«В поисках рыбы»

@ из личного архива

29 мая 2012, 17:07 Мнение

«В поисках рыбы»

Для рыбной отрасли ключевыми являются три фактора: доступ к водным биологическим ресурсам (что ловить), доступ к финансам и инвестициям (чем ловить) и доступ к рынкам (кому продавать). В начале 90-х годов все эти факторы для российского рыболовства приобрели высшую степень неопределённости.

Герман Зверев

президент Ассоциации добытчиков минтая

Рыболовная отрасль – это самая молодая индустриальная отрасль в секторе продовольствия. Мировое рыболовство повторяет многое из того, что прошло мировое сельское хозяйство. Масштабная индустриализация сельского хозяйства произошла в ключевых странах – производителях продовольствия в 40–50-х годах прошлого века. Индустриализация сектора рыболовства началась на 30–40 лет позже и достигла пика в начале 80-х, сектор аквакультуры ещё моложе, серьезные капиталовложения пошли в середине 80-х годов.

Государство согласилось с тем, что война с собственными рыбаками приводит только к эскалации браконьерства и коррупционному разъеданию правоохранительного аппарата

До 1950-х годов отечественное рыболовство носило исключительно прибрежный характер: 40 процентов вылова приходилось на речную и озерную рыбу. В 1950 году СССР вылавливал менее миллиона тонн водных биоресурсов: половина из них приходилась на сельдь, треску, леща, лососевые и кита. Перелом произошёл в 1956 году, спустя четыре года после открытия японцами широкомасштабного морского дрифтерного промысла тихоокеанских лососей в Охотском море. Перекрыв сетями миграционные пути на камчатские и сахалинские нерестилища, вылавливая 250 тысяч тонн в год, японцы «убили» нерестовые запасы лососей в камчатских и сахалинских реках на двадцать лет вперёд. Запасы восстановились только после введения 200-мильных морских районов и зон. Береговые рыболовецкие колхозы и рыбоперерабатывающие заводы частью прекратили свою деятельность, частью перешли на добычу и переработку других видов рыб.

Чтобы компенсировать последствия дальневосточной лососевой эколого-экономической катастрофы, ЦК КПСС принимает историческое решение о развитии океанического рыболовства. На первом этапе не понадобилось и масштабных инвестиций – кстати пришёлся реквизированный у немцев средне- и крупнотоннажный флот, имеющий на борту собственные морозильные мощности. Рыбное хозяйство СССР стремительно переходит на индустриальные рельсы. Гонка в Мировой океан напоминает космическую гонку.

Для управления отраслью создаётся специализированное министерство, которое с 1946 по 1981 год возглавлял «генеральный конструктор» советского рыбохозяйственного комплекса – легендарный Александр Акимович Ишков. Отраслевой принцип централизованного управления позволил, используя планово-директивные методы, сконцентрировать ресурсы на формировании технического базиса, который обеспечивал возможность интенсивно наращивать объемы вылова и переработки водных биологических ресурсов. К 1986 году вылов рыбы и морепродуктов организациями и предприятиями, входившими в состав Министерства рыбного хозяйства СССР, составил 11 миллионов 276 тысяч тонн. Это был мировой рекорд. Советский Союз стал великой рыбной державой. С 1950 по 1960 год океанический вылов СССР утраивается, с 1960 по 1970 год – увеличивается ещё в 2,4 раза. В массовом ассортименте появляются морской окунь, килька, минтай, скумбрия, мойва, треска, хек, ставрида.

«Рыбы было много, – пишет камчатский исследовать Сергей Вахрин. – Так много, что в течение двадцати лет новые экологические катастрофы (но не экономические, так как на производстве плановых объёмов рыбопродукции это особо не отразилось, многие рыбаки и рыбообработчики их даже не заметили, не ощутили на себе, не пострадали, наоборот – украсили грудь трудовыми орденами и медалями) происходили с промежутками от двух до пяти лет. В конце пятидесятых годов промысловый флот средних рыболовных траулеров-рефрижераторов (морозильщиков) уничтожает знаменитую Явинскую тресковую и камбальную банку в Охотском море. Потом приходит конец гижигинской сельди.

В конце 1960-х годов уничтожены запасы (казались тогда всем неисчерпаемыми) знаменитой олюторской сельди. Это уже в Беринговом море. Затем наступает очередь и для промысловых районов у берегов Алеутских островов и Аляски – уничтожен морской окунь. Позже года три страна вкушала (особенно под пиво) прекрасную пристипому с Гавайских островов, но быстро покончили и с ней. Затем пошли на юг – только названия мелькали, как в мультике, запущенном в ускоренном варианте: хек, лемонема, ледяная рыба, криль. Наше счастье, что океанический флот в поисках рыбы и выполнения решения партии и правительства бросился к чужим берегам, где рыбу в таких количествах никогда (ни прежде, ни сейчас) никто не ловил и где не действовали никакие Правила рыболовства, никакие системы ограничения и регулирования. Рыбы брали столько, сколько ее вмещалось в трюм. Остальное попросту выбрасывали. Так было везде, где ловили рыбу советские рыбаки. По всему Мировому океану».

За период 1970–1990 гг. при росте объема общего вылова в 1,44 раза выпуск пищевой продукции увеличился только в 1,26 раза. Мороженой продукции – в 1,27 раза. Пропорционально темпам вылова росло только производство технической продукции. Ее объем увеличился в 1,46 раза. Происходило относительное снижение выпуска пищевой продукции на единицу выловленного сырца. Если в 1970-м из одной тонны сырца производилось 449 кг пищевой продукции, то в 1990 году – только 393 кг, т.е. на 12,5% меньше.

Отрасль стремительно шла к кризису, несмотря на огромную субсидиарную поддержку государства. Планово-директивная система управления привела к перекапитализации рыбохозяйственного комплекса, что обусловило падение конкурентоспособности рыбных товаров, прежде всего на внутреннем рынке. В начале 90-х годов затраты на содержание отраслевой материально-технической базы в полтора раза превышали стоимость произведенной продукции. Для функционирования в заданном режиме предприятия требовали все больше и больше государственных субсидий.

Приватизация рыбной промышленности привела к тому, что большая часть активов оказалась плохо организованной. В 1992–2003 гг. в рыбохозяйственном комплексе России произошла деконцентрация капитала. Количество самостоятельных субъектов хозяйствования выросло в 3,3 раза (с 1267 в 1992 г. до 4016 в 2003 г.). Наибольший рост (почти в 17 раз) произошел в среде рыбодобывающих предприятий (со 166 в 1992 г. до 2756 в 2003 г.). В 2003 г. в среднем на компанию приходилось по 0,7 судна. В 1992–2003 гг. средняя стоимость активов одного предприятия снизилась с 1,74 млн долларов до 350 тыс. долларов. Вновь созданные компании были в основном малыми (1608 организаций). Их доля в общем количестве составляет 38%, в выпуске – чуть более 20%, в доле занятых – 11%. В 2003 году в среднем на малое рыболовецкое предприятие приходилось по 0,2 судна. Дробление крупных предприятий по технологическим переделам в большинстве случаев привело к снижению эффективности и потере конкурентоспособности. Создание новых компаний не приводило к росту добычи, не расширило промысла ранее недостаточно осваиваемых и новых объектов, не обеспечило развития прибрежного промысла, не ускорило обновление основных фондов.

Наступает мрачное средневековье (1992–2001 годы) – эпоха криминальных войн и рейдерских захватов, откровенного крышевания

Для рыбной отрасли ключевыми являются три фактора: доступ к водным биологическим ресурсам (что ловить), доступ к финансам и инвестициям (чем ловить) и доступ к рынкам (кому продавать).

В начале 90-х годов все эти факторы для российского рыболовства приобрели высшую степень неопределённости. Законодательный упорядоченный механизм долгосрочного наделения квотами был заменён ежегодным их распределением. Помноженный на кадровую чехарду в рыбном ведомстве ежегодный передел в отрасли создал питательную почву для коррупции и полностью истребил стратегическое мышление у рыбаков: опасность потерять ресурс диктовала единственную целесообразную производственную стратегию – ловить как можно больше, браконьерить и прятать прибыль.

Доступ к долгим финансам не интересовал рыбные компании, проедавшие инфраструктурный задел советской эпохи и даровое богатство российских морей. Доступ к рынкам обернулся дикой гонкой за длинным долларом, потому что упавшая платежеспособность населения и рассыпавшиеся логистические механизмы (которые смазывались только бюджетными вливаниями и партийными установками) разрушили единство внутреннего рынка.

Наступает мрачное средневековье (1992–2001 годы) – эпоха криминальных войн и рейдерских захватов, откровенного крышевания, бездумного демпинга на внутреннем рынке, падения качества выпускаемой продукции.

В 2000 году правительство предпринимает «кавалерийскую» атаку на рыбную отрасль. Спору нет, деклараций на самом высоком уровне о наведении порядка в рыболовной отрасли звучало и в прежние годы немало, более того, в 1997 году функции охраны водных биоресурсов были переданы Пограничной службе. Но неизменные «правила игры» порождали многочисленные межведомственные комиссии, оперативные штабы, контрольные проверки в конечном итоге приводили только к увеличению коррупционного налога на отрасль. В 2000 году Герман Греф предлагает радикальное решение – продавать права на добычу водных биоресурсов на аукционах: «Аукционы повысят прозрачность системы распределения биоресурсов, уменьшат уровень браконьерства и нелегальных оборотов, повысят эффективность борьбы с коррупцией в среде чиновников, распределяющих квоты».

Аукционы квот биоресурсов сразу же «замерили» объём теневых финансов в отрасли: цены на валютоемкие виды морепродуктов «взлетели до небес». Первый лот на колючего краба в 14 тонн был продан по цене, в 45 раз превышающей стартовую ставку (позднее зафиксировали случай превышения предложенной цены в 75 раз). Более крупные крабовые лоты (в 55 и 100 тонн) были раскуплены в среднем с трехкратным превышением первоначальных цен. В ожесточенной борьбе с молотка пошли все 187 крабовых лотов.

На первых аукционах в феврале–марте 2001 года особой популярностью пользовались лоты на минтай, за которые иностранные участники платили намного дороже, чем могли себе позволить российские компании, и скупили половину прав на добычу этого вида. Платежи за квоты составили за 2000–2004 годы 47,5 млрд рублей, т.е. примерно 9,5 млрд рублей в год. Для сравнения: ежегодная официальная выручка отрасли от продаж в эти годы составляла 80 млрд рублей, поэтому «отбить» такие затраты можно было только браконьерским ловом.И всё же, несмотря на многие негативные последствия рыбных аукционов, следует признать, что Герман Греф мыслил в правильном направлении: репрессивные механизмы наведения порядка в рыболовной отрасли приводят только к росту коррупционных платежей. В декабре 2004 года был принят закон «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов». В основе закона – логическая увязанная концепция, суть которой – «постепенный выход отрасли из тени». Государство согласилось с тем, что война с собственными рыбаками приводит только к эскалации браконьерства и коррупционному разъеданию правоохранительного аппарата.

Под эпохой бури и натиска подвели черту, рыбаки получили исторический принцип наделения долями квоты на добычу водных биоресурсов. Всем было сказано: ловите столько, сколько вам предоставлено квоты, и по итогам пяти лет будет принято решение о наделении долями на следующие десять лет. Возникли правовые основания для переналадки экономического механизма отечественного рыбохозяйственного комплекса, сформировавшегося на руинах советского наследия и весьма отличающегося от зарубежных аналогов.

Низкий уровень рентабельности и невысокая производительность труда в секторе переработки приводят к тому, что многие предприятия глубокой переработки (особенно береговые и отдалённые от основных районов промысла) пока неспособны приобретать сырьё на выгодных для добытчиков условиях. На тех условиях, которые смогут обеспечить и рентабельную работу предприятий, и инвестиционный задел. Поэтому экономически целесообразная производственно-финансовая стратегия для рыбодобывающего сектора по необходимости приобрела ярко выраженный экспортоориентированный характер.

Специально для газеты ВЗГЛЯД

..............