Мне позвонил старый приятель. Он пригласил меня сходить вместе с его многочисленными хорошими друзьями на «Русский марш». К его превеликому сожалению, я вынужден был отказаться. Он обиделся и сказал что-то вроде: «Родина тебя не забудет, Родина тебя не простит».
Я не пошел не потому, что у меня нет протеста, он есть, мой протест настолько весомый, что все остальные протесты для меня кажутся ребячеством
На моем лице появилась улыбка, ведь перед Родиной я ничем не провинился, а то, что она меня не забудет, так это же даже хорошо. Мы прикончили разговор.
Приятель отправился скандировать лозунги за светлое будущее, а я почему-то вспомнил свое светлое прошлое.
Ума не приложу, откуда в моей юной голове появилось взрывное бунтарство, которое заставило искренне возненавидеть ту самую социально-адаптационную «мясорубку», в которой мне впервые попытались «провернуть» мозги.
Будучи еще малышом-несмышленышем, интуитивно осознал, что на дух не переношу заточение в детском саду. Ей-богу, не понимал, какого черта я должен возвращаться в земную реальность ни свет ни заря, не досмотрев свои космические сны? Зачем мне нужно идти в это учреждение, напоминающее плохую пародию на дом?
Почему должен поглощать комковатую кашу и приторно-пересахаренный чай на завтрак, тошнотворную тушеную капусту с мерзким, вязким киселем на обед? На эти вопросы я не мог найти ответы. Каждый день лежал на жесткой казенной раскладушке, зажмурив глаза, и боялся, что воспитательница заметит мое притворство, ведь тихий час обязывает всех «провалиться» в послеобеденный сон.
Тогда еще не знал, каким образом могу совладать со своим бунтарством и как можно противостоять тому, что мне так не нравится: родители меня отправляют сюда, значит, так нужно. Отчетливо помню тот дурацкий новогодний утренник, который, по сути, изменил ситуацию.
«Суперкреативные» (воспитатели) надзиратели решили поставить какой-то бездарный танец с участием всех детей. Они поднапрягли родителей подружиться с иголкой и ниткой для сотворения праздничного костюма. Те, кто не собирался заниматься кройкой и шитьем, или те, у кого руки росли не из того места, разумеется, могли приобрести уже готовую новогоднюю обмундировку для своего чада.
Казалось бы, ничего предосудительного в этом нет. Однако есть! Костюмы у всех ребят нашей группы должны быть, как заявило руководство, одинаковые. Все поголовно должны быть ушастыми зайчиками!
Здравствуй... Новый год! Стою, значит, в толпе зайцев, которые вытанцовывают, как «электровеники», вокруг украшенной гирляндами елки, и грущу. Грущу не потому, что танцевать стесняюсь, мне тогда еще виски пить не нужно было для жарких танцев, и так мог Майклом Джексоном по паркету пройтись. Грущу потому, что в толпе одинаковых себя не нахожу.
А они, зайчики, все улыбаются, веселятся, дрыгаются руками и ногами, а я все стою, теряю себя, теряю. Мне даже показалось, что мои родители, которые пришли на утренник, меня замечать перестали: попробуй тут своего маленького обормота найди среди похожих друг на друга ушастиков.
Честно говоря, мне этот нудный карнавал стал чертовски надоедать. Как-то непроизвольно, без приглашения в мое детское сознание постучался протест. Дверь, само собой, была не заперта: «Проходите, вас тут уже давно ждут».
Я срываю с себя глупый заячий чепчик и иду к своим родителям. На меня удивлено таращатся воспитатели, пытаются вернуть в массовку, но я категорически отказываюсь. Больше в детском саду меня не видели. Я был против походов туда.
Вернемся к нашим баранам. Я не пошел на «Русский марш» не потому, что он мог бы превратиться в так называемое в интернете явление «медвежий фарш». Как известно, шанс был большой, ведь сопровождающий любые массовые мероприятия радикализм весьма похож на пыльный палас – его выбивают палками и дубинками.
Не пошел не потому, что побоялся попасть в клетку автозака, я обожаю клетку, особенно клетку художника Пита Мондриана. Не пошел не потому, что я аполитичен, как раз-таки наоборот, всегда пытаюсь из роботизированной речи политиков выловить хоть парочку человеческих слов, чтобы понять их.
Не пошел не потому, что меня все устраивает в жизни, жизнь порой устраивает такое, что хоть стой хоть падай.
Я не пошел не потому, что у меня нет протеста, он есть, мой протест настолько весомый, что все остальные протесты для меня кажутся ребячеством. Отказался от марша не потому, что не являюсь русским, я оставался русским даже там, где этого не хотели.
Я отказался от «Русского марша» потому, что не хочу снова возвращаться в детский сад. Я не хочу участвовать в массовых постановках. Я не хочу потерять себя в толпе.
Источник: Трибуна Общественной палаты
