалось бы, на поверхности вопрос: «А что такое икона, для чего она?» Вопрос отнюдь не праздный. Икона – в первую очередь объект, помогающий настроиться на духовную работу, как мандала на Востоке. И только во вторую – фетиш, святыня, узнаваемый знак, символ, понятный миллионам, церковный атрибут, подлежащий особой охране. И уж совсем в третью – культурная ценность, предмет коллекционирования, «принадлежащий светскому миру».
Марат Гельман предусмотрительно назвал свою выставку по-английски – Icons
В таком порядке бы ее и рассматривать. Но нет. Как это часто бывает (не только в современном искусстве, но и в играх в идеологию, философию и политику), за случайными смыслами, вырванными из контекста, выхолащивается сама суть явления и, вывернутая наизнанку, нивелируется его ценность.
Марат Гельман* предусмотрительно назвал свою выставку по-английски – Icons, как бы невольно снижая значимость представляемой им проблематики. Icons – это уже не только православные иконы в золоченых окладах, но и «иконки» в интернете, и элементарная единица информации в семиотике. Это – одно из обманчивых па, которыми вынуждено пользоваться искусство (да и любой интеллектуал), чтобы скрыть, сделать менее заметным калейдоскопическое, тенденциозное и обрывочное видение мира, скрыть «дефицит смысла за богатством трактовок». Между тем выставка именно про иконы. И главный аргумент в пользу того, что, несмотря на использованную тактику ускользания смыслов, речь идет именно о христианских иконах, – практически все работы так или иначе перерабатывают именно канонические иконописные или библейские сюжеты. Меньшая часть (работы Михаила Шварцмана, Павла Брата, Евгении Мальцевой) ставит задачей создание собственного аутентичного образа поклонения, авторской иконы. Но не иконки в интернете и не «иконы массмедиа» стали темой выставки.
Публику, подогретую предыдущими скандалами ригидных представителей полумифической общественности вокруг спектакля «Лолита», выставки Чапменов в Эрмитаже и конкретно этой выставки Icons, проходившей ранее в Краснодаре, удовлетворило уже то, что на выставке «ничего такого». Стерильность, спокойствие, респектабельность, отсутствие острых углов, столь часто выдаваемые в современном искусстве за глубину, – подборка работ вполне способна заполнить свежеиспеченный запрос на «духовность» в особняках на Рублевке.
#{image=627949}Я не ратую за острую полемику представителей разных взглядов, за сарказм, иронию и провокативность в отношении религиозных ценностей. Но отделаться школьным сочинением для галочки, когда возможен третий вариант – глубокое и проникновенное исследование выбранной темы, – очень в духе больших институций, любящих оседлать горячую тему, «отметиться» в ней, в то же время выхолостив в ней все живое и дышащее, нивелировав своей репрезентацией все спорное, живое, настоящее. И устранив или обесценив ее истинных трудяг, первопроходцев и фанатов, в данном случае – профессиональных иконописцев, а также религиозных художников, мыслящих свои работы именно как икону – объект сонастройки с высшим миром, опыт трансляции невидимого божественного в видимый образ (неважно, традиционная ли эта «Троица» или полностью абстрактная работа, дело в подходе). Несколько таких произведений на выставке все же есть. Павел Брат колдует над годовыми кольцами фальшивой «древесины» из гламурных журналов, проявляя облик Богоматери. Михаил Шварцман, изучавший православные иконы, улавливает и выражает в своих «иературах» не связанную с человеческим образом абстрактную матрицу иконографии.
Большинство же работ демонстрирует формальный, лингвистический по сути прием – противопоставление замыленных словосочетаний и их буквального значения. Например, «Золотая осень» и обернутые в желтую фольгу избушки в серии фотографий Елены Суховеевой и Виктора Хмеля.
Евангельская «Благая весть» и ежедневные выпуски новостей в мощном визуальном ряде из палестинских женщин в черных платках и израильских солдат с оружием Дмитрия Врубеля и Виктории Тимофеевой.
Либо поиск аналогий, забавных совпадений канонического сюжета и какого-либо обыденного явления – так, классическая «Тайная вечеря» переносится в офис, где в летящих позах рассекают пространство уже не озадаченные духовностью апостолы, а простые клерки, строчащие донесения в интернете, в проволочном барельефе Андрея Блохина и Георгия Кузнецова.
Работа Д. Херста демонстрирует популярный подход из серии «Если бы я был тупым». Диаграмма, делящая круг на три равные части, представляет соотношение частей Святой Троицы.
Конфликт между высоким и низким. Ни к чему не обязывающая острота.
Часть работ представляет собой прямой recycling реальных икон или классических картин на библейскую тему. Алладин Гарунов помещает переведенные в черно-белый негатив иконы Феофана Грека в резиновые оклады. Поразившие профессионалов тончайшей колористической гаммой снимки фресок Владимира Куприянова – скорее шедевр технической съемки, а не произведение современного искусства.
Суть иконы осталась за кадром. Иконы – не просто фетиш, а инструмент сонастройки с высшим миром. Иконы не создаются неверующими. Такие смыслы иконы, как узнаваемое, объект поклонения, – вторичны, созданы в процессе бытования иконы в культуре. На мой вопрос, почему к участию в выставке не пригласили религиозных художников и иконописцев, Марат ответил: «Среди участников как минимум трое верующих». На выставке «Иконы» – всего трое верующих! Это абсурд и искажение картины мира. Все равно что на футбольном поле будут играть всего три футболиста, а остальные – депутаты Госзакса.
#{image=629162}Теперь немного о конфликте с защитниками нравственности. Рассматривая фото протестов против выставки Icons на Кубани, глядя на эти монолитные, бескомпромиссные, не озадаченные глубокой коллизией чувств и неоднозначностью бытия лица, я понимаю: люди с плакатами «Горе тому человеку, через которого соблазн приходит» защищают себя, свою не девственность – однозначность, не нравственность – возможность не меняться, не думать. Их просто пугает любая перспектива меняться, осмысливать что-то, приспосабливаться к новым условиям. Гораздо проще одним махом избавиться от Гельмана, навесив на него ярлык мирового зла.
История с выставкой Icons почти укладывается в рамки библейского сюжета об Адаме, Еве и плоде познания добра и зла. Гельман приходит со своей выставкой к неискушенным людям, которым слышны только отголоски самых скандальных историй в современном искусстве и которым оно представляется как минимум пустым кривлянием, как максимум – опасной угрозой нравственным устоям и дорогой, но зыбкой стабильности. На деле же плод оказывается фальшивым. Никакого познания добра и зла, никаких острых моментов и поводов для бурных дискуссий эта стерильная выставка не содержит. Равно как и особой глубины и честного отношения к выбранной теме.
Таня Рауш: «Исходя из многолетнего опыта работы с иконой, могу сказать, что между иконой и светским произведением не такая большая пропасть, если и там, и там присутствует образ. Как и вообще между канонической иконой и самим человеком независимо от религиозных взглядов нет разрыва. Человек и его произведения – не что иное, как icons, и хорошо, когда они действительно ими являются. В свое время иконоборцы проиграли иконопочитателям, и к счастью. А в светском искусстве смысл образа – тоже исповедание и свидетельство, в общем-то. Только образ уходит постепенно, уступая место имитации, симулякру. Между светским искусством и иконами – внешнее, формальное разделение, а внутренние задачи как раз бывают близкими. Как между духовными подвижниками и атеистами бывает гораздо больше сходства, чем между принадлежащими к одной конфессии. Потому тяжело видеть работы, имитирующие иконные мотивы, но лишенные глубины».
Роман Осьминкин: «Кому сегодня и нужно было пикетировать выставку Гельмана в «Ткачах», так это сообществу воинствующих атеистов, а не казакам и хоругвеносцам. От недостатка легитимности совриск решил прильнуть к сакральному, но без фанатизма. Сочинение на тему «Искусство и религия» написано с прилежностью хорошиста начальной школы, который в страхе наделать лишних ошибок предпочитает просто переписать чужие мысли общеупотребимыми словами. Сегодня это называется салон и предпродажная подготовка. Кто покупатели? Свежевоцерковленные чиновники и олигархи и их многочисленные домочадцы и иждивенцы. Эстезис обмельчал. Вкусу куратора и галериста не верят на слово. Сакральное спешит на помощь. Ретинальное умножим на ауру, и получается, и получается, и получается, что икона переходит в квадрат Малевича без единого исторического разрыва. Нонтравматическое искусство. Интерьеры Рублевок и Зеленогорсков ждут объектов, отвечающих потребности духа их хозяев».
Юрий Шабельников: «Речь на выставке Icons идет о том, что многие современные авторы обращаются в своих работах к иконографическому мотиву, к иконе, к современному пониманию религии и рефлексии на это нынешнее состояние. А кто-то просто даже делает современное христианское искусство. Задача была объединить все эти явления и ознакомить с ними как с имеющим место быть феноменом и явлением. Поэтому не стоит предъявлять в этом случае какие-то иные требования и долженствования, которые здесь обязательны к исполнению. Это определенный срез современного искусства, и ничего сверх того».
Источник: Блог Милы Арбузовой
* Признан(а) в РФ иностранным агентом
