94 года назад последнего императора России Николая Романова, его жену – императрицу Александру Федоровну, четырех его дочерей, малолетнего сына Алексея, врача, камердинера, повара и горничную после долгих дней унижений и издевательств пригласили в подвал. Там, перед расстрелом, их сфотографировали в последний раз, после чего загремели выстрелы.
Он был слаб, а слабого иногда так хочется убить просто за то, что он дает такую возможность
Потом стрелявшие выстрелами и штыками добили мальчика и женщин. Потом зачем-то расстреляли и собаку.
Я могу понять, зачем и почему расстреляли царя. Во-первых, он был реальной угрозой власти революционеров, во-вторых, именно его можно было бы обвинить в несчастьях, постигших Россию в период его правления и в итоге приведших страну к революции. На него можно было бы списать и поражение в японской войне, и неудачи в Первой мировой, и сам факт в ней участия. Короче говоря, было за что и было почему. Можно как-то логически объяснить убийство несчастного мальчика: он был наследником.
Можно поднапрячь свое воображение и объяснить себе необходимость убийства женщин: они могут выйти замуж и сделать своих супругов мстителями и претендентами на престол.
Наверное, я не знаю, как, но, вероятно, можно заставить себя поверить в то, что и доктор, и повар, и камердинер хоть в чем-то, но виновны.
Можно ли как-то рационализировать необходимость расстрела горничной? Как объяснить себе убийство горничной? Ну, горничная все же была человеком и, значит, хоть в чём-нибудь, но все же была виновна.
Вот чего я не могу понять, так это за что все же убили собаку?
Ведь если убили собаку, то это означает, что на самом деле никаких резонов к убийству могли и вовсе не искать, а убить всех этих людей – слуг и господ, женщин, детей и стариков – только потому, что очень хотелось убивать.
Да, я понимаю, что время было жестокое. Я понимаю, что где-то там, за спиной царя, еще маячил призрак Кровавого Воскресенья. Я понимаю, что он был слаб, а слабого иногда так хочется убить просто за то, что он дает такую возможность.
Я понимаю, что будь я современником Николая Второго, я, скорее всего, ненавидел бы его, как Горбачева, за развал страны, за бардак и кровавый хаос. И я понимаю, что его судьба, скорее всего, была предрешена еще в момент отречения, и предрешена отнюдь не большевиками.
- Александр Разуваев: Национальный суицид
- Дом Романовых отказался от «реванша» в виде переименования улиц Москвы
- Зюганов ответил на заявление Путина о предательстве большевиков
- Геннадий Зюганов: Не Ленин со Сталиным
Но я не могу понять расстрела собаки. А когда я не могу понять вот этой вот малости, я не могу уже принять не объясняющего ничего «объяснения».
Наверное, именно поэтому я и не революционер. Потому что революция – это такая штука, которая объясняет и рационализирует кровь не только виновных, но и невинных. Она стирает эту разницу. Революция – это штука, которая делает кровь невинных необходимой подпиткой, фундаментом, на котором строится новое государство. А если кровь невинных женщин и детей – необходимое для государства дело, то это означает, что государство это ввергнуто во зло по самые глаза. Это значит, что этот выстроенный на крови фундамент государственности обязан рано или поздно превратиться в эшафот.
37-й год – он не пришел из ниоткуда. Это страшная расплата за ту самую ночь в 1918-м. А 41-й – это страшная проверка, вся ли скверна вычищена.
Эта годовщина – еще одно напоминание нам, русским, о том, что за все надо платить. И относится это не только к царям, но и к палачам.
И к тем, кто и вовсе был ни при чем. Как мы, например.
Специально для газеты ВЗГЛЯД
