При попытке вспомнить, когда мне в последний раз было по-настоящему стыдно, в голову приходят отдельные отрывки из детства и юности. Эти отрывки разные, но у них у всех прослеживаются объединяющие черты: бесшабашность, безответственность и безоглядность.
Наступил момент, когда я просто перестала совершать поступки, за которые мне могло быть стыдно
В шестилетнем возрасте, гуляя в сопровождении няни, мы с подругой, девочкой из соседнего подъезда, решили пописать за деревом в публичном сквере, прямо перед парадным входом нашего дома. Няня не видела в этом ничего криминального, так как в детстве сама, видимо, делала так же. В самый ответственный момент в мимо проезжавшей белой «Волге» я вдруг увидела огромные, окровавленные гневом голубые глаза мамы. В тот вечер я легла спать очень рано, что само по себе было невероятно, так как меня было невозможно загнать спать. При звуке маминых шагов у меня очень сильно забилось сердце. Она зашла, даже не зажигая свет, остановилась у двери, не доходя до моей кровати, и спокойно мне сказала, что после сегодняшнего происшествия я больше не ее дочь. Теперь я буду одеваться сама, вставать утром в школу сама и вообще все буду делать сама. В ту ночь я проснулась от каких-то звуков, оделась в школьную форму, приготовила школьный рюкзак и вышла из комнаты в направлении кухни. Оказалось, что времени два часа и проснулась я под плач моего младшего брата. Увидев меня одетую и готовую идти в школу в ночи, папа чуть не расплакался.
Еще я вела себя чудовищно лет в пятнадцать–шестнадцать, когда я была уверена, что родители – мои враги номер один. Я беспощадно грубила маме, заставляя ее плакать. Однажды после очередного скандала я даже сбежала из дома на неделю, не предупредив куда. Но убежала я к друзьям семьи, конечно, куда мне еще было идти, не в метро же, и мама об этом узнала ровно через пятнадцать минут после моего побега.
Позже были и другие случаи. Я много врала в первый год университета. Например, моему папе приходили счета из заведения под названием «М80». Я уверяла, что это книжный магазин, а на самом деле это был модный клуб, где мы с подружками пропивали деньги родителей.
А ещё был случай, когда я взяла и на ровном месте полностью уничтожила понятие любви одному хорошему парню, который, кроме радости, мне ничего в жизни не давал. И вместо того чтобы его жалеть, я только до невозможности бесилась из-за него.
У этих событий был еще один объединяющий фактор: в момент происходящего мне ни на секунду не было стыдно. За эти и многие другие поступки, совершённые в эру безудержности, мне стало стыдно гораздо позже. Причем было стыдно так, что я часто плакала, каясь о многом. По стечению разных обстоятельств, в силу возраста, благодаря потрясающим родителям и в какой-то мере жизненным урокам у меня появилось четкое понимание того, что хорошо, а что плохо.
Наступил момент, когда я просто перестала совершать поступки, за которые мне могло быть стыдно. Конечно, пути Господни неисповедимы, и в жизни всё может быть, но пока мне удавалось не переступить через внутреннюю планку, которая со временем становится всё плотнее. Но появилось другое – чувство неловкости, вызванное неизлечимой гордыней. Кто-то из великих сказал, что гордыня – мантия стыда.
Можно навсегда избавиться от чувства стыда, неловкости и гордыни
И только одно знакомство заставило меня свернуть гордыню.
Дело было прошлым летом в Швейцарских Альпах. Мы с родителями и с младшей сестрой ходили по горам, слушали тишину и говорили. У нас все было, как в синхронном плавании: завтракали, обедали и ужинали вместе. Я однажды отлучилась и вернулась в отель пораньше. Не дождавшись своих, я уселась на диван в баре и заказала себе поесть. Вдруг зашел невероятной красоты пожилой человек – высокий, тонкий, седой, с прозрачными, бесконечными серыми глазами. Его жесты и движения напоминали старого ягуара, у которого иссякла физическая энергия, но порода и неистощимая жажда жизни наполняли пространство, и все вокруг каменели от восторга. Он почему-то выбрал меня и подошел к моему столику:
– Здравствуйте! Вы не возражаете, если я присяду к вам ненадолго?
– Конечно, пожалуйста! – немного растерянно ответила я.
Он узнал, что я из Грузии, и сразу вспомнил грузинского князя, с которым был дружен в пятидесятых на побережье Монако, откуда он сам и был родом.
– Моя жена была американской актрисой. Я познакомился с ней на свадьбе и сразу решил, что должен на ней жениться.
– И вы, наверное, познакомились с ней на свадьбе Грейс Келли! – пошутила я.
– Да! Так точно! Они были близкими подругами, и она приехала на свадьбу Грейс. Я ухаживал тут за ней две недели. Через месяц поехал в Нью-Йорк и женился на ней, так что ей тоже пришлось отказаться от актерской карьеры!
«И где же вы были всю мою жизнь», – улыбаясь, подумала я. Он медленно попивал свой зеленый чай и аккуратно жестикулировал длинными пальцами.
– Мы прожили вместе шестьдесят лет. У нас дом в Америке и в Монако, а в этом отеле мы каждый год встречали Рождество с детьми.
Было заметно, как все официанты, которые тоже служат в этом старом отеле уже целую вечность, будто в английском аббатстве, с трепетом смотрели на этого человека и обращались с ним как с антикварным объектом, от которого толку мало, но цены ему нет.
– Я вам сказал, что моя жена была американкой?
– Да-да! И она была подругой Грейс Келли к тому же! – весело ответила я.
– Простите, но я, наверное, вам также уже сказал, что она умерла пять лет назад?
– О, я очень сожалею!
– Я очень извиняюсь, я, наверное, вам уже сказал, что мы с женой познакомились на свадьбе и она была американкой?
– Так точно, – слегка удивленно сказала я.
– Так вот, когда она умерла, я покинул Америку и не возвращался в тот дом, где мы прожили всю жизнь. Простите, если я вам уже сказал об этом и о том, что моя жена была американкой.
Вдруг меня осенило, что у этого могиканина довольно развитая степень склероза. Стало значительно грустнее, чем в начале разговора. Но мне совершенно не было за него неловко.
– Вы знаете, у меня уже взрослые дети и внуки, они все живут в разных частях Европы, а я люблю приезжать сюда и вспоминать былое. Простите, если я вам уже говорил, что мы многие годы с семьей справляли Рождество в этом отеле. Хотя в этот раз я остановился не тут.
Я спокойно улыбнулась в ответ. В его движениях и манере разговора было столько достоинства, местами даже преобладало желание привстать перед ним. Когда он извинялся за то, что повторяется, понимая при этом, что он это делает, и также понимая, что ничего с этим поделать не может, он смотрел прямо в глаза умиротворенным, пронзительным взглядом, будто у него за плечами еще десять жизней.
Мы поговорили еще немного, и ему стало тяжело дышать. Он опять извинился. Официант со всей нежностью помог ему выйти из бара. Я заплатила за его чай и, озаренная чем-то, сидела молча. Он прожил жизнь принца, в восемьдесят пять лет оказался один в поединке со склерозом, и, видимо, болезнь его побивала в последнем раунде, так как он дал ускользнуть галантности и забыл заплатить за чашку чая. Я смотрела этому удивительному старику вслед и поняла, что есть люди, которые неподвластны жизненным перипетиям, проблемам и унижениям. Причем неподвластны именно духом, и это те люди, за которых никогда не будет стыдно или неловко. И, видимо, им за себя тоже. Я подумала, что если понять, чем они руководствуются, то можно навсегда избавиться от чувства стыда, неловкости и гордыни. Я вспомнила великого Джона Нэша, который разумом победил шизофрению, после того как он сперва чуть не убил свою жену и оказался в психбольнице. Мне до сих пор непонятно, что движет этими людьми, которые при всех наружных и внутренних деструктивных факторах вызывают безграничное уважение и восхищение. Но вот что сказал Нэш, когда под конец жизни ему вручали Нобелевскую премию по экономике: «Я верил в числа и термины, уравнения и логику, в здравый смысл... Но, проведя жизнь в подобных изысканиях, я не знаю, что такое логика, что определяет здравый смысл... Я прошел долгий путь через физику, метафизику, иллюзию... и обратно. И я сделал самое важное из своих открытий, главное открытие моей жизни: логичные основания можно выявить только в таинственных уравнениях любви». Видимо, он прав, только любовь, любовь к жизни, к женщине, к Богу, к делу, просто любовь в чистом виде может облагородить человека так, чтобы тот смог со снисхождением обойти склероз, шизофрению и прочие неприятные мелочи этой жизни.
Источник: Журнал «Русский пионер»
